Иванов собирался уезжать в отпуск и предложил три варианта на выбор: первый – проживание при больнице (но тогда будут дергать при поступлении тяжелых больных); второй – гостиница (но все они похожи на откровенный вертеп); третий – был прозаический. Иванов не стал сообщать о нем лично, а вышел "на минуточку" и вместо него в кабинет вдвинулись четыре миловидных, средних лет дамы.
Сергеев, несколько утомленный дорогой и ночной выпивкой, был заметно заторможен. Но при появлении дам память стеганула его по сердцу. Многозначительно улыбаясь валькирии уселись напротив: чувствовалось, что они максимально мобилизовали свои гардеробы и макияж. К удивлению Сергеева, все выглядело прилично, даже с намеком на изящество.
Перед Сергеевым, несколько потупясь от врожденной скромности, сидели четыре (всего четыре! – подумалось вяло) его бывшие больничные пассии: он не видел их, примерно, лет пятнадцать – двадцать. Положение спас евангелист Матфей: "Кто без греха, – пусть первый бросит в нее камень". Пророческие и оправдательные слова одинаково верно относились, как к Сергееву, так и к четырем дамам.
Годы, безусловно, наложили свои печати, но Сергеев не стал усугублять. Некогда молоденькие и резвые сестрички превратились в добропорядочных, в меру соблазнительных зрелых дам. Понятно, что каждая имела уйму внешних и внутренних достоинств.
Ощущение некоторой виновности пыталось поскрестись в предсердия сергеевской широкой натуры. Но эскулап решительно отогнал неуместное сострадание. Вспомнилось: "Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим" (Псалом 89: 9-10).
Сергеев попытался сложить свою бесстыжую морду в гримасу радости, молодецкого внимания и заинтересованности. Дамы подбадривали его, понимая, что именно они на коне, а он – под конем!
Наконец, Светлана, – подкрашенная блондинка, более простодушная и прямолинейно-деловая, – попробовала сконцентрировать внимание присутствующих на стержне вопроса. Так она многозначительно выразилась. Сергеев, по привычке, пытался мысленно выяснить, где спрятан "перенос", "сексуальный подтекст".
Светлана определила его метания по выражению глаз и даже не попыталась смутиться. Скорее, наоборот, она многозначительно придержала дыхание и эффектно прикусила нижнюю губу. Видимо она продолжала выступать в местной самодеятельности. Клубы ведь еще работают, а в них – драмкружки.
Остальные девочки немного смутились, – чувствовалось, что элементы возможных отношений с Сергеевым и между ними уже обсуждались многократно. Очевидно были различия, но не в основных установках, а в деталях: например, в навыках выражать свои мысли конкретно, просто и четко. Светлана в таких вопросах, безусловно, была непревзойденным мастером, почти что олимпийским чемпионом. Она давала фору всем, в том числе, и Сергееву.
Суть дальнейшей беседы вкратце сводилось к тому, что в течение месяца каждая из представительниц слабого пола берет Сергеева на поруки: "Не будет же профессор сам готовить себе пищу, стирать исподнее (Светлана особо напирала на "исподнее"!), рубашки и носиться по поселку "шибче трамвая в поисках вертихвосток".
Стареющие ундины полагали, что нашли замечательный предлог заманить Сергеева в тихий альков, дабы вспомнить прошлое. Вот уж воистину: "седина в голову, а бес в ребро". Но Сергеева в таком безобидном варианте все же что-то смущало.
Он, не столько сомневался в своих силах, сколько не верил, что женщина – существо легко приручаемое – способна просто и безболезненно, привыкнув к чему-либо, затем повернуть волны эмоций вспять.
Не всякий мужчина откажется от мирского счастья, особенно, если все ложится на привычную почву. А наяды всегда были властны и требовательны, – еще утянут на дно семейных привычек, утопят в гипнозе покоя и тихих соблазнов.
Понятно, что с пожарной поспешностью необходимо гасить еще не разыгравшееся пламя. Формула была найдена быстро: "Наши встречи могут быть только групповыми". У благородных провинциальных дам вытянулись лица, но у Светланы глаза загорелись плотоядным блеском, – в них явно запрыгали веселые бесенята.
Она вдруг вспомнила давно забытый и оставшийся неведомым термин – "групповичок". Буйный взгляд перепасовал Сергееву щекотливый вопрос, – "групповичок"? Сергеев даже не пытался подавить в ней отчаянное любопытство, – никакая суггестия здесь не поможет.
Везувий начинал бурлить не на шутку. Весь вопрос в том, – где и когда начнется извержение лавы и будет ли при этом выброс копоти, пепла, или сразу тяжелых камней? Ясно, что больницу необходимо сохранить в рабочем состоянии, несмотря ни на что, – иначе народ нас не поймет и не простит, – Однозначно!
Забавный театр позволил сделать ряд простых выводов: первый – рубашки все же будет кому стирать и гладить (наиболее неприятная проблема для Сергеева снимается сама собой); второе – на нечастые званые обеды и ужины, если очень отощаешь на больничной или ресторанной пище, можно рассчитывать (всегда хорошо иметь запасной вариант!); третье – дамы вполне в рабочем состоянии. Не надо обременять их утомительной, страстной любовью. Сексуальный exclusif, возможно, будет приятен, если добавить к нему воспоминания о прошлой, а не настоящей молодеческой резвости.
Четвертое заключение было прервано: вошел Иванов с вопросом о том, как продвигаются переговоры. Сергеев рад был своевременному появлению главного врача, – он быстро подвел итог:
– Очень приятная встреча со сторожилами больницы (теперь у Светланы вытянулось лицо от неслыханной наглости, – "Хорошо, что не сказал с ровесницами века"). Мы, надеюсь, еще будем встречаться и дружить домами, если служба позволит. Из всех соблазнительных предложений я выбираю одно, – жить и питаться в больнице. Полагаю, что работы навалится слишком много и незачем тратить время на прогулки по поселку, – будем действовать, не отходя от кассы!
Дамы вежливо попрощались и, поджав губы, удалились. Иванов решил прояснить свою позицию:
– Александр Георгиевич, не обессудьте старика, но они замучили меня своими предложениями устроить вашу жизнь. – Просто заболтали меня. Кто знает, подумал я, вдруг вам захочется запихать шею в хомут.
– Сразу в четыре хомута. – поправил Сергеев. – Но все равно, я благодарен вам за встречу с носителями былой славы. Из этого, все одно, можно будет извлечь пользу, но без помех основной работе.
Иванов предложил без лишних проволочек заняться передачей дел, – он спешил отбыть в отпуск. Его ожидали какие-то семейные, личные заморочки в Санкт-Петербурге, которые нужно было безотлагательно устранять. Через пару часов Сергеев уже чувствовал себя полновластным хозяином больницы. Время подходило к утренней конференции. Оба главных врачей, – постоянный и временный, – двинулись навстречу официальному представлению больничному персоналу.
3.4
Потянулся день за днем: больничная рутина состоит из утренних конференций, обходов, подписи документов на медикаменты, проверки историй болезни. Все остальное требует творческого подхода: диагностический, лечебный процесс, консультации. Но и он изматывает и переводит деятельность врача в режим действия автомата или полуавтомата. В таком режиме спасает только профессионализм, определяемый уровнем индивидуальной квалификации. Но даже на привычном поле встречаются забавные казусы.
На второй или третий день Сергеев просматривал рентгенограммы, сделанные накануне. Он быстро описал снимки одного больного, не выделив заметных находок, – фиброзные изменения в легких, носящие возрастной характер, и только. Через некоторое время дверь в кабинет осторожно отворилась, – в проеме, в кромешной темноте, появилась фигура заведующей терапевтическим отделением. Она еще не адаптировалась к мраку и, войдя со света, лапала воздух руками, стараясь определиться в направлении движения по опасному кабинету.
Сергеев подал голос, помог сориентироваться бодрящейся старушке: он с уважением относился к ее опыту, но за ней числился серьезный грех – алкоголизм. Практически с обеда она, приняв дозу, выпадала полностью из лечебного процесса.
При таких обстоятельствах подчиненный обычно сильно побаиваются руководителя, – не известно, что взбредет ему в голову, вдруг начнет утверждать трудовую дисциплину. Но таких поползновений у Сергеева, естественно не было, – он временный человек и не его задача бороться с пьянством и алкоголизмом. Особенно, если грехи не снижают качества работы терапевтического отделения, – Александра Гавриловна успевала внимательно осмотреть больных до обеда.
Обследование и лечение больных у нее отличалось идеальным качеством. Однако искус подобрать ключики к профессору у старушки, бесспорно, появился: в таких случаях надо подловить коллегу на каком-нибудь дефекте, скажем, в диагностике. Намерения Александры Гавриловны были очевидны: она пробиралась в рентгеновский кабинет чтобы копать волчью яму, даже отложив несколько привычные обеденные развлечения.
