Мы синхронно повернулись к продавцу, который, кажется, уже понял, как ему сегодня не повезло, и прикидывал, куда бы спрятаться. Во всяком случае, глаза его периодически скашивались под прилавок.
— Не молчите, драгоценный мой! — ласково произнесла Мари. — Идите на склад, или что там у вас есть, и поищите вот эту модель девятого размера всех расцветок, какие есть. Кстати, колодка удивительно удобная, — добавила она, поворачиваясь ко мне.
Продавец пискнул и испарился. Через мгновение из внутренней двери выскочил эльф, вытирающий руки салфеткой: видимо, мы отвлекли беднягу-владельца магазина от обеда.
Да, я убедилась в том, что мадам Мари Лаво властвует над Нувель-Орлеаном: по одному движению ее брови были отправлены посыльные в другие обувные магазины за искомыми туфлями, из соседнего бара принесли две чашечки кофе со взбитыми сливками, коктейль «Сазеран» и квадратные пончики по нувель-орлеански, beignets, щедро посыпанных сахарной пудрой.
— Мари, мне нужна твоя помощь, — сказала я негромко, когда нас провели в небольшой отдельный зальчик, усадили в большие круглые кресла и. поклонившись, оставили наслаждаться кофе и прочим. — У меня есть проблема, и пока я не знаю, как ее решать.
Довольно коротко я обрисовала для колдуньи историю поиска и поимки Яначека, рассказала о Брашере и поделилась своей уверенностью в том, что оставшиеся на свободе члены этой семьи в скором времени станут серьезной занозой в филейной части. Причем не только моей, а всего магического сообщества.
— Да, любишь ты приключения, — покачала головой мадам Лаво.
— Брось, это они меня любят!
— Ну, не без этого, конечно… Вот не могу я понять, ну почему этим… недоучкам так хочется мирового господства? — Она фыркнула, как кошка. — Что им, от власти над миром радости прибавится? Знаешь, вот когда я нашла способ, как снять с обратившейся ко мне женщины давнее тяжелейшее проклятие, вот это было счастье! Я победила, понимаешь?
— Понимаю, — пожала я плечами. — Примерно то же ощущение у меня было, когда мы выдернули Брашера из зеркала.
— Кстати, и как он?
— Ты о чем?
— Дорогая, ты знаешь, о чем я! — Мари отпила кофе, и сливки нарисовали белые усы на ее смуглой верхней губе. — Думаю, за столетия, что твой Брашер был заперт, вдали от мира, у него накопилось немало… эээ… энергии, чтобы поделиться ею с интересной женщиной!
Вот же кошка!
— Даже не хочу это обсуждать, — сурово ответила я, покосилась на нее и рассмеялась. — Все отлично, более чем! Но говорить об этом я действительно не буду. Лучше давай зайдем ко мне в номер, и я тебя кое с кем познакомлю.
— Хм, ну… хорошо, пускай будет так. Только отправим покупки и зайдем пообедать. Раз уж мы с тобой в кои-то веки разговариваем без эксцессов, я тебя накормлю лучшей в мире каджунской кухней.
Хозяина ресторанчика «У папаши Джимми» звали, вот неожиданность, Джимми Хатчинсом, и был он необъятен брюхом, огромен ввысь и вширь, и татуирован местами до полной синевы. Судя по тому, что видимые татуировки относились преимущественно к морской тематике, в прошлом папаша Джимми бороздил моря и океаны, а, постарев, бросил якорь в небольшом переулочке, в двух шагах от Большого Рынка.
— Мадам! — взревел Джимми, увидев мою спутницу, и выскочил из-за кассы. — Счастлив видеть вас, мадам! Желаете отдельный кабинет?
— Нет, пожалуй, лучше столик на верхней веранде. Сегодня не так уж жарко, — пояснила мне Мари, — а с верхней веранды будет отлично видно центральную часть Рынка. Через полчаса там должен пройти парад, ну, и джаз, конечно, будет.
— Парад? Военный? — немало удивилась я.
— Нет, конечно! Все увидишь сама. Потерпи.
Никакого меню нам не приносили. Мадам Лаво подперла ладонями подбородок, посмотрела на папашу Джимми, который стоял у нашего с ней столика, и сказала:
— Джимми, это Лавиния, моя подруга из Лютеции.
— Очень приятно, мадам, — прогудел хозяин.
— Джимми, ты же понимаешь, Лютеция — столица мировой кулинарии. Разве мы можем допустить, чтобы дама, приехавшая оттуда, осталась недовольна кухней Нувель-Орлеана? Поэтому, прошу тебя, подумай хорошенько, что Пьеру и Полю сегодня особенно удалось, и принеси нам всего этого по чуть-чуть.
— Как прикажете, мадам, — спокойно ответил Джимми, и я высоко оценила его уверенность в собственных поварах.
Верхняя веранда была затенена полосатым тентом и плетями цветущих бугенвиллей; от недалекой реки тянуло ветерком, и сидеть здесь было приятно.
— Я подумала над твоим вопросом, Лавиния, — повернулась ко мне Мари. — Полагаю, я смогу подобрать несколько техник, которые тебе пригодятся, и, разумеется, научу тебя им. Сама поехать с тобой не смогу, извини — ты понимаешь, в создание этой Школы я вложила, тьма знает, сколько сил, денег и души.
— Понимаю, — я кивнула. — Я и не рассчитывала на твое непосредственное участие. Хотя жаль, было бы интересно.
— Мне тоже жаль… Как глупо мы с тобой потратили две сотни лет на вражду!
Мы обе помолчали, потом мадам Лаво продолжила:
— Но, ты же понимаешь, все не просто так. Про бесплатный сыр ты в курсе…
— Могу поделиться орочьими ментальными практиками, — без промедления ответила я. — Две недели назад я еще была в Степи.
— Годится. Но не только со мной, ты приедешь сюда на один семестр, чтобы прочесть в Школе курс по менталу.
— Первокурсникам? Не смеши наши новые туфли!
— Третьему курсу боевиков и вуду, годится?
Разговор все больше походил на дуэль на шпагах. Укол, еще укол!
— Третий курс, — прикинула я. — То есть, через два года? Пойдет. Ну, если жива буду…
— Куда ты денешься… О, а вот и еда!
Что ж, экспертом в области кулинарии я не являюсь, просто люблю поесть. Но должна признать, креольская кухня меня впечатлила, наверное, навсегда. За запеченными устрицами и салатом из арбуза с копченым сыром последовали мясные шарики boudin из говядины и утки с маринованными огурчиками и ароматной и острой креольской горчицей, которые, в свою очередь, сменились гамбо. За гамбо нам принесли спаржу с хрустящими свиными ушками и жареными креветками. От джамбалайи я вынуждена была отказаться, а на карамельный пирог с орехами пекан только посмотрела с грустью.
Тем временем, где-то между boudin и гамбо, пестрое многолюдье, заполнявшее Рынок, начало двигаться осмысленно и целенаправленно. Откуда-то среди этой толпы появились трое чрезвычайно пестро одетых персонажей на ходулях, увитых развевающимися лентами, и ловко раздвинули людскую массу, освобождая широкий проход. Вдалеке уже гремела музыка, взрывались литавры и пел хрипло саксофон. Толпа еще раздалась, и в проход въехала первая платформа, запряженная светло-гнедыми могучими лошадьми. На платформе среди цветов и корзин с фруктами стояли и приплясывали фигуры в масках, перьях, лентах, фантастически расшитых костюмах трех цветов — фиолетового, зеленого и золотого, и бросали вокруг длинные нити бус, блестящие монетки и еще какие-то мелкие предметы. За первой платформой пошла вторая, потом еще и еще, длинные фиолетовые плащи сменялись зелеными шортами, музыка гремела, пахло цветами, вином и жареным мясом. Платформа с оркестром остановилась прямо под нашим балконом. Саксофоны нестерпимо сверкали в солнечных лучах, выводя звенящие и ликующие ноты, сменяемые почти человеческим бормотанием. Пианист — да-да, на платформу был взгроможден настоящий рояль, белый, конечно — так вот, пианист сыграл арпеджио по всей клавиатуре снизу вверх, а потом сверху вниз. Бухнул большой барабан. Тут дирижер, громадный, словно орк, чернокожий в расшитом блестками зеленом фраке просигналил палочкой, оркестр разом смолк и дружно встал. Дирижер повернулся к нам, широко раскинул руки и низко поклонился мадам Лаво. Она вытащила белую розу из букета, стоявшего на столе, и бросила ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
