И перевёл взгляд на Вопнера.
– А раз сеть чудит, это означает лишь одно: ему придётся отправиться с нами и откалибровать их вручную, с карманного компьютера. Потом ему останется лишь слить информацию в реестр главного компьютера. Это, конечно, не слишком приятное занятие, но ничего другого не остаётся.
– Не слишком приятное?! – воскликнул Керри. – Заноза в заднице – выражение куда правильней!
– Большая часть команды отдала бы половину своей доли, лишь бы поучаствовать в первом проникновении, – заметил Сен-Джон.
– Да проникал я во всё это!… – отворачиваясь, пробормотал Вопнер.
Бонтьер хихикнула.
Найдельман обратился к историку:
– Расскажите доктору Хатч, какую фразу вы только что расшифровали.
Сен-Джон важно прокашлялся.
– Это не совсем фраза, если честно, – сказал он. – Скорее, фрагмент предложения: Вы, кто жаждет заполучить ключ от Колодца… здесь какое-то слово… отыщете…
Хатч с изумлением посмотрел на капитана.
– Значит, секретный ключ от Колодца действительно существует!
Найдельман улыбнулся и нетерпеливо потёр руку об руку.
– Скоро уже восемь, – сказал он. – Собирайте всё, что нужно, и отправляемся.
Хатч вернулся в офис за медицинским чемоданчиком и встретился с остальными членами группы на подъёме к Ортанку.
– Merde, как холодно! – сказала Бонтьер, после чего подула на руки и обняла себя. – Как вы называете такое летнее утро?
– Летнее утро в штате Мэн, – ответил Хатч. – Наслаждайся. Свежий воздух тебя взбодрит.
– Вот уж в чём нисколечко не нуждаюсь, monsieur le docteur, – заметила она.
И вприпрыжку побежала вперёд, пытаясь согреться. Следуя за ней, Хатч вдруг понял, что и сам немного дрожит, причём непонятно – то ли от холода, то ли от предвкушения спуска в Колодец. По земле пробежала тень от неровных облаков, и вслед за ними по небу потянулись ряды грозовых туч.
Добравшись до вершины острова, Хатч увидел громадину Ортанка. Из его брюха спускались разноцветные пучки кабелей, чтобы исчезнуть в распахнутой пасти Водяного Колодца. Но теперь это больше не Водяной Колодец: теперь он осушен, открыт для посетителей, и все его секреты только и ждали, чтобы их раскрыли.
Хатч снова содрогнулся и направился дальше. С этой точки ему открылся серый полумесяц дамбы, очерчивающий по морю дугу вокруг южной части острова. Очень причудливый вид. У дальнего края дамбы начинался тёмно-синий простор океана, исчезающий в извечной туманной дымке, а с ближнего каменное дно было чуть ли не непристойно обнажено и усыпано лужами стоячей воды. То здесь, то там виднелись метки, расставленные на каменистых пластах: входы в затопленные туннели, обозначенные для дальнейшего изучения и анализа. На пологом берегу по соседству с плотиной покоились груды заржавленного хлама, затопленного дерева и прочих обломков, которые подняли из глубин Колодца, очистив путь для экскурсии.
Стритер и его команда стояли на площадке рядом с Колодцем, вытягивая одни кабели и сбрасывая вниз другие. Приблизившись, Хатч рассмотрел нечто, похожее на конец громадной лестницы, свешивающейся через край Колодца. Обе её стороны представляли собой толстые блестящие металлические трубки, меж которыми располагались две пары покрытых резиной ступенек. Хатч знал, что большую часть ночи команда занималась тем, что скрепляла секции и опускала их вниз, лавируя между невидимыми препятствиями и беспорядочными остатками хлама, застрявшего между тех брусьев, что пересекаются внутри шахты.
– Я бы назвал это лестницей на стероидах, – присвистнув, заметил он.
– Это больше, чем просто лестница, – откликнулся Найдельман. – Это набор лестниц. Её стороны отлиты из титанового сплава, они послужат опорой для укрепления Колодца. Со временем мы заключим её в сетку из титановых же распорок, они подопрут стены и брусья – Колодец будет стабилен, а мы займёмся раскопками. И ещё, на этой лестнице мы сделаем открытый лифт.
Он указал на стойки лестницы.
– Сквозь обе трубы идут оптико-волоконные, коаксиальные, электрические кабели, а в каждой перекладине – лампа. Рано или поздно всё будет управляться с компьютера, от сервоприводов до камер наблюдения. Но наш друг Вопнер так пока и не сумел добиться, чтобы всё работало. Потому-то мы и пригласили его составить нам компанию.
Найдельман топнул по верхней перекладине.
– Построено по чертежам «Талассы», стоит чуть ли не двести тысяч долларов.
В этот миг к ним присоединился Вопнер, который услышал последние слова.
– Эй, капитан, – с ухмылкой сказал он. – А я знаю, где можно найти прелестные сиденья для унитаза, всего по шестьсот баксов за штуку.
Найдельман улыбнулся.
– Рад видеть, что ваше настроение улучшается, господин Вопнер. Что же, приступим.
И повернулся к остальным.
– Самая важная задача на сегодня – приделать вот такие пьезоэлектрические датчики к брусьям и подпоркам Колодца, – сказал он и, вытащив из пакета один датчик, пустил его по рукам.
Датчик оказался небольшой полоской металла с компьютерным чипом по центру, заключённой в жёсткий прозрачный пластик. С каждого конца под прямым углом торчало по кнопке с остриём в полдюйма.
– Просто прилепите или вгоните датчик в дерево. Господин Вопнер потом его прокалибрует и зарегистрирует в базе данных на КПК.
Пока Найдельман говорил, один из техников подошёл к доктору и помог нацепить ремни безопасности, после чего подал каску и показал, как пользоваться интеркомом и галогеновым фонарём. Затем Хатч получил мешок с кучей датчиков.
Поправляя на себе медицинский чемоданчик, Хатч увидел, что Найдельман жестом подзывает его к поручням. Он шагнул вперёд, и капитан заговорил в микрофон, закреплённый на каске:
– Магнусен, свет.
Хатч увидел, как вдоль всего спуска зажглась полоса огней, ярко освещая жёлтым всю глубину Водяного Колодца. Тройной ряд светящихся перекладин спускался под землю наподобие дороги в ад.
Впервые Хатч увидел, что представляет собой Колодец. Неровный квадрат, быть может, десяти футов в поперечнике, со всех четырёх сторон укреплённый мощными брёвнами, вставленными в пазы в брусьях каждого угла. С промежутком в десять футов шахту подпирали по четыре бревна поменьше, пересекаясь в центре. Они не давали Колодцу обрушиться внутрь. Малина потрясло, насколько техничным выглядело творение Макаллана; казалось, архитектор спроектировал его на тысячелетие, а не на те жалкие несколько лет, которые потребовались бы Окхэму, чтобы вернуться и забрать сокровище.