что она не та, за кого себя выдаёт…
Но, когда руки девушки обняли Сабурова, мне показалось, что мой мир разбился вдребезги. А идиотский план дал трещину, которая расползлась по всей моей жизни. И я ощущал, как она рушится и опадает осколками. Как всё становится неважным. Кроме желания умыться в чужой крови. В его крови.
Сабуров разжимает руки и провожает девушку в автомобиль. Что-то говорит ей, и я понимаю, что и сам бы не смог отпустить её. Отдать любовнику. Заковал бы в цепи, посадил в клетку. Но никому не отдал. Даже после другого мужика. Приходил бы к ней в собственноручно возведённую темницу с бутылкой алкоголя и раз за разом пытал её о том, было ли ей хорошо скакать на чужом хуе. Сладко ли было. Кончала ли она. Понравилось ли ей. Чтобы переживать эту агонию. Вместе с ней. Утягивать её к себе на дно и мучить. Истязать. В эгоистичной потребности ослабить свою боль и отдать её ей.
Встряхнул головой, когда Сабуров обернулся ко мне лицом и пошёл в мою сторону, как разъярённый вепрь. Его свирепый вид меня немного взбодрил. Я отлично знал, кто мой соперник. Понимал, почему он до сих пор не выпустил пулю мне в лоб или не попросил об этом кого-то из своих.
Ему, как и мне, нужен был бой.
– Блядь, ну ты и выродок, Ямадаев, – прилетело в мою рожу вместе с кулаком.
Я почти увернулся, но его крепкие костяшки прошлись по моей физиономии, отбрасывая меня ударной волной назад.
– Скучал по ней? – спрашиваю, отплёвываясь кровью.
Хотел кинуть ему в лицо, что трахал его жену во все места. Что никогда она не будет уже достаточно чистой для него. Хотел поделиться собственной ревностью и злостью, из-за которых глаза застилала кровавая пелена. Отлично понимая, что он не станет сдерживаться и закатает меня в асфальт в самом прямом смысле этого слова.
Сабуров повалил меня на этот самый асфальт, и в какой-то миг мне хотелось на нём и остаться.
– Ты хоть пальцем тронул её? – вместо ответа зазвенел вопрос, когда Ратмир занёс кулак над моей головой.
И я подумал о том, что будет с ней. Потом. Когда он вернётся за ней, куда бы он её сейчас ни отправил. Когда разборка закончится, и не важно, с каким исходом. Я подумал о том, что он может сделать с Китекет, когда все его предположения подтвердятся в моих словах.
– Нет, – вру, ударяя его ногой и перехватывая атаку. – Не успел. Оставил на сладкое.
Позже. Я приду за ней позже. Пока она нужна мне живой. Я же не слепой. Видел, как она реагировала на меня. Может, есть шанс…
– Она ребёнок! Ты должен был вернуть её, когда понял, кто она! Когда она сказала, кто она! – рычит сквозь зубы, подняв меня за грудки, и тут я теряюсь.
Ничего не понимаю. О чём он. Ребёнок? Что за бред…
Сабуров видит мою растерянность. Но неверно её трактует.
– Аня не сказала? Ей только на днях стукнуло восемнадцать! Ты видел, что она маленькая. Как ты мог, Якуб?
Он швыряет снова меня на асфальт, ощутив, как все мои мышцы ослабли. Как я буквально опустил руки и не мог продолжать эту бойню.
Глава 61
Мой разум противился этой информации. Боролся с ней. Не хотел её усваивать.
Потому что пришлось бы слишком о многом пожалеть.
Я лишь на миг прикрыл веки, и за короткое мгновение перед глазами пронеслись эти несколько дней с Китекет, и всё встало на свои места.
Но почему она не сказала, кем приходится Сабурову? Почему не призналась сразу? Или хотя бы потом…
Неужели она так отчаянно пыталась защитить сестру? От этого предположения хотелось рвать волосы на голове.
Я думал о девчонке, вчерашнем ребёнке, оказавшейся в лапах мерзавца. В моих. Сидела в фургоне испуганная и почему-то смешная с этим долбаным пакетиком кошачьего корма. Я ещё тогда должен был понять, что здесь что-то неладное.
Внешне – вылитая сестра. Фигура, лицо – удивительное сходство. Увидел и уверовал в то, что ведьма продала душу дьяволу, раз за эти годы, с момента нашей первой встречи, ничего в ней не изменилось.
Этого сходства мне оказалось достаточно, чтобы обрушить на девушку свой гнев. Только планы мои слишком стремительно менялись. Ведь я понимал, что Сабуров будет её искать. А значит, времени критически мало. Поиметь во все щели и выкинуть туда, откуда украл.
Но всё пошло не так с самого начала. Скатилось в тартарары, когда наши взгляды перекрестились. Мне захотелось её трахнуть с того момента, как увидел её в фургоне. Когда учуял её запах. Свежий запах дождя в летний вечер. Дурманящий. Едва уловимый. Хотелось притянуть её к себе и провести носом по коже, уткнуться в изгиб шеи. Чтобы вдохнуть его ещё раз. Он сводил меня с ума. И я боялся. Боялся сам себя, за что хотел наказать её ещё сильнее.
Но не смог изнасиловать. Применить силу. Поломать её. Эти мысли лишь вызывали холод в позвонках и отторжение. Я жаждал поймать запах её желания. Хотел отдачи. Ночами пялился в потолок, представляя, как она кончает подо мной. Как забывает со мной имена других мужиков. Тех, что были до меня. Только это принесло бы мне облегчение. И извращённое, почти запретное удовольствие. Горькое и одновременно сладкое на вкус.
И я ждал, когда она пустит в ход свои чары. Ведь наслышан о том, как Сабуров любит свою жену. Обожает. Жить без неё не может. Все это знают. И сильно сомневался, что его любовь вызвана её умением готовить мясной пирог.
Но она не пыталась меня соблазнить. Вела себя совсем не так, как я того ожидал. И был уверен, что это лишь её коварный план. Хитрые уловки умной прожжённой стервы.
Стервы, которую мне постоянно хотелось видеть. Разговаривать. Слышать голос. Которой хотелось дышать…
Сам себя презирал, когда подбирался к ней ближе и наблюдал, как она упрямо выполняет порученные ей работы, вместо того чтобы сделать то, к чему привыкла, – раздвинуть ноги. Но нет. Она предпочла убирать навоз. А мне хотелось стереть, вытравить из её кожи этот треклятый запах. Но ничего не помогало. Вновь понуждал её, заставлял оказаться в моём обществе. Чтобы дотронуться. Увидеть реакцию. Огонь ненависти в глазах, так согревающий мою душу. Он меня пленил. Удивлял.
Будто специально бесила меня, выводила из себя, предпочитая что угодно, но только
