владыку.
Ибрагим немедленно поспешил в покои султана, я же в общей суматохе сопровождал его, и никто не остановил меня. Позабыв о собственном достоинстве, мы бегом неслись в опочивальню султана, которая, к счастью, находилась в этом же дворце.
Сулейман стоял посреди комнаты, устремив остекленевший взор в пространство. Султана била дрожь, а по лицу его струился холодный пот. Увидев великого визиря, Сулейман вдруг, словно очнувшись, пришел в себя. Отерев пот с лица, он на все вопросы отвечал кратко:
— Я видел ужасный сон!
Кошмар, преследовавший его, был, видимо, действительно ужасен, ибо султан не пожелал больше говорить об этом. Великий визирь предложил своему господину отдохнуть вдвоем в бане: попариться и размять тело, ибо оба они из-за множества хлопот и военных тягот слишком увлекались вином и тогда часто мучили их кошмары и жуткие видения. Однако на этот раз султан пережил такое потрясение, что с трудом приходил теперь в себя и все смотрел перед собой из-под насупленных бровей, не желая взглянуть в глаза великому визирю. Но вскоре султан все же успокоился, и Ибрагиму удалось увести его в баню, где они пробыли до позднего вечера.
Казнь Искандера-казначея, которая едва не стала в Багдаде причиной серьезных беспорядков, произвела в войсках должное впечатление, показав, кто здесь главнокомандующий и чьи приказы следует выполнять. Многие тогда пострадали, лишившись высоких чинов, зачастую — вместе с головами, многие же неожиданно были возвышены — им-то и было за что благодарить великого визиря. К тому же победоносная война в Персии сулила появление новых и очень прибыльных должностей в завоеванных провинциях.
Итак, на первый взгляд, порядок и дисциплина вновь воцарились в армии, а султана и великого визиря даже радостно и громко приветствовали, когда оба они ехали бок о бок в мечеть совершать намаз. Однако, несмотря на то, что янычары прекратили открыто роптать, а настроения в Багдаде явно улучшились, сераскера не покидала тревога при мысли о приближающейся весне и новом военном походе.
Великий визирь повелел летописцу вести подробную хронику военных действий, дабы таким образом обеспечить себе свидетельство очевидца, сам же принялся изучать былые походы на Персию, все чаще обращаясь к истории Айюба, героя ислама, который еще при жизни Пророка пал под неприступными стенами Константинополя. А сто лет назад святые останки Айюба таинственным образом были обнаружены в заброшенной могиле, что подняло боевой дух и придало сил янычарам Мехмеда Завоевателя[50] для последнего победного штурма Константинополя.
Странный огонь вспыхнул в глазах великого визиря, когда он заговорил:
— Пора бы и здесь совершиться такому же чуду. Тогда наши войска сразу воспряли бы духом, набрались сил и отваги для будущих сражений. Однако время чудес давно миновало, к тому же я как глава дервишей не очень-то в них и верю.
Мне бы не хотелось усомниться в том, что произошло позднее. И упаси нас Аллах не верить в возможность чудес, хоть и живем мы в просвещенное время. Случилось же вот что: в некоей семье потомков одного из стражей святой могилы Абу Ханифа из поколения в поколение отец передавал сыну великую тайну. Предание гласило, что благочестивый страж, хоть для вида и перешел в еретическую веру шиитов, но в глубине души так и не стал отступником; он спас останки святого, вовремя схоронив их в другом месте, в могилу же Абу Ханифа положил кости одного из шиитских еретиков. Потом шииты осквернили эту могилу и сожгли лжереликвии, святые же мощи великого учителя покоятся где-то в окрестностях Багдада. Кто-то из потомков стража святой могилы за весьма умеренную плату поведал эту удивительную историю одному из султанских чаушей, взяв с него клятву хранить тайну. Разумеется, чауш немедленно рассказал все великому визирю, который, в свою очередь, повелел благочестивому мудрецу по имени Ташкун попытаться разыскать останки святого.
После долгих расспросов и поисков Ташкун приказал поднять пол в одном из разрушенных домов в ближайших окрестностях Багдада. Под полом открылся его взору древний склеп, в глубине которого обнаружили стенку, сложенную в большой спешке, о чем свидетельствовали неровности каменной кладки. Сквозь щели из глубин подземелья струился дивный аромат мускуса.
Едва узнав о находке, великий визирь срочно отправился в разрушенный дом и даже самолично вытащил несколько камней из стенки, чтобы расширить отверстие и пройти внутрь возникшего перед ним склепа. Таким вот образом и была найдена могила великого имама, на святость которого прямо указывал запах дивных благовоний. Ибо, как ни странно, останки святых ислама источают такой же аромат, как и мощи самых великих христианских святых. И, возможно, именно это обстоятельство и является неоспоримым доказательством того, что Бог во всемогуществе своем не слишком заботится о том, как люди славят Его и каким именем называют.
За султаном послали гонца, и владыка немедленно прибыл к могиле. А вскоре и вся армия воочию убедилась в том, что великий визирь Ибрагим и султан Османов Сулейман общими усилиями обнаружили по милости Аллаха останки святого Абу Ханифа, которые все считали давно уничтоженными и которые чудом уцелели.
Султан почти сутки провел у могилы, постясь и читая молитвы, и благочестивый его пыл, почти экстаз, передался войскам, ибо даже самые неразумные поняли теперь, что сам Абу Ханиф желает покончить с шиитами и, уничтожив еретиков, вознести Сунну на подобающее, главенствующее место во всех исламских странах.
Я, разумеется, тоже посетил могилу святого и собственными глазами видел пожелтевший голый череп и какой-то удивительно жалкий, высохший маленький скелет, завернутый в почти истлевший саван. Тогда же я убедился и в том, что мощи эти и в самом деле источали тот же дивный неземной аромат, который давным-давно, еще мальчишкой, впервые вдохнул я, когда в награду за прилежание в учебе участвовал в извлечении останков святого Гемминга из могилы в подземелье кафедрального собора в Або[51] и перенесении их в реликварий. Потому-то я ни на миг не усомнился в том, что люди Ибрагима действительно нашли кости Абу Ханифа.
Однако неожиданность этой находки поразила меня и даже немного расстроила. При первом же удобном случае я воззвал к совести великого визиря, откровенно спросив его:
— Благородный визирь! Как же это случилось, что останки Абу Ханифа обнаружились именно сейчас, в самый нужный момент? Умоляю, скажи мне, нет ли здесь обмана или какого-нибудь дьявольского трюка?
Ибрагим бросил на меня просветленный взгляд. Лицо великого визиря, казалось, лучилось умиротворением, вызванным молитвами и постом. И ответил мне Ибрагим громко и уверенно:
— Зачем мне обманывать тебя, Микаэль эль-Хаким? Верить
