— Господин оберштурмфюрер… — донесся взволнованный, срывающийся голос фрейлейн Люции. — Господин оберштурмфюрер…
Кто-то оборвал ее на полуслове. В трубку загудел другой голос, тоже взволнованный:
— Господин оберштурмфюрер, докладывает роттенфюрер СС Гессельбах…
— Наконец-то!.. Где вы там пропадали?
Гессельбах не ответил.
— При выполнении особо режимной операции, — продолжал он, — произошел групповой побег заключенных. Два сотрудника гестапо, Шаль и Фольпрехт, убиты. Какие прикажете принять меры?
— Так я и знал! — вырвалось у Гнивке. Лицо его покрылось испариной. — Оставайтесь на месте. Сейчас приду сам.
Гнивке подхватил на ходу шинель, сбежал по лестнице по скрипучему снегу прошел в гестапо. Гессельбах ждал его и приемной рядом с кабинетом. Он вскочил, поднес к козырьку руку. Пальцы роттенфюрера заметно дрожали.
Вилли Гнивке принял начальствующий тон. Подчиненные не должны видеть его волнения. От сентиментального настроения не осталось и следа. В кресле за письменным столом сидел герр Гнивке — начальник житомирского отделения гестапо, подтянутый и холодный.
— Фрейлейн Киршмайер, запишите показания роттенфюрера. — Гнивке решил действовать строго официально.
Секретарша вернулась с блокнотом и пучком отточенных карандашей.
— Докладывайте, Гессельбах!
Роттенфюрер СС, рыжий детина с прилипшими к черепу потными волосами, сначала сбивчиво, потом более внятно начал рассказывать, что произошло сегодня в лагере. Начальник отделения гестапо молча слушал доклад подчиненного, вопросов не задавал, чтобы не влиять на показания. Иногда он что-то записывал для памяти, а в голове проносились совершенно отвлеченные мысли. Штрипке теперь станет злорадствовать… Не упустит случая болтнуть где не надо… Теперь, пожалуй, не дадут отпуска… Вот что значит предчувствие… Что сказал Гессельбах? Фольпрехт отказался от дополнительной охраны. Ага, это нужно отметить, сам виноват. Он, Гнивке, тоже советовал быть осторожнее… Проклятая страна, здесь даже безногие воюют…
Гессельбах закончил доклад. Гнивке приказал ему подождать в приемной. Секретарше сказал:
— Фрейлейн Киршмайер, подготовьте протокол показаний. Отметьте, что Гессельбах настойчиво предупреждал Фольпрехта быть осторожнее.
Люция ушла стучать на машинке. Оберштурмфюрер позвонил в лагерь. Как не сообразил он сделать этого раньше. Потом вспомнил — была нарушена связь. Комендант лагеря сообщил, что первое отделение вернулось с поиска. Преследование бежавших не дало результатов. Пошел снег, и собаки сбились со следа. С рассветом поиски будут продолжены.
— Усильте охрану лагеря и подготовьте список бежавших, — распорядился оберштурмфюрер.
Потом позвонил в службу безопасности. Там уже были в курсе дела. Оцепление выставили в радиусе двадцати километров от лагеря. За ночь бежавшие пленные дальше не уйдут. Рано утром начнется облава.
Разговор с комендантом лагеря немного успокоил. Но происшествие остается происшествием. Как-то отнесется к этому начальство. Могут и не спустить.
Фрейлейн Люция печатала протокол допроса. Она умела лаконично излагать содержание дела. Печатала и огорчалась, что в сочельник приходится торчать на службе. Громоздкая, худая и неуклюжая секретарша гестапо была сентиментальна до крайности. Она могла проливать слезы над бездомной собачкой, писала трогательные лирические стихи, любила в одиночестве погрустить при луне. Свои обязанности по службе фрейлейн Люция выполняла исправно, но к протоколам, секретным и страшным приказам гестапо она относилась так же безразлично, как аккуратный и добросовестный кассир относится к сотням, тысячам банкнот, проходящим через его руки, — бесстрастно и равнодушно, лишь бы все было в порядке. Работа в гестапо для нее ничем не отличалась от работы, предположим, в германском посольстве в Лондоне, откуда ей пришлось уехать в начале войны. Разве для кассира имеет значение происхождение денег, стекающихся к нему отовсюду…
Фрейлейн Люция механически стучала на машинке, не глядя на клавиши, и пальцы сами находили нужные буквы. Так же механически она написала стандартное начало. Строка за строкой под клавишами машинки рождался протокол, рассказывающий со скрупулезной точностью о недавних событиях, которые предшествовали гибели двух сотрудников житомирского отделения гестапо.
«По вызову господина оберштурмфюрера СС Гнивке, — писала Люция, — явился роттенфюрер СС Гессельбах Фридрих, родившийся 24.I.1909 г., уроженец Фейдингена (Вестфалия). Будучи поставлен в известность о том, что ложные показания с его стороны повлекут за собой наказание и исключение из рядов СС, он дал следующие показания:
На основании полученного вчера приказа, особо режимной операции подлежали 46 русских военнопленных, заключенных в лагере № 358 близ Бердичева. В своем большинстве это были инвалиды с ампутированными конечностями, неспособные к работе.
Руководство особо режимной операцией было поручено шарфюреру СС Фольпрехту. Кроме того, в экзекуции принимали участие я, Гессельбах, затем Пааль и шофер Венцель. Перед отъездом в лагерь господин оберштурмфюрер СС Гнивке предложил усилить команду, но Фольпрехт сказал, что они управятся вчетвером, включая шофера, тем более что дело касается инвалидов, неспособных к побегу. Шарфюрер Фольпрехт сказал также, что еще в Киеве он принимал участие в массовых экзекуциях многих тысяч евреев и уже здесь ему поручались расстрелы многих сотен людей. Это он сказал к тому, что у него есть достаточный опыт в проведении особо режимных операций.
Сегодня утром мы поехали на кожзавод, взяли там грузовую машину, на которой доставляли продукты для столовой лагерной охраны. Захватив с собой восемь заключенных, мы выехали на место экзекуции, чтобы выкопать там могилу. Потом поехали в лагерь за пленными.
Первая группа в 18 человек состояла, по распоряжению Фольпрехта, исключительно из безногих. Я возражал против этого, но Фольпрехт заявил, чтобы я не вмешивался в его распоряжения. Расстрел первой группы прошел без инцидентов.
В то время как Пааль оставался на месте казни, я и Фольпрехт поехали за другой партией, погрузили еще 28 военнопленных и вернулись обратно. Вторая группа должна была состоять из людей с ампутированными руками. Но среди них, как я помню, было трое безногих, а большинство просто раненых без всяких ампутаций. Я опять обратил внимание Фольпрехта на то, что нужно быть осторожнее, но тот ответил, что заключенные все калеки.
Экзекуцию первой группы проводил сам Фольпрехт, а вторую поручил мне. Пааль и Фольпрехт охраняли машину, а я с шофером повели группу к яме. Могилу вырыли за пригорком, чтобы заключенные не могли видеть ее с машины. Вели мы трех безногих и одного лишенного руки. Когда подошли к могиле, один из них бросился мне под ноги и зубами впился в ногу выше колена. Другой ударил костылем по голове. Я не удержался, упал, но успел выстрелить. Безногий схватился за автомат шофера. Все же нам удалось справиться со всеми четырьмя заключенными.
В это время я услышал выстрелы и крики около машины. Мы выбежали на пригорок и увидели, что заключенные разбегаются в разные стороны, а наши товарищи лежат на земле. Я стал стрелять по убегавшим. Двое военнопленных начали стрелять в нас из автомата и самозарядной винтовки, которые они захватили у Фольпрехта и Пааля. Эти двое прикрывали побег остальных заключенных.
Я вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто пуля попала в меня. Я упал, по потом понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком.
Заключенные имели возможность очень быстро скрыться, так как поблизости находились старые окопы и ходы сообщения.
Когда мы подошли к грузовику, рядом лежали двое убитых пленных. Таким образом, из 28 человек бежало 22 военнопленных. Самозарядную винтовку и автомат они унесли с собой. Автомашину они успели испортить, и поэтому, выйдя на дорогу, мы остановили попутный грузовик. Шофер отправился в лагерь, а я немедленно явился в гестапо, чтобы доложить о происшествии.
Большего показать ничего не могу.
Гессельбах — роттенфюрер СС.
г. Житомир, 24 декабря 1942 г.»
Фрейлейн Люция закончила протокол, принесла его Гнивке. Оберштурмфюрер вызвал Гессельбаха, дал ему подписать и принялся снова звонить в лагерь. Второе отделение лагерной охраны вернулось тоже ни с чем. Спросил о списке бежавших. Оказывается, возникло затруднение — неизвестно, кто бежал, кто расстрелян. У коменданта был только общий список подлежащих экзекуции. Как же объявлять розыск?
Гнивке на секунду задумался.
— Объявите розыск по всему списку, живых и мертвых. Какая разница. — Гнивке повесил трубку. — Фрейлейн Киршмайер, — позвал он секретаршу, — запишите донесение. Давайте начнем: «Сегодня, при исполнении служебных обязанностей, погибли два сотрудника вверенного мне учреждения…» Записали?
