Когда пришло письмо из дома, Пэйс уже подал просьбу об отставке.
Он раньше читал некоторые письма из дома, что находили его. Пэйс получил телеграмму, извещавшую о смерти отца, но был недостаточно лицемерен, чтобы с показной печалью поспешить на похороны. Отец презирал его всю жизнь, и у Пэйса не было никаких оснований считать, что тот изменил свое отношение к нему, умирая. Несколько дней он не решался распечатать письмо от Джози. Пэйс больше не питал никаких любовных чувств к той, на которой хотел жениться, но она все еще могла внести сумятицу в его мысли. Когда он, наконец, прочитал письмо, то оно произвело на него совсем противоположное впечатление и Пэйс швырнул его в огонь.
Письмо Доры, наоборот, его испугало. Пэйс знал Дору достаточно хорошо и понимал, что та не станет писать ему, если действительно не возникнет очень важной причины или если он не напишет ей первым, а он не написал. Ему не хотелось выслушивать ее упреки, что он бросил на волю случая дом, где живут только беззащитные женщины. Он слышал, что Чарли попал в плен, но это для него ничего не значило. Да и вообще ничто ничего не значило. Чарли вернется. У Доры есть ее собственная ферма. Он сам им не нужен. И ему тоже ничего о них не хотелось знать. Ему не хотелось думать, что, возможно, она еще что-то высказала в своем письме. Пэйс не тот человек, каким она его считала.
И поэтому Пэйс сжег письмо Доры, не прочитав. Он сделал над собой дьявольское усилие, чтобы примириться с фактом своей бездомности. Отец умер, усадьба принадлежит Чарли. Незачем спасать чужую собственность. На развалинах прежней жизни он сам должен создать новую. Политическое положение в Кентукки ясно говорило, что никто там не встретит с распростертыми объятиями бывшего солдата федеральной армии. Все его надежды на карьеру политика улетучились. Может быть, ему и не слишком хотелось служить в армии, но здесь у него были хоть какие-то возможности, которых дома не предвиделось.
Однако смерть юного солдата и неспособность быстро действовать в опасной ситуации поставили точку в военной карьере Пэйса, даже если бы он и не утратил желание ее продолжать. Но смерть и разрушение выжгли ему душу. Он устал до изнеможения, от него осталась только пустая, сгнившая оболочка к тому времени, когда пришло последнее письмо. Его не слишком волновало то, что он может из него узнать.
Его нисколько не тронуло известие о смерти Чарли. Пэйс спокойно сложил письмо и сунул во внутренний карман мундира, куда только что затолкал документы об увольнении. Пожав руку офицера, вручившего ему их, Пэйс вышел из гостиницы в Нашвилле, где было расквартировано офицерство, и направился прямиком в ближайший салун.
Он сел в уголок и тихо накачивал себя до бесчувствия всю ночь, на следующее утро проснулся рядом с неопрятной брюнеткой, которая нашептывала сладкую чепуху ему на ухо и старалась заработать себе на пропитание. Пэйс откинулся на подушки, глядя на огромную грудь с темными сосками, не ощущая ни малейшего желания. У него не было женщины после Доры, и должен же он ощутить хоть какое-то физическое влечение. Но Пэйс не чувствовал ничего.
Наконец женщина удалилась, бормоча что-то под нос, и словарь ее заметно погрубел, когда она обнаружила, что у Пэйса почти пусто в карманах. Последнее жалованье он послал семье молодого солдата, в смерти которого был повинен.
Закрыв глаза, превозмогая мучительную головную боль, Пэйс позволил себе вспомнить Чарли. Чарли существовал с тех пор, как он помнил самого себя. Красивый, воспитанный, общительный Чарли был любимцем отца, смыслом его жизни. Сыном, не способным ни на что дурное, сыном безупречным. Совершенно прекрасным сыном, у которого совершенно прекрасная жена. А теперь Джози вдова. И ферма принадлежит ей.
Подобные мысли не облегчили ужасающую головную боль. Напялив на себя одежду, Пэйс, шатаясь, спустился по лестнице в бар. Он еще сможет наскрести несколько монет на бутылку виски.
В конце концов, один из его солдат наткнулся на него, беспробудно пьяного, на улице и втащил в поезд, идущий на Север. И все поезда, шедшие на Север из Нашвилла, проходили через Кентукки.
Пэйс выразил сильнейшее возмущение, когда кондуктор растолкал его и сообщил, что поезд прибыл на станцию, но спорить было бесполезно, и он кое-как вышел. Единственное затруднение, когда он очутился на деревянной платформе, глядя вслед удалявшемуся поезду, заключалось в том, что он никак не мог сообразить, куда приехал. С минуту Пэйс раздумывал. Одурманивающее воздействие виски почти закончилось. На мгновение он задумался, но никак не мог вспомнить, с чего это он так напился. Мысли его занимала сейчас более неотложная забота, где же он все-таки находится.
Военной формы на нем уже не было, сюртук измят и от него скверно пахнет. Пэйс потер ладонью подбородок и понял; что, по крайней мере, три дня не брился. Голова гудела, рука болела. Он сунул руки в карманы, денег тоже не было.
Кто-то окликнул его сзади, но до Пэйса не сразу дошло, что слова адресованы ему:
– Эй, мистер! Это ваша?
Пэйс обернулся и сразу же увидел лошадь. Свою лошадь, точно. Значит, кто-то позаботился погрузить ее в поезд. Последнее, что он мог вспомнить, это как ставил ее в конюшню в Нашвилле. Кто же побеспокоился о ней? Память об этом умалчивала.
Шатаясь, Пэйс подошел к лошади и схватил поводья. Рыцарь наклонил голову, словно приветствуя хозяина, и ткнулся носом в карман Пэйса в ожидании угощения. Пэйс сорвал горечавку и протянул Рыцарю.
– Да, это моя лошадь. А где, черт возьми, я нахожусь? – спросил он у начальника станции.
Узнав, что прибыл на станцию, находящуюся всего в двадцати милях от дома, Пэйс не обрадовался. Да, о нем позаботилась какая-то добрая душа, но лучше бы его оставили гнить в канаве. Пэйс не желал возвращаться в дом, полный обязательств, к которым он не имел никакого отношения. Пусть Джози найдет себе другого мужа, и пусть тот там и хозяйничает. Сам он, Пэйс, не собирается этим заниматься, даже если женитьба на Джози означала бы, что дом, в конце концов, станет принадлежать ему.
Тем не менее, он помимо собственной воли взгромоздился в седло и повернул к усадьбе. У него не было выбора, да и ехать было некуда.
Пэйс не позволил себе ни о чем думать, пока лошадь трусила по дороге. От долгого пьянства разламывалась голова, в желудке и карманах было пусто, болела изувеченная рука. Если бы он дал себе волю подумать над своим положением, ему пришлось бы признать, что карьера плачевно окончена и у него нет дома. Большая часть родных умерли, а друзьям, наверное, повезло не больше, чем ему, если они вообще живы.
Что касается женщин, то одной он сделал предложение, но слишком поздно, а с другой переспал. Мысль о Доре привела его в неприятное замешательство. Пэйс плохо обошелся с ней и не имеет возможности исправить зло. Он услал ее поклонника на войну, лишил невинности и ничего не предложил взамен. Он сам – никому не нужная развалина. Дора заслужила, чтобы около нее был человек цельный и телом, и духом. А у него нет ни того, ни другого, и самое лучшее, что он может для Доры сделать, так это держаться от нее подальше. Пэйс еще может быть настолько циничным, чтобы предложить свои руины Джози, но Доре – ни в коем случае. И, может быть, ему следует сейчас развернуть свою лошадь обратно и направиться в Лексингтон.
