Перестав обращать на него внимание, я перегнулась через перила настолько, насколько было возможно, и громко закричала, изо всех сил напрягая свои голосовые связки.
– Клава! Клава, ты меня слышишь?!
Женщина обернулась и посмотрела на меня испуганными глазами.
– Клава, это я, Валя! Ты что, меня не узнала?
– Валька, ты, что ли?
– Я!
– Бог мой, кто ж тебя так разукрасил?! – испуганно крикнула женщина и бросилась к моему балкону.
ГЛАВА 24
– Валя, а что с тобой случилось? – Клава смотрела на меня как на привидение и сочувственно качала головой. – Кто тебя так отделал?
– Муж.
– Ух, изверг какой!
Посмотрев на хихикающего араба, Клава приняла воинственную позу и обрушила на бедолагу поток русской брани:
– А ты что ржешь, макака хренова?! Оттого, что мозгов нет?! Тут человека покалечили, а тебе смешно. А ну-ка, проваливай отсюда к едрени матери, пока я тебе пинка хорошего не засадила!
Окинув взглядом крупные габариты Клавы, араб не стал с ней шутить и попятился назад.
– Проваливай! – грозно крикнула ему Клава. – Прыгай на пальму за бананами, а то без обеда останешься!
Когда назойливый араб пошел дальше своей дорогой, Клава взялась за сердце и заголосила:
– Валя, что же он с тобой сделал-то? Пьяный, что ли, пришел? Буянить начал?! На водку ему не дала?!
– Да они не пьют здесь.
– Что, просто так руки распускают? Вообще без повода? Ты на него в полицию заяви. Нужно приструнить гада!
– Клава, ты только на всю улицу не кричи, а то мы на себя и так внимание обращаем. В Хургаде сарафанное радио знаешь как хорошо работает. Кто-нибудь нас увидит и донесет дядьке моего мужа, тогда точно мне не выжить. Забьют насмерть.
– Валька, да что ты такое говоришь?! Еще не хватало, чтобы египтяне наших российских женщин били. Сдавай мужа в полицию – и дело с концом.
– Он меня запер, – беспомощно произнесла я и всхлипнула.
– А ключ?
– Забрал. Я тут уже третьи сутки валяюсь. И то я узнала, какое сегодня число, только по радио, оно на кухне работает. То в беспамятстве была, то приходила в сознание, но теперь вроде бы оклемалась.
– Ничего себе оклемалась: у тебя не лицо, а один большой синяк. Жуть! А что теперь делать-то?
– Телефон мобильный тоже разбил, – жаловалась я Клаве. – Вдребезги.
– Как же он тебя не убил-то?
– Сама не знаю. Наверно, родилась в рубашке. Чудом осталась жива.
– И почему твоя квартира не на первом, а втором этаже? – задумалась Клава. – Прыгать высоко – ноги переломаешь Сейчас хоть ходить можешь, а потом и того не будет. Жалко, моего перца еще нет. Напарник говорит, что он до сих пор не выздоровел.
– Ты Хасана имеешь в виду?
– Конечно. У меня пока один перец.
– А что бы он смог сделать?
– Я бы его заставила к тебе на балкон запрыгнуть. Он бы в квартиру прошел, во входной двери покопался бы с какой-нибудь отверткой, может быть, и смог бы ее открыть. Если нет, то ногой бы вышиб.
– Клава, ну ты такие вещи говоришь….
– Какие?
– Как бы он на второй этаж запрыгнул? Это же не первый, высоко же. И твой Хасан не шимпанзе.
– Да он круче, чем шимпанзе: для него это не высота.
– Он у тебя особенный, что ли? У него же ноги короткие, сюда запрыгнуть он точно не сможет.
– Это мы с тобой не сможем, – согласилась со мной Клава. – А они знаешь как прыгают – дай бог каждому!
– Кто это – они? – Я никак не могла понять Клаву.
– Да эти перцы, арабы. Он же когда есть захотят, за бананами лазят с одной пальмы на другую. Может, у Хасана снаряжение какое есть. Египтяне к любым условиям приспособлены: если им какая женщина понравится, то они и на третий этаж смело запрыгнут.
Клава замолчала и заговорила серьезным голосом:
– Валька, а что делать-то?
– Ума не приложу, – с болью в голосе ответила я. – Хотя ума-то у меня уже, пожалуй, нет. Мозги все муж отбил.
– Может, я со своего телефона тебе полицию вызову? Ты мне только адрес скажи.
Я сразу подумала о том, что у Ахмеда есть запись нашего с ним разговора, и поняла, что вызывать полицию Клаве не стоит.
– Нет, полицию не надо.
– Араба своего боишься?
– Мне кажется, что я уже собственной тени боюсь.
Клава внимательно всмотрелась в мое лицо и спросила меня участливо:
– Валя, может, я в аптеку пока схожу, а затем к тебе поднимусь, и мы вместе с тобой с дверью попробуем что-нибудь сделать? Дверь-то крепкая?
– Да нет, слабенькая.
– Тогда, может, мы и в самом деле справимся без посторонней помощи.
– Давай попробуем.
– А в аптеку сходить? Давай я тебе что-нибудь обезболивающее куплю и мазь от синяков, ссадин и ран. Тут аптека недалеко есть. Тебе обязательно нужно обезболивающее выпить – ты почувствуешь себя значительно легче.
Я молчала и смотрела на Клаву.
– Ну, что ты молчишь? Мне в аптеку идти?
– У меня денег нет.
– А при чем тут деньги?
– Да при том, что мне не на что купить лекарства. Нет у меня ни цента.
– Да брось ты! – махнула рукой Клава. – Не нужно мне никаких денег. Что мы, русские люди, уже бесплатно друг другу помощь не можем оказать, тем более за границей.
– Спасибо.
– Тогда я в аптеку пошла, а ты тут стой и меня жди.
– А мне идти некуда.
Клава пошла в аптеку, а я зашла в комнату для того, чтобы снять с себя полотенце и одеться. Услышав, что в замке поворачивается ключ, я бросилась к пляжной сумке, стоящей у самого входа, засунула в нее руку и вытащила пистолет. Затем я прижалась к стене и сняла пистолет с предохранителя. Я вспомнила, что так делали герои остросюжетных фильмов.
Мной овладел жуткий страх, который просто сковал все мое тело. Я знала и чувствовала, что Валид вернулся сюда лишь за тем, чтобы посмотреть, жива я или мертва, и если он увидит меня, стоящей на ногах, то изобьет так жестоко, что я уже вряд ли когда-нибудь встану. Я дрожала так сильно, что с трудом удерживала в руках пистолет. Такое впечатление, что я превратилась в пучок оголенных нервов.
Мне казалось, что входная дверь открывается целую вечность. Потом послышалась арабская речь, и я поняла, что Валид разговаривает с кем-то из проходящих мимо соседей. Я вспомнила все унижения, через которые мне довелось пройти благодаря своему мужу, и меня охватила сильнейшая дрожь. Я знала, что обязана выжить, потому что я хочу жить, хочу увидеть маму, своих друзей и Москву. А для того, чтобы выжить, я должна собрать всю свою силу воли в кулак и себя защитить.
Мне было больно оттого, что человек, который сейчас вошел в квартиру, так жестоко растоптал мою жизнь, пройдясь по моей душе своим начищенным ботинком. Он одним махом разрушил мой мир и наплевал на то, что мне было так дорого. Сейчас я отчетливо понимала, что полюбила не мужчину, я полюбила ЧУДОВИЩЕ. ЧУДОВИЩЕ, которое умело хорошо маскироваться под милого, доброго и душевного человека. На самом деле этот «душевный» человек был слишком расчетливым, коварным, лживым, грубым и жестоким. Совсем недавно я безумно его любила, буквально таяла от его слов, а теперь я его так сильно боюсь, что испытываю всепоглощающий страх даже при одном воспоминании о нем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
