Однако низовые парторганизации сами не могли понять, почему так вдруг был объявлен курс, выгодный на первый взгляд только капиталистическим элементам города и деревни. Тем более, что никаких письменных разъяснений решений политбюро на места «спущено» не было. Вызванные, как упоминалось выше, 8 июня в Берлин первые секретари окружкомов по возвращении довели полученную информацию до основных «ответственных лиц» своих округов (прокурор округа, председатель совета округа, то есть глава исполнительной власти, и т. д.). Затем были проведены совещания с первыми секретарями райкомов и проинформированы «в нужном для них объеме» некоторые работники местных органов власти. Такая таинственность, помноженная на скупость информации, внесла еще большую неуверенность в партийные массы. Главный вопрос: почему «новый курс» так неожиданно был объявлен именно сейчас, остался без ответа.
Райкомы СЕПГ должны были срочно организовать статьи в местной печати, в которых надлежало делать упор на скорейшее создание единой и миролюбивой Германии и на признании СЕПГ своих прежних ошибок, в чем и заключается сила партии[249].
Первые же сообщения с мест о реакции населения на объявленный «новый курс» подтвердили правоту Эльснера. Конечно, в некоторых местах в ходе дискуссии действительно признавалось мужество партии, так резко раскритиковавшей собственные ошибки. Однако одновременно, причем именно в мелкобуржуазных и церковных слоях, с радостью выражались мнения, что «новый курс» всего лишь признание полного банкротства СЕПГ и начало конца ГДР. Складывалась парадоксальная на первый взгляд ситуация: рабочие и интеллигенция были недовольны «новым курсом» за то, что он им ничего не дал, а «капиталисты» и церковь, права которых «новый курс» собственно и восстанавливал, злорадно ждали полного краха ГДР и прихода западных войск. Такую трактовку событий активно поддерживала в своих радиопередачах РИАС.
Из Лейпцига, например, сообщали, что некоторые рабочие сетуют на то, что партия отказалась от социализма и капитулировала перед капитализмом. Стали отмечаться первые выходы из СЕПГ. Люди не понимали одного: если социализм означает лучшее, более человечное общество, то зачем же от него отказываться?
Другая часть партийцев утверждала, что всегда считала некоторые последние меры СЕПГ ошибочными и теперь, когда эти ошибки признаны, следует привлечь все партийное руководство к ответственности. Например, секретарь организации СЕПГ в районной больнице города Альтенбург (округ Лейпциг) Баух назвал Ульбрихта «вторым Герингом»[250]. Действительно, слабым местом «нового курса» было то, что его проводили те же люди, которые разрабатывали и «старый», признанный теперь ошибочным курс.
Третья группа членов СЕПГ, состоявшая, в основном, из бывших социал-демократов, полагала, что в ходе «нового курса» СЕПГ вновь разделится на СДПГ и КПГ. Некоторые даже требовали в партийных комитетах свои старые членские билеты СДПГ.
Наконец, часть партийных функционеров считала «новый курс» хитрым тактическим ходом, за которым вскоре последует восстановление прежнего стиля руководства.
В ЦК СЕПГ довольно быстро поняли, что партийными массами овладело чувство беспомощности и многие «повесили голову» (так описывал позднее ситуацию Гротеволь). В некоторых районах ГДР члены СЕПГ стали бояться открыто носить партийные значки. Руководство партии пыталось взбодрить своих сторонников старыми методами: рекомендовалось принимать на митингах и собраниях резолюции с призывом добровольно повышать нормы выработки, усиливать социалистическое соревнование и борьбу за сбор урожая.
Но все больше и больше граждан ГДР под влиянием, прежде всего, агитации церкви и РИАС приходили к выводу, что ГДР доживает последние дни. В ЦК СЕПГ поступали сообщения с мест о слухах, согласно которым советские войска уже начали покидать территорию Восточной Германии и вместо них в страну входят англичане и американцы. Один из кандидатов в члены СЕПГ забрал назад свое заявление о приеме в партию, сказав, что сейчас необходимо срочно изучать английский язык. Резко возросло количество тех, кто открыто слушал передачи РИАС, специально включая их на полную громкость.
Но уже 13–14 июня стало казаться, что период первоначального шока в партии преодолен. Стали поступать сообщения, что местные парторганизации удовлетворены мужеством, с которым политбюро признало свои ошибки. Никогда раньше в Германии ни одно правительство так себя не бичевало. И все же эти позитивные сведения были только верхушкой негативного айсберга. На многих собраниях на заводах и в ВУЗах стали звучать требования отставки центрального партийного руководства.
Как же обстояло дело среди различных социальных групп населения? Что касается рабочих, то профсоюзные и партийные активисты на протяжении первой декады июня активно, но безуспешно разъясняли необходимость повышения норм выработки. Опубликование коммюнике политбюро о «новом курсе» изменило содержание дискуссий на предприятиях. Теперь рабочие требовали немедленной отмены повышения норм выработки и снижения цен в государственной розничной торговле на 40 %. Рабочие частных предприятий во многих случаях с энтузиазмом встречали выпущенных из тюрьмы после объявления «нового курса» бывших владельцев. С одной стороны, это объяснялось тем, что назначенные вместо них временные управляющие зачастую были менее квалифицированными людьми. Но зачастую восторженная встреча бывших хозяев с рабочими говорила о том, что все ждали реставрации капитализма, прихода западных войск и хотели быть на хорошем счету у новой власти.
После объявления «нового курса» было пересмотрено около 18 тысяч уголовных дел и судебных приговоров. Были выпущены на свободу 5752 человека, сидевших за незначительные хищения по закону о защите народной собственности, 2081 человек, отбывавший наказание за невыполнение обязательных госпоставок и неуплату налогов, а также 1038 человек были освобождены за примерное поведение. 3144 уголовных дела были прекращены[251].
В Ильменау после опубликования коммюнике о «новом курсе» сотрудники частного предприятия некого Кунце вышли на работу со словами: «Свобода, теперь им конец, теперь наступают другие времена». На многих частных предприятиях устраивались настоящие праздники в честь возвращения из тюрем бывших владельцев. На других предприятиях еще до освобождения прежних хозяев работники мешали назначенным государством управляющим исполнять свои обязанности. В таких городах, как Бранденбург, Гюстров и Штральзунд состоялись импровизированные демонстрации перед тюрьмами с требованием немедленного освобождения частных предпринимателей и торговцев. Причем эти демонстрации ясно показывали, насколько накалена атмосфера в обществе, готовая взорваться от любого, даже незначительного импульса.
Показательными в этом смысле были события в городе Бранденбург 12 июня 1953 года, которые через четыре дня почти зеркально повторятся и в Берлине. В 16.15 этого дня шесть рабочих частного транспортного предприятия пришли к зданию районного суда и потребовали освобождения своего хозяина Курта Теге, арестованного за неуплату налогов. Собственно Теге и так предполагалось освободить в тот день, но пришедшей в тюрьму жене предпринимателя отказали во встрече с супругом без объяснения причин, предложив прийти 13 июня (в тот день у Теге был день рождения). Женщина заключила из разговора, что освобождать ее мужа не собираются (хотя знакомые из органов юстиции тайком ее уже обрадовали), и призвала рабочих требовать освобождения своего шефа (для «куражу» фрау Теге напоила сотрудников своего мужа шнапсом и дала им деньги). К пришедшим к суду в «дым» пьяным пролетариям вышел районный прокурор, пытавшийся успокоить страсти, за что и получил по физиономии. Рабочих удалось вытолкать со двора суда на оживленную улицу, где они продолжали громко протестовать. В течение всего лишь одного часа к ним присоединились около двух тысяч жителей города, которые в большинстве даже не подозревали, с чего, собственно, все началось. Быстро примкнувшие к демонстрантам члены «молодой общины» стали скандировать антиправительственные лозунги и требовать свободных выборов. СЕПГ направила в толпу 100 агитаторов с промышленных предприятий, которые пытались убедить людей разойтись. Каждого из них сразу окружили шесть — восемь членов «молодой общины» и дело дошло до небольших стычек, хотя агитаторы старались сдерживать себя как могли. К 7 часам вечера на улице остались 700–800 демонстрантов. Демонстрация закончилась только поздним вечером, причем собравшиеся считали, что они победили. Теге в тот же вечер тайно (чтобы не давать повода к новым демонстрациям) привезли в сопровождении супруги из тюрьмы на его дачный участок. Народная полиция 12 июня не вмешивалась в события, чтобы не провоцировать толпу. Поздним вечером 12 июня члены «молодой общины», которых не очень-то и интересовала судьба Теге, сильно избили первого секретаря райкома ССНМ, которого едва удалось доставить в находящийся неподалеку молодежный клуб. 500 молодых «христиан» пытались штурмовать клуб.
