— Она дала мне одно из этих ваших растений, учитель.
— Не рассказывай мне, что ты видел, ты не мог видеть ничего важного. Только настоящие мастера видят истину. Ты скоро уедешь. Я надеялся, что женщина успеет посвятить тебя, но, возможно, так даже лучше. Все равно растения, которые я использую, потеряли свою силу за столько лет. Я завидую тебе, Паскуале. Ты ощутишь свежий вкус хикури, а я уже не смогу. Я рассказывал тебе о народе Пелашиль, о виксарика?
— Несколько раз, учитель.
— Послушаешь еще разок?
— Конечно.
И Пьеро рассказал Паскуале, как ищут хикури, теми же самыми словами, какими он рассказывал эту историю в первый раз. Он рассказывал, что это происходит в засушливый сезон перед наступлением зимы, как, когда кукуруза еще не дозрела, но поспела тыква, отряд виксарика отправляется в поход, длящийся двадцать дней. Два дня готовят одеяния, молятся, признаются в грехах, затем берут себе имена богов и идут за мара’акаме, который берет себе имя бога огня, через сухую равнину между двумя священными горами, ищут оленью тропу, потому что без оленя нет пейотля, который возник от шагов первого оленя на заре времен. Первое маленькое серо-зеленое растение всегда пронзают стрелой и окружают подношениями, остальные тщательно осматривают и осторожно складывают. Пьеро собрал свой первый пейотль в первую ночь своего первого похода, и пятнистый кот показал ему серию образов, мелькающих, словно в балагане на ярмарке, а очнувшись, он знал, что станет мара’акаме.
Паскуале слышал это раньше, рассказанное точно так же, но теперь он понял — все, что рассказывал ему Пьеро, все, что делала Пелашиль, было лишь посвящением его в правду: мир видений так же реален, как и мир механиков. Он сказал:
— Учитель, пожалуйста, простите меня. Я сомневался в вашей разумности. Я ошибался, а теперь я так нуждаюсь в вашем совете.
— Я знаю, знаю. Они думают, я дурак, глупец или безумец, но это не так. Я знаю, зачем приходили сюда солдаты. Можно мне посмотреть?
Паскуале достал модель. Пьеро рассмотрел ее со всех сторон и наконец спросил:
— И она летает?
— Учитель, вы всегда изумляете меня. Откуда вы узнали?
— Джованни Россо искал ее до прихода солдат.
— Я обязан вернуть ее владельцу. Учитель, вы говорили с Великим Механиком. Как мне увидеться с ним? Вы не отведете меня?
— Он понимает меня лучше многих. Но мы всего два раза встречались с ним. Я не знаю его. Недостаточно хорошо, чтобы помочь тебе.
— Но, учитель, моя жизнь в опасности. Я оказался в центре сражения, и наградой будет та вещь, которую я с радостью отдал бы, если бы мог.
— Говорят, Папа уехал, бежал, спасаясь от драки на улицах.
— Это верно. Я видел его собственными глазами.
Паскуале описал сцену, разыгравшуюся этим утром у ворот, наблюдая, как лицо учителя мечтательно смягчается, Пьеро был великим приверженцем Медичи. Когда их изгнали, он тоже покинул Флоренцию и отправился в Новый Свет. А когда Папа Лев X занял трон святого Петра, они с Андреа дель Сарто устроили карнавальное шествие, темой которого была избрана смерть. В центре процессии двигалась колесница смерти, которую тащили черные быки, расписанные человеческими костями и крестами, а на колеснице стояла фигура смерти, вооруженная косой, триумфально возвышаясь над могилами, которые разверзлись и извергли людей, одетых в черные костюмы с нарисованными на них скелетами. При свете факелов казалось, что настоящие скелеты пляшут по слову своего темного повелителя. Поскольку смерть есть изгнание из жизни, ее триумф символизировал долгое изгнание, из которого Медичи возвратились на свое законное место, чтобы снова править Флоренцией. Но они не возвратились. Флоренция в своем триумфе по-прежнему была сильнее Рима. Это был последний спектакль, поставленный Пьеро, после чего он удалился от мира.
Когда Паскуале завершил рассказ о бегстве Папы, повисла пауза. Наконец Пьеро тяжело вздохнул и сказал:
— Я умру с тяжелым сердцем. А как я танцевал каких-то два дня назад! Как я танцевал! Теперь Флоренция снова осталась одна.
— Все эти разговоры о смерти навевают на меня тоску.
— Я завидую тебе, Паскуале. Предположим, тебя схватят, будут пытать, казнят, — по крайней мере, ты умрешь, полный сил, на тебя будут смотреть тысячи, они отметят твой уход так, как отмечают уход немногих избранных. Ты пойдешь на свою смерть под тревожную музыку, в праздничный день, каждое твое желание будет предвосхищаться, а сообщение о твоей смерти немедленно поместят во всех печатных листках. Насколько это лучше большинства смертей, этих незначительных отдельно взятых битв. Я не боюсь смерти, Паскуале, но я боюсь унизительного умирания.
Паскуале невольно засмеялся этой фантазии. Это было в духе Пьеро, перевернуть всеми признанную правду и представить ее в таком экзотичном свете, словно религиозные обряды мексиканцев или какого-нибудь из малых племен дикарей.
— Ты смеешься над смертью, — сказал Пьеро. — Это уже хорошо. Что ж, я присмотрю за обезьяной вместо тебя. Я не против, хотя Пелашиль будет возмущена, без сомнения, и совершенно предоставит меня самому себе. Бедный Пьеро, скажут все, у него осталась только обезьяна, чтобы чинить его одежду, готовить ему еду и согревать его постель.
Паскуале забыл о макаке и спросил, где она.
— В саду, поедает инжир с моих деревьев. Фердинанд счастлив там, Паскуале. Оставь его. Убери свой пламенеющий меч, ладно? Не доставай его. За ним нет никакого греха.
Паскуале решил, что это правда. Обезьяна убила, но не из злого умысла, и без всякого намерения, и даже не зная, что такое плохо, а значит, она невиновна. Блаженное неведение не помнящих Грехопадения, как он завидовал ему, помня о собственной ноше.
— Мы можем уже не увидеться снова, — сказал Пьеро. — Я только что подумал об этом.
— Я вернусь, учитель. Обещаю.
— Мне все равно, — быстро проговорил Пьеро. — Я предпочитаю звук дождя всем этим пустым разговорам. Жаль, что я не научил тебя большему, но, возможно, ты уже знаешь достаточно. Пусть тебя научит дорога.
Паскуале покачал игрушку на руке, потрогал указательным пальцем винт. Какая хрупкая вещица, от которой зависит судьба империй. Он сказал:
— Я буду тих, как церковная мышь, когда вернусь обратно. И я дождусь ясного дня, без дождя. Но если вы знаете, прошу, скажите, как добиться аудиенции Великого Механика, мне уже пора уходить, я оставляю вас наедине с вашими мыслями.
Пьеро погладил пальцем перышки ворона, птица от удовольствия втянула голову в плечи, искоса глядя на хозяина круглыми черными глазами, блестящими, словно бусины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
