Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что печаталось в "Полярной звезде", параллельно дополнялось, уточнялось и превращалось в отдельные тома "Былого и Дум", которые Герцен начал выпускать с 1861 года. Выпускал до самой смерти, когда повествование оборвалось "легко и просто, как сама жизнь".
Но когда Герцена не стало, выяснилось, что воспоминания продолжают не только жить в головах и сердцах современников, потомков, — их не перестают дополнять самые потаенные страницы: кончина Искандера, 21 января 1870 года, освобождала их от запрета.
1870 год, 1921–й, 1953 — 1957–й… Это лишь наиболее важные даты обнародования тех страниц, которые их автор не хотел или не мог напечатать при жизни.
Снова повторим, что розыск не окончен, что некоторые главы неизвестны, — и признаемся, что если б они вышли когда‑нибудь на свет — в ближайшие годы, десятилетия, — то это было бы вполне в духе Искандера: в разное время он ведь представлял читателям — не по порядку, а так, как ему нужно, — разные части своих великих воспоминаний.
* * *Скоро XXI век; на полках тысяч библиотек — полные издания "Былого и Дум". В начале — посвящение Огареву и Наталье Александровне Герцен, светлая печаль по родным и по родине:
"Жизнь… жизни, народы, революции, любимейшие головы возникали, менялись и исчезали между Воробьевыми горами и Примроз–Гилем; след их уже почти заметён беспощадным вихрем событий. Все изменилось вокруг: Темза течет вместо Москвы–реки, и чужое племя около… и нет нам больше дороги на родину… одна мечта двух мальчиков — одного 13 лет, другого 14 — уцелела!
Пусть же "Былое и Думы" заключат счет с личною жизнию и будут ее оглавлением. Остальные думы—на дело, остальные силы—на борьбу".
Мы же, снова и снова перелистывая четыре многостраничных тома герценовских мемуаров, вспоминаем и размышляем вместе с автором…
"Народы живучи, века могут они лежать под паром и снова при благоприятных обстоятельствах оказываются исполненными сил и соков".
"Народы, искупающие свою независимость, никогда не знают, — и это превосходно, — что независимость сама по себе ничего не дает, кроме прав совершеннолетия, кроме места между пэрами, кроме признания гражданской способности совершать акты, и только".
"Представительная система в ее континентальном развитии, действительно, всего лучше идет, когда нет ничего ясного в голове или ничего возможного на деле. Это — великое покамест, которое перетирает углы и крайности обеих сторон в муку и выигрывает время. Этим жерновом часть Европы прошла, другая пройдет, и мы, грешные, в том числе".
Да, активная, ищущая мысль Герцена, охватывающая все века, все народы, будит нашу мысль, наше гражданское чувство. Мы размышляем вместе с автором, ибо все это было недавно, а многое существует сегодня и будет завтра.
"Да, в жизни есть пристрастие к возвращающемуся ритму, к повторению мотива; кто не знает, как старчество близко к детству? Вглядитесь, и вы увидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее венком из цветов и терний, с ее колыбелями и гробами, часто повторяются эпохи, сходные в главных чертах".
Л. И. СОБОЛЕВ
"Я ШЕЛ СВОИМ ПУТЕМ…"
Н. А. Некрасов "Кому на Руси жить хорошо"
Толпа гласит: "Певцы не нужны веку!" — И нет певцов…
"Поэту", 1874Некрасов писал в трудное для поэзии время. Смерть Пушкина и Лермонтова обозначила конец золотого века русской поэзии. "Silentium" (1833) Тютчева и "Последний поэт" (1835) Баратынского предупреждали о наступлении прозаической эпохи; поэтическая "оттепель" 50–х годов сменяется затяжной — до конца века — непоэтической полосой.
Чтобы сохраниться, выжить, поэзия должна была измениться. "…Время требовало, чтобы поэзия, если она желала иметь своих слушателей, понизила тон, опростилась. Некрасов приспособился к этому трудному положению". Мы цитируем статью С. Андреевского, напечатанную через 12 лет после смерти поэта (Новое время. 1889. № 4927. 15 ноября). Понижение тона и опрощение поэзии было замечено, впрочем, и при жизни поэта—и вызвало, как мы увидим, противоположные оценки современников.
Хранители поэтической традиции были оскорблены поэзией Некрасова. Тургенев писал Полонскому в 1868 году: "…Некрасов — поэт с натугой и штучками; пробовал я на днях перечесть его собрание стихотворений… Нет! Поэзия и не ночевала тут—и бросил я в угол это жеваное папье–маше с поливкой из острой водки" [224]. Отзыв характерен для Тургенева, поправлявшего Тютчева и Фета и пытавшегося редактировать К. Случевского. Поэты середины века воспринимались "на фоне Пушкина" — и в разной степени проверялись на верность пушкинскому преданию. Для большинства современников Некрасов был антагонистом пушкинской традиции — только проницательный Н. Страхов однажды (в 1868 г.) свяжет "прозаически–ноющий стих Некрасова" с "потребностью отрезвления", замеченной им впервые именно у Пушкина [225]. Но и Страхов многажды противопоставит Пушкина Некрасову: поэта — непоэту.
В 60—70–е годы прошлого века поэтов не читали. "…Утлая ладья незлобивых поэтов, — пишет современник в 1873 году, имея в виду Фета, Майкова и Полонского, — оказалась опрокинутою и потопленною, а над поглотившею их бездною победно развивается парус обильного желчью г. Некрасова" [226]. Успех стихов Некрасова подтверждается многими свидетельствами — и враждебными (вроде только что процитированного В. Г. Авсеенко), и сочувственными. Неприятели видели "внешний успех" и желание угодить толпе, "людям грубым и посредственным, составляющим большинство всякой публики" [227]. Сочувственники говорили о "дельности" (термин эпохи) стихов Некрасова, но понимали ли и они поэта? [228]
* * *В критических баталиях вокруг "Кому на Руси жить хорошо" постоянно затрагивались общие вопросы литературной и общественной жизни 60—70–х годов. Историк не может не видеть, как судьба одной книги и одного писателя переплетается с судьбами литературы (поэзии, в частности).
Важнейшие перипетии в судьбе главной поэмы Некрасова намечаются задолго до того, как она станет книгой. Читательское восприятие "Кому на Руси…", критическое осмысление поэмы — ее история—тесно переплетается с предысторией—с непростыми обстоятельствами ее создания и печатания. Известно, что поэма не закончена, но и написанное поэтом не было полностью напечатано при его жизни. До сих пор продолжаются споры о композиции поэмы (т. е. о последовательности ее частей); споры эти едва ли прекратит выход академического собрания сочинений, и по–прежнему под шапкой "Школьная библиотека" выходят различные тексты "Кому на Руси жить хорошо".
Наша работа может показаться перегруженной материалом. Это имеет объяснение. У нас до сих пор нет толкового сборника критических материалов о Некрасове. Книжка "Некрасов в русской критике" (1944) явно неудачна и уступает более раннему своду В. Зелинского "Сборник критических статей о Н. А. Некрасове" (М., 1886—1887. Ч. 1—3). Многие важнейшие материалы не опубликованы, большая часть не собрана и, таким образом, выведена из научного оборота. В своей статье мы старались хотя бы отчасти восполнить этот пробел.
1. ИЗЯЩЕСТВО И ПРАВДА
Наша Муза парит невысоко,
Но мы пишем не легкий сонет…
"О погоде", Ч. II, 1865В январе 1866 года в "Современнике" печатается Пролог к поэме. После текста—слова: "Продолжение впредь". Обещание основательное — ведь вся первая часть поэмы (в ранней ее редакции) готова уже в 1865 году. Но продолжать печатание поэт не торопился, вернее, осторожничал редактор — и не без причины: в ноябре и декабре 1865 года журнал получил два предостережения. Дальнейшая история "Современника" коротка и печально известна: после апрельского выстрела Каракозова в Александра II издание журнала будет "по высочайшему повелению" прекращено. Не помогут ни стихотворение редактора "Осипу Ивановичу Комиссарову", спасителю царя (оно помещено в последнем вышедшем номере журнала), ни мучительное для Некрасова приветствие М. Н. Муравьеву [229], ни чтение на вечере у В. Я. Фукса (видного цензурного чиновника, члена совета министерства внутренних дел) первой части поэмы "Кому на Руси жить хорошо", написанной, по словам Фукса, "в хорошем духе" [230].
В конце 1867 года газета А. А. Краевского "Голос" (М° 340) сообщила о "существенных переменах" в "Отечественных записках", переходивших с 1868 года под редакцию Некрасова и Салтыкова–Щедрина. Среди материалов, находящихся "в руках новой редакции", была названа поэма "Кому на Руси жить хорошо". Но только в 1869 году, через три года после первой публикации, в первом номере "Отечественных записок" будет перепечатан Пролог, здесь же появится глава 1 ("Поп").