Но пока хватит.
— Я думаю, мужики, будет справедливо, что мы Жеке выделим немного из того бюджета, что отложен на Оборону. Все же работать он пока не сможет, а за квартиру платить надо, — предложил я.
— Да ну ты че, Витя? — Отмахнулся Корзун. — Я и так справлюсь. А на охранку ж много надо: помещение, ремонт, оружие, форма в конце концов. Даже нанять кого-то, пока Оборона не начнет деньги приносить.
— Не обеднеем, — сказал я. — Да, мужики?
— Ну.
— Ты не переживай! Тут на все хватит!
— У меня даже слов нету, — засмущался Женя.
Посидели мы с ним еще минут десять, да медсестра пришла нас выгонять. Когда мы пошли на выход, Женя позвал меня:
— Витя, можно тебя на два слова?
— Что такое? — обернулся я.
Фима со Степанычем тоже застыли в проходе.
— Да я недолго. Просьба есть к тебе.
— Давайте, мужики, — сказал я остальным. — Идите, а я щас, пять сек.
Степаныч кивнул, и они с Фимой вышли.
— Давайте быстрее, — сердито сказала полная медсестра за сорок.
— Говорю ж, пять сек, — улыбнулся я ей.
— В общем… Только не ругайся. Просьба у меня к тебе есть одна. Очень важная, — сказала Женя, когда я вернулся к кровати и сел рядом с ним на деревянный табурет.
— Какая просьба? И почему я должен ругаться?
Женя помялся пару мгновений. Потом решился и, по своему обыкновению, выпалил все прямо в лоб:
— Короче. У меня в комнате, под кроватью, лежит ТТ. Завтра вечером его нужно отнести и продать одному братку с кирпичного. Иначе у меня проблемы будут. Сможешь?
Глава 25
Я нахмурил брови. Строго посмотрел на Женю. Его лицо было привычно равнодушным. Флегматичный, как обычно, взгляд мало что выражал. Корзун просто беззлобно и очень спокойно смотрел на меня, не отводя глаз.
— Ты торгуешь оружием? — Спросил я вполголоса, так, чтобы окружающие не услышали.
Женя опустил взгляд, поджал тонкие губы. От этого, шрам, пересекающий Женин подбородок, обычно едва видный, превратился в явную складку. На его лице отразилось что-то, что можно было бы назвать грустью.
— Мне жаль, что придется втягивать тебя в это, Витя, но тут серьезное дело. Очень серьезное. Если я не приду вечером, то все пропадет. А как ты видишь, прийти я не могу. Ноги еще толком не держат.
— Давно ты этим занимаешься? Давно барыжишь оружием?
— Я этим не занимаюсь, Витя. Тут особый случай. Очень особый.
— Если тебе нужны деньги, — не поверив, сказал я, — ты мог сказать мне. Я знаю, ты больно гордый и просто так не взял бы. Но мы бы посидели вместе, помозговали и нашли бы в конце концов, как заработать. Не стоило влезать в такие дела.
— Дело не в деньгах, — вздохнул Женя. — Тут все гораздо серьезнее. Если честно, я думал, ты станешь кричать, ругать меня. Думал, будешь нотации читать. Как Степаныч.
— Ну я же не Степаныч, Женя, — я улыбнулся. — Если дело не в деньгах, то давай, рассказывай, что у тебя тут случилось. Я посмотрю, как можно помочь.
— Хоть и не Степаныч, но иногда бываешь похож на него. Ворчишь, как старик, — хмыкнул Женя. — Ну ладно. Давай к делу.
После того как наш с Женей разговор состоялся, я просто не мог не пойти ему навстречу. Корзун объяснил мне в чем тут дело. Правда, рассказал он явно не все.
Женя, будто бы постеснялся выдать мне часть правды, а я его, не торопил, не нажимал. Рассудил, что так или иначе, узнаю сам. А если и не узнаю, значит, на то у Жени есть очень весомый повод.
Все же у меня тоже были секреты, которыми я не мог делиться с друзьями. Если рассказать всем, что я переселился в молодого себя из пожилого тела, меня как минимум не поймут. Как максимум посчитают, что мне нужна помощь психиатра. А я должен оставаться для мужиков достойным лидером, за которым они стремились бы идти. Пока что получалось.
Вечером того же дня, как мы и договаривались с Женей, я приехал к его маме, чтобы забрать пистолет. Естественно, она не была в курсе Жениных дел, и я шел к ней под другим предлогом.
Я нажал дверной звонок и стал ждать под дверью. Переложил скрученные покороче костыли под левую подмышку. Так вести их в общественном транспорте было проще.
Степаныч по Жениной просьбе одолжил их у одного своего знакомого, который долго восстанавливался после ранения, а теперь ненужные больше костыли, валялись у него на балконе. Ну вот мы и нашли этому далеко не новому барахлу применение.
— Кто там? — Послышался за дверью голос Марии Федоровны.
— Витя Летов. Я принес для Жени костыли. Пусть у вас побудут, пока Женю не выпишут. А то мне щас их хранить негде.
Снова защелкали замки. Опять дверь открылась, натянув цепочку. Выглянула мама Жени, осмотрела меня каким-то озадаченным взглядом. Захлопнув дверь, она отомкнула ее до конца, открыла.
— Привет, Витя, — сказала она грустно.
— Здравствуйте. Вот, принес вам, — я прошел в квартиру. — Куда поставить?
— Давай в кладовую, за дверью, — ответила женщина. Потом пошла на кухню, села за стол.
Я видел, как она перебирает разложенные на обеденном столике желтоватые квитки. Кажется, беспокоится о квартплате. Еще бы. Женя упоминал об их проблемах с деньгами.
Тем не менее я прошел дальше, открыл захламленный всякой всячиной чулан. Света в нем не было, и я прислонил костыли к стене, в промежутке между какими-то старыми лыжами и замотанной тряпками, измятой ударами боксёрской грушей Жени.
— Может, чаю? — Подкралась сзади Мария Федоровна.
— Нет, спасибо. Женя попросил взять кое-что из его комнаты. Можно я пройду?
— Ах… Ну да, конечно, проходи, — сказала женщина.
В комнате Жени, даже несмотря на ее небольшую квадратуру, было как-то пустовато. Когда я был тут в прошлый раз, в ней развернулся хаос, какой бывает у молодых мужчин, живущих обычной холостяцкой жизнью: одежда на спинке стула и полу, скомканная постель, пыль тут и там на полках, валявшиеся в «творческом беспорядке» вещи на прикроватной тумбочке. Только на письменном столике, где Женя хранил телевизор, видик и кассеты с фильмами, царил у
