Оба мужчины четко зафиксировали, что последнее, что захватило существо с собой был янтарный камень, который до смерти пишущего человека лежал перед ним на столе.
Магическая преграда в дверном проеме исчезла, когда окончательно погас язычок пламени, Борг сразу же влетел в помещение и схватил на руки Ивонн Де ля Рунж, а маркиз Алистан принялся осматривать комнату, надеясь разыскать и другие свидетельства, но был остановлен едва слышимом шепотом магини.
- Здесь больше ничего делать, мы узнали все, что хотели и могли узнать. Все кончено. Айрон до последней минуты и после смерти оставался настоящим магом и мужчиной, он дал нам возможность живыми покинуть это проклятое место. Нам следует вернуться на поверхность, как можно быстрее, так как через мгновение здесь все сгорит. Айрон хочет в огне навсегда покинуть этот мир, а мы должны уважать его посмертное желание. Через секунду будет задействован портал переноса. - Голова Ивонн безвольно упала на плечо министра.
Когда помещение покинули люди, тело Айрона Филдинга взорвалось ярким пламенем и через секунду все помещение превратилось в зону сплошного пламени, в этом магическом огне горел даже лед.
ххх
Жизнь на "Весенней Ласточке" шла по строгому расписанию.
Если бирема находилась не в плавании, то сигнал утренней побудки рабов-гребцов подавался ошейником в пять часов утра и напоминал звучание горна в пионерском лагере. Матросы экипажа, разумеется, не слышали этого сигнала, они поднимались обычно в шесть часов утра. Примерно минут тридцать уходило на разминку и на разогрев мускулатуры рабов-гребцов. Они в своих закутках-кабинах ложились на спину на деревянный настил палубы, приподнятыми ногами упирались в стену и расслаблялись, а затем ошейники инициировали нечто вроде электронного массажа - по группам мускулов проходили различные электронные импульсы, стимулирующие бег по пересеченной местности, прыжки, физические упражнения для рук и ног, а также живота и спины. После массажа все рабы поднимались на ноги здоровыми и бодрыми людьми, готовыми приступить к работе в любую секунду.
Затем в каморках рабов-гребцов появлялись контейнеры с завтраком и обедом одновременно. Их никто не приносил и не раздавал, а они сами собой возникали в точно определенное время перед каждым рабом. Причем каждый раб получил именно те блюда, которые ему предписывались неизвестным диетологом. Никто не интересовался его вкусами и пожеланиями, но каким-то образом все учитывалось. Не раз я пытался проследить, как контейнеры с завтраками и ужинами появлялись в наших закутках. Как только мой сосед и напарник по весла получал свой контейнер, я во все глаза следил за пространством вокруг меня, желая уловить мгновение появления контейнера, но все мои усилия и уловки были напрасными. Контейнер появлялся именно тогда и именно в том месте, от которого я только что отвел взгляд. Поняв, что мне не удастся обмануть провидение, я вскоре забросил это занятие и стал воспринимать появление контейнера, как должное и повседневное дело.
Днем рабов вообще не кормили, а давали поужинать в районе шести-семи часов вечера. Но и утром и вечером кормили хорошо и плотно, никто из рабов -ребцов не страдал от голода. Практически всегда подавалось мясо или рыба, меню готовилось в зависимости от пожеланий раба, который абсолютно ничего об этом не знал и не ведал. Я очень любил рыбу и контейнер часто приносил мне рыбные блюда с картошкой, свежими или жареными овощами, а однажды мне дико захотелось кофе с сыром, на следующий день в утреннем контейнере я обнаружил коричневую бурду с непонятно какой жидкостью и тарелку, полную нарезкой различных сортов сыра. Там даже был настоящий земной итальянский пармезан, но сколько бы я потом не бился, контейнер ни разу не делал мне повторно подобного подарка. В лучшем случае я получал кружку молока и краюху кукурузного хлеба.
Несколько слов о самом контейнере. Нет, он не был из пластика или другой известной мне синтетики. Основу материала, из которого изготовляли контейнер, составляла тканая материя, но пропитанная смолами, делающая этот контейнер непроницаемым для окружающей среды. Пища в нем могла в течение долгого времени сохраняться и оставаться горячей и свежей. Однажды нам только подали завтрак, но не успели мы вскрыть контейнер и позавтракать, как пришлось сесть за весла и отмахать веслами практически весь дневной день, но когда выдалась минута поужинать завтраком, то он оставался горячим и весьма питательным. Удивительным было и то, что, как только он оказывался в чьих-то руках, то крышка контейнера откидывалась сама собой. Но когда мой напарник попытался съесть мой ужин, то не смог открыть крышу контейнера. Опустевший контейнер через некоторое время растворялся, оставляя после себя небольшую маслянистую лужицу жидкости, которая сразу же впитывалась в дерево.
Что касается столовых приборов, то все, чем я располагал, это была ложка в форме глубокого ковшика. Им было удобно пользоваться, но, если попадались куски мяса, то их приходилось разрывать зубами, так как ни ножа, ни вилки у меня не было и не появилось за все свое время пребывания на "Весенней Ласточке".
Не было проблем и с физиологическими отходами человеческого тела, как только возникала необходимость появлялись темные контейнеры, по своей форме похожие на горшки, которые исчезали, не оставляя ни запахов, ни грязи, после использования по назначению.
С момента появления на "Весенней Ласточке" я был прикован к бревну чурбаку в своей каморке и ни разу его не покидал, с раннего утра и до позднего вечера находился на рабочем месте и в полной готовности в любой момент приступить к работе. У меня имелся постоянный напарник, вместе с которым мы ворочали гигантское весло одновременно поднимая и опуская его в едином ритме со всеми гребцами нашего борта. Когда опускались паруса, то мы приступали к своей работе. Ошейник барабаном или другим ударным инструментом выдавал ритм гребков, частота которых зависела от ситуации. Если бирема не спешила и ей не нужно было скрываться, то выдавался размеренный ритм гребков, который позволял нам работать в течение долгого времени. Однажды мы три дня и три ночи шли под веслами, в то время на море стоял полный штиль, а шкипер спешил доставить груз к точно условленному сроку. После этой работы, он дал нам отдыхать полтора дня, в течение которых мы не прикасались к веслам.
Если же бирема попадала в сложные ситуации или она скрывалась от погони, то частота гребков постоянно возрастала. В таких случаях не существовало верхней планки ограничения частоты гребков. К слову сказать, ошейник, хорошая кормежка, отличное физическое состояние рабов-гребцов творили чудеса, когда ситуация требовала, то наши тела могли выдавать любую частоту гребков, мы могли превратиться в отличный движитель для биремы. Слава богу, но подобное насилие над человеческим организмом осуществлялось только в исключительных случаях и только тогда, когда "Весенней Ласточке" угрожала смертельная опасность. Моя память хранит только один такой случай, когда ошейник отключил наше сознание и в течение второй половины дня на всю катушку использовал наши тела. Три четверти рабов-гребцов биремы так и не сумели обрести сознание и их трупы матросы специальными крюками повыбрасывали в море на съедение акулам. Шкиперу пришлось немало претерпеть и помучаться, прежде чем он нашел новых рабов на оставшиеся вакантными места в каморках рабов-гребцов, закалить организмы этих рабов и превратить их в живой движитель биремы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});