Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всегда, подумал Гурьев. Всегда. И клад я уже нашёл. Только клад этот по карманам не рассуёшь, в Румынию или Турцию не сплавишь.
— И сколько это?
— А я не знаю. Знаю, что много. Очень много. Поэтому и говорю – полпроцента.
— Это не разговор. Половина. И сто тысяч.
— Сто тысяч? — удивился Гурьев. — Да это ж грабёж. Ну, впрочем, в сравнении с теми полпроцента, о которых я веду речь – это так, на булавки. А почему – сто? Это за шаланду потопленную, что ли?
— Мне так хочется.
— Я понял. Денег не будет, Николай Протасович. Бюджет прописан, я такую сумму изыскать просто не могу – нужны серьёзные обоснования.
— Какой ещё бюджет?!
— Ну, Николай Протасович, — Гурьев поднял температуру удивления на несколько градусов. — Это же государственное дело. У меня есть, конечно, определённая степень свободы, но после находки, а не до.
— Нужна девка – найдёшь деньги. Сто тысяч. Я сказал. А клад выкопаешь – тогда посмотрим на твои – скажем, десять процентов. Раз дело государственное.
— Три четверти процента.
— Пять.
— Один.
— Деньги когда?
— Десять тысяч – пятнадцатого. Сорок – двадцать второго. И пятьдесят – двадцать девятого. Я не хочу ничего – ни сложностей, ни неприятностей. Здесь же, в это же время. Можно через доверенное лицо.
— Смотри, Яков Кириллович. Кто нас обидит – трёх дней не проживёт.
— Нас, Николай Протасович, — усмехнулся Гурьев. — Нас.
— Ага, — прищурился Ферзь. — Нас, значит. Интересно. А я слыхал, будто всех придавили, как следует.
— Трава и бетон ломает, Николай Протасович.
— Ну-ну. Куришь?
— Курю.
— Закуривай. Только не спеши.
Ну, вот, подумал Гурьев, разглядывая лицо Ферзя, пару дней я могу перевести дух. Это хорошо, что ты жадный. Это радует. При любом раскладе – я выиграл пару дней. Больше мне не нужно. А потом я тебя удавлю, красавец. Ты уж не обижайся.
Гурьев медленно, чтобы никого не спровоцировать на нежелательные эксцессы, под цепким взглядом Ферзя выудил из внутреннего кармана пиджака портсигар, зажигалку и закурил, с наслаждением пополоскал дымом рот. Чуть приподняв подбородок, с силой выпустил струю дыма вверх. Ферзь достал свои папиросы, но, прежде чем закурить, принюхался:
— Не мой табачок-то.
— В поставщики метишь? — приподнял брови Гурьев.
— У меня табак – не махра. А что за дела у тебя с жидами? — вдруг поинтересовался Ферзь. — Арон за тебя сказал. А ты – не похож ты на жидка.
— Я ни на кого не похож, Николай Протасович, — улыбнулся Гурьев. — Ты поэтому тут со мной и сидишь, разговоры задушевные разговариваешь.
— Ишь ты. Соображаешь. Интересно, интересно. Кто ж тебя на меня вывел? Танька нашептала, небось?
— А что? Эта дурочка что-то знает?! — изумлению Гурьева не было предела. — Да ну, Николай Протасович. Не держи меня, как говорится, за фрайера. У меня источники другой пробы. Кстати, ты меня с румыном своим познакомь, есть к нему разговор.
— А это ты о чём?!
— Не о чём – о ком. Николай Протасович, ты же умный мужик. Ты зачем в такое непотребство полез? Сдай румына, а сам гуляй себе дальше. Или боишься его?
— Ты говори-говори, да не заговаривайся, — проскрипел Ферзь, сверля Гурьева глазами. — Тебе-то что до этого?
— Я тебе сказал: мне тишина нужна. Сам его уберёшь или мне заняться?
Ферзь откинулся на спинку стула и сложил на груди руки. Посмотрев на Гурьева из-под бровей, шевельнул челюстями и кивнул. Купился, купился, удовлетворённо подумал Гурьев. Серьёзный-то ты серьёзный, но примитивный, как инфузория-туфелька. Но это замечательно. Просто здорово. Терпеть не могу сложностей.
* * *Гурьев вышел из ресторана, осмотрелся. Убедившись в отсутствии хвоста, нырнул во двор и спустя минуту был уже в кабинете заведующего предприятием общепита. Гав-гав, собачка, а замочек-то так себе, от честных людей, — Гурьев сложил отмычку, снова превратившуюся в «Монблан», сунул в нагрудный карман, поднял трубку телефона. Заодно проверим, как работает коммутатор, — и набрал номер.
— Алло, командир, — прокашлявшись, приветствовал его Шульгин.
— Алло, боцман, — усмехнулся Гурьев. — Доложи обстановку.
— Всё путём, командир. Все спят без задних ног.
— Это радует. Сиди, боцман, бди. Я буду разом.
— А у тебя что?!
— У меня всё в цвет, Денис, — Гурьев вздохнул. — Раз я с тобой калякаю, значит, всё в цвет у меня. Отбой тревоги, старичок.
Гурьев повесил трубку на рычаг, мазнул платком по ней и дверным ручкам, вытирая «пальчики», покинул кабинет заведующего и зашагал на квартиру. Домой. Домой.
Сталиноморск. 14 сентября 1940
Утром Гурьев направился в синагогу. Успел как раз к «Шма[92]». Увидев его, раввин и Крупнер переглянулись, и Арон радостно крякнул и сверкнул глазами. Едва дождавшись окончания молитвы, он, позабыв про свою степенность, подлетел к Гурьеву и вцепился ему в локоть:
— Ну?!
— Ты же видишь, дядя Арон, — улыбнулся Гурьев. — Жив я, здоров, и даже выспался.
— Ох, Янкеле, — Крупнер прикрыл на секунду глаза, качнул головой. — Не рано ты победу-то празднуешь?
— Я не праздную, дядя Арон, — Гурьев стёр с лица улыбку, как нарисованные акварелью усы. — Ни победу, ни труса. Я передышку получил, мне это сейчас очень важно и нужно. Вот такое дело.
— И дальше?
— Дальше? Дальше много всего будет, дядя Арон. Давай присядем, разговор вот есть.
Гурьев опустился на скамейку. Сел и Крупнер. Гурьев посмотрел на Арона, поскрёб большим пальцем ямочку на подбородке:
— Я слышал, укрупнять твою артель собираются, дядя Арон?
— Откуда знаешь? — нахмурился Крупнер.
— Я много чего знаю, — Гурьев наклонил голову к левому плечу. — Что делать-то будешь?
— На пенсию пойду, — хмыкнул Крупнер. — Заработал.
— На печи сидеть?
— Могу и на печи, — проворчал Крупнер, коротко глянув на Гурьева. — Я своё, говорю же, отпахал. А тебе что за дело, Янкеле?
— А мне нужен такой человек, как ты, дядя Арон. Пойдёшь ко мне начальником АХО?
— Чего-о-о?!?
— Административно-хозяйственной части, дядя Арон. Не знакомо разве тебе такое сокращение?
— Ты, Янкеле, никак, спятил, — усмехнулся Арон. — Ты знаешь, сколько у меня ходок-то? Ещё при царском режиме. А после?!
— Ну, при царском режиме – то было по молодости, того я не знаю. А что после? Твои счёты с большевиками меня не интересуют. Чтобы с советской властью столько лет в пятнашки играть и ни разу не проколоться – это, дядя Арон, редкостное качество. Именно потому я тебе и предлагаю такой ответственный пост.
— К тебе – это куда? В школу, что ли?
— Нет. На стройку.
— Какую стройку?!
— В старой крепости, дядя Арон. Там сейчас большие работы начнутся – всю гору перекопают. Техника, рабочие. А потом – стройка. А я в этих делах – ноль без палочки, только глаза могу страшно таращить и делать вид дикой озабоченности. Хозяйственник из меня – ну, вообще никакой. Одним словом – серьёзное дело, дядя Арон. Стоящее.
— А не боишься?
— Я знаю, дядя Арон, — мягко сказал Гурьев и тронул Крупнера за плечо. — Так что ж, — разве меня ты станешь обманывать? Разве сможешь у меня воровать? Не сможешь. И другим не дашь, я же знаю. Что ж ты на себя наговариваешь, дядя Арон? Не надо этого. Не надо.
— Тебя обманешь. С иголками твоими.
— Иголки мои не на тебя заточены, дядя Арон.
— А что там строишь-то? — хмуро буркнул Крупнер, не глядя на Гурьева.
— Не знаю, дядя Арон, — пригорюнился Гурьев. — План в голове – это одно, а что получится – кто ж его знает. Обычно получается совсем не так, как задумывалось, особенно поначалу. Понимаешь?
— Ох, Янкеле, — усмехнулся Крупнер. — Ох, и хитрый же ты, зараза! А ещё говоришь, что ты не а ид![93]
— Так пойдёшь?
— Подумать надо, — увесисто вздохнул Крупнер.
— Думать – это хорошо, дядя Арон, — согласился Гурьев. — Думать – это полезно. Но это – вообще. Не сейчас, дядя Арон. Так ты уж выручи меня. Не отказывайся.
— Выручу, — кивнул Крупнер. — Раз такой разговор – выручу.
— Это ещё не затея, дядя Арон. Про затею я тебе расскажу сейчас. У тебя родня есть, дядя Арон, где подальше?
— Сёстры в Одессе. Брат в Балаклаве…
— Вот. Одесса – это то, что надо. Ты пошли Боруха туда, с порученьицем каким, что ли. На месяц – другой – третий. Денег я ему выдам, командировочных. Только предупреди, чтоб не куролесил там особо.
Крупнер насупился:
— Ох, Янкеле. Вот уж – спасибо.
— Да какое там спасибо – одно беспокойство тебе от меня, дядя Арон. Это я тебе по гроб жизни обязан, — Гурьев улыбнулся весело, как будто шутки шутил. — Да и это, в общем, не всё.
— Да уж понял.
— Спрячь девочку у себя. Пока отец её не вернётся, а там – увидим.
- Однажды в Октябре - Александр Михайловский - Альтернативная история
- Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин - Альтернативная история
- Autobahn nach Poznan - Анджей Земянский - Альтернативная история