С этими словами Мишель взял Катилину за загривок, отнес его к дому и бросил на садовой лужайке.
Случай нам помог: во время истязания Катилины небо заволоклось тучами, как во время пира Фиеста.
Правда, поскольку для такого заурядного события гроза — это слишком много и люди из гордости приберегают гром для себя, начался дождь, но без грома и молний.
Дождь постепенно пронял застывшее тело Катилины; он потянулся, затем встал на все четыре лапы, но не смог удержаться, сел и оставался неподвижным, с потухшим взглядом, в состоянии полного бесчувствия.
— Мишель, — сказал я, — думаю, урок оказался слишком жестоким.
Мишель подошел к Катилине, который при этом не выказал ни малейшего страха, приподнял ему губы, открыл и снова закрыл глаза, прокричал ему в уши его кличку.
Никакого впечатления.
— Сударь, — сказал он мне. — Катилина повредился в уме, надо послать его к Санфуршу.
Как известно, Санфурш — это собачий Эскироль. В тот же день Катилину отправили к Санфуршу.
XLVII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ ТО, ЧТО МЫ ГОВОРИЛИ О СХОДСТВЕ ГИБЕЛИ ФЛОРЫ СО СМЕРТЬЮ ЭВРИДИКИ
Вы помните, что мои осерские друзья предложили задержать начало охоты до десятого сентября.
Я написал им, что приеду седьмого вечером и, следовательно, открытие может состояться восьмого.
На этот раз я рассчитывал дольше пробыть в Сен-Бри и взял с собой работы на две-три недели.
Мы так много говорили об охоте, что я не стану утомлять читателей подробностями. Скажу только, что через три недели, увидев довольно заметную беременность Флоры, я попросил моего друга Шарпийона оставить ее в деревне до тех пор, пока она не ощенится.
Шарпийон, знавший, что дети Флоры — потомство Причарда и признавший свою вину перед их отцом, попросил у меня вместо платы за проживание и прокорм права выбрать из помета. Я в свою очередь поставил условие: ни одного щенка не должны утопить, как делают обычно под тем предлогом, что мать слишком слаба для того, чтобы их выкормить.
Проделав примерно четверть пути, я решил навестить своих друзей в Марселе и, для того чтобы оправдать это в своих собственных глазах, подписал с директором марсельского театра Жимназ договор на пьесу «Лесники». Эта пьеса должна была быть написана специально для марсельских артистов и никогда не ставиться в другом театре.
Мой друг Берто великолепно принял меня в своем деревенском доме, носившем название Бланкард.
Я прожил в Марселе около месяца, затем вернулся к Шарпийону, которому пообещал остановиться у него на обратном пути и приехал как раз вовремя, чтобы присутствовать при родах Флоры.
Она произвела на свет пять щенков; отцовство Причарда не признать было невозможно. Каждый выбрал себе одного из них. В двадцать четыре часа все щенята были пристроены. Я удовольствовался тем, кого никто не взял.
Тем временем егерь каждый день, в качестве гигиенической меры, выгуливал Флору.
На восьмой день он рассказал, что нашел и убил гадюку. Гадюки не редкость в лесах Сен-Бри.
Мы похвалили его за то, что он уменьшил их число.
На следующий день он, как обычно, ушел с Флорой, но вернулся без нее.
Славный малый вы глядел очень огорченным. Он попросил у Шарпийона позволения поговорить с ним наедине.
Вот что произошло и вот о чем он не решился заговорить вслух.
Он гулял там же, где и накануне; проходя по тропинке, где была убита гадюка, Флора почуяла запах трупа, приблизилась к нему и взвизгнула.
Потом она почти сразу же забилась в конвульсиях и издохла.
Наш егерь знал, что следствия без причины не бывает; он стал искать причину несчастья. Шелест травы указал ему на присутствие пресмыкающегося; он вытащил шомпол из своего ружья, раздвинул траву и увидел гадюку, которая пыталась уползти.
Одним ударом он остановил ее.
Оказалось, что это была не одна гадюка, а две; одна действительно была мертвой, вторая — живой. Убитая накануне оказалась самкой; самец нашел ее издыхающей и, несомненно надеясь вернуть ее к жизни своими объятиями, сплелся с ней, как обычно делают эти гады. Вместе с живой змеей, убившей Флору, егерь подцепил мертвое тело убитой накануне гадюки.
Наверное, именно под воздействием чрезмерной душевной боли, вызванной потерей подруги, яд у самца достиг такой силы, что смог убить Флору в несколько секунд.
Зубные полости гадюк содержат восемь миллиграммов яда; для того чтобы убить собаку, потребуется все восемь миллиграммов, а чтобы убить человека — шестнадцать миллиграммов. Но редко бывает, чтобы при укусе гадюка выпустила весь яд. Однако замечено, что в ярости или в течение самых жарких месяцев этот яд, опасный лишь когда попадает в кровь (глотать его можно безнаказанно) приобретает большую силу.
Одно из этих обстоятельств повлекло за собой мгновенную смерть Флоры.
Как и в любом непоправимом горе, следовало найти утешение. Не успев безмерно привязаться к Флоре, я отдал ей почести, каких она заслуживала, и уехал в Париж.
Прежде всего я навестил Санфурша и, следовательно, Катилину.
Катилина обрел рассудок, но заболел пляской святого Витта, и вид курицы вызывал у него нервный припадок.
Итак, я остался с собакой-инвалидом и с сосунком.
К счастью, первые дни охоты прошли, и у меня было время найти собаку до следующего сезона.
КОММЕНТАРИИ
Мемуарные очерки «История моих животных» («Histoire de mes bêtes») — произведение многоплановое. Оно включает в себя воспоминания автора об его книгах, друзьях, путешествиях, охотах, отрывки из бесед и, конечно, истории животных, в разное время обитавших у него в доме.
Первые двадцать восемь глав этой книги печатались в издававшейся Дюма газете «Мушкетер» («Mousquetaire») с 29.10.1855 по 29.11.1855 под названием «Беседы с моими читателями по поводу одной собаки, двух петухов и одиннадцати кур» («Causeries avec mes lecteurs à propos d’un chien, de deux coqs et de onze poules»); окончание ее печаталось с 18.11.1866 по 11.12.1866 в новой газете Дюма, носившей то же название «Мушкетер».
Первое отдельное издание всего текста книги: Michel Lévy Frères, Paris, 1867.
Перевод именно этого издания выполнен А. Васильковой специально для настоящего Собрания сочинений и сверен Г. Адлером по тому же тексту французского оригинала.
Это первая публикация книги на русском языке.
К главе I
… в Писании сказано, что Господь желает раскаяния, а не смерти грешника. — Вероятно, имеется в виду ветхозаветный текст: «Скажи им: живу я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иезекиль, 33: 11).
