— Ну конечно же!
Конечно же, Блэк не придет в церковь! Он появится на кладбище, у могилы! Разве не так он поступал в прежних случаях?
Хоронить Кричлоу должны были не на этом церковном кладбище, где давно уже не осталось ни одного свободного места, а на окраине города, в тихом и зеленом месте. Срочно туда!
— Извините! — нетерпеливо бормотал он, пробираясь вдоль ряда и не обращая внимания на отдавленные ноги скорбящих.
По центральному проходу он уже почти бежал. Дверь открылась с пронзительным скрипом, и он оказался на улице.
Ни спортсмен, идущий на рекорд, ни вор, убегающий от погони, не смогли бы преодолеть эту дистанцию быстрее Беллмена. Все взгляды прохожих были прикованы к солидному джентльмену, который стремглав мчался по улицам. С багровым лицом, тяжело дыша, он достиг ворот кладбища. Место захоронения было ему хорошо известно — он сам его выбрал.
Вот и могила. Расположена лучше некуда — на зеленой лужайке в окружении развесистых деревьев. Скоро здесь появится надгробный памятник, также выбранный Беллменом: скульптурная композиция, составленная из трех ангелов, скрижалей с описанием семейных и гражданских добродетелей покойного, а также маленького спаниеля — копии пса, которого Кричлоу очень любил в молодости. Это будет смотреться великолепно.
Но пока здесь была лишь глубокая яма.
И ни единой души поблизости.
— Он придет! — бормотал Беллмен. — Непременно придет!
Он обследовал ближайшие аллеи, пройдя по сотне шагов в каждом направлении. Вернувшись к могиле, заглянул вглубь — на всякий случай. Заметил неподалеку высокое надгробие и решил на него взобраться для лучшего обзора, но в спешке сорвался, ободрав ладони и лишившись пары пуговиц на сюртуке. Стал отряхивать брюки, но лишь добавил к грязи пятна крови, сочащейся из рук. Вторая попытка оказалась успешной; с надгробия хорошо просматривался весь участок вокруг могильной ямы. Людей видно не было.
— Блэк! — позвал он громко. — Я здесь! Я жду тебя! Покажись!
Послышался шорох в кустах, затем раздвинулись ветви и — у Беллмена замерло сердце — на дорожку шагнула мужская фигура. Но, увы, это был всего лишь оборванный чумазый парень, садовник или могильщик, отсыпавшийся в зарослях и разбуженный его криками. Он зевал и тер кулаками глаза, а когда заметил Беллмена на вершине надгробия, испуганно попятился, потом развернулся и припустил по аллее к выходу с кладбища.
Беллмен тяжело вздохнул и присел на каменную плиту. У него сильно болела рука, — должно быть, повредил ее, когда падал с надгробия. Боль вызвала слезы, вытирая которые он размазал по лицу грязь, травяную зелень и кровь, смешавшиеся с потом.
«Еще есть время. Блэк не ожидает, что я приду сюда раньше остальных», — подумал он. Похоронная процессия прибудет через полчаса, и тогда для Блэка наступит самый подходящий момент. Меж тем Беллмен совершенно обессилел. Все, что он сейчас мог, — это сидеть на камне и лелеять хрупкую надежду на появление Блэка. А время шло неспешно. Он достал часы из нагрудного кармашка и обнаружил, что они остановились. Покрутил завод и поднес часы к уху. Тишина.
Машинально он потянулся за своим блокнотом, но не нашел его на обычном месте, — должно быть, остался в офисе. Сил не хватило даже на то, чтобы удивиться: как он мог забыть о вещи, с которой до сих пор не расставался ни при каких обстоятельствах? Обескураженный и опустошенный, он застыл, как манекен в торговом зале «Беллмена и Блэка», и оставался недвижим вплоть до прибытия процессии.
Заметив Беллмена, Энсон отделился от провожающих и подошел к нему:
— Что случилось, друг мой?
Он дотронулся до плеча Беллмена, и тот вздрогнул, как от резкой боли, хотя прикосновение было очень легким.
— Позвольте проводить вас домой. Я вижу, вы нездоровы.
Однако Беллмен не выказал намерения подняться с камня; он даже не взглянул на Энсона и, похоже, не расслышал его слов. Его почти немигающий взгляд был прикован к похоронной процессии. Энсон был свидетелем неуместно эксцентричного поведения Беллмена в церкви и про себя отметил, что здесь он — при всей неприглядности облика и неестественном напряжении — хотя бы держится тихо и никому не мешает. И он счел за лучшее, не тревожа Беллмена, побыть с ним до завершения погребальной церемонии, а потом уже доставить беднягу к врачу.
Беллмен наблюдал. В толпе у могилы разглядеть Блэка не удавалось, — значит, он объявится чуть позже. Когда все провожающие уйдут, там останется одинокая фигура, и это будет Блэк…
Его взгляд беспрестанно скользил по толпе. Каждое движение, каждый поворот головы тотчас привлекали его внимание. В любой миг он ожидал увидеть то самое лицо — уж его-то он непременно узнает! Возможно, Блэк сейчас точно так же высматривает его среди людей, собравшихся у могилы. Беллмен был наготове. Блэк и опомниться не успеет, как он уже будет стоять рядом с ним.
Церемония подошла к концу. Последовали рукопожатия, соболезнования родным, обмен участливыми фразами. Беллмен досадовал, что они сгрудились так плотно, — поди разбери, кто есть кто.
Затем люди парами и небольшими группами потянулись в сторону кладбищенских ворот. У могилы остались только самые близкие. Блэка среди них не было. Беллмен сидел и ждал.
— Вы идете? — спросил его Энсон и осторожно положил руку на плечо Беллмена, который на сей раз даже не шелохнулся.
Тогда Энсон взял его под локоть, чтобы вывести на аллею.
— Я отвезу вас домой, — предложил он и тут же вспомнил, что у Беллмена не было своего дома как такового. — Думаю, вам стоит на несколько дней уехать из Лондона, проведать дочь…
С неожиданно громким и яростным воплем Беллмен отбросил его руку. Энсон инстинктивно шарахнулся в сторону. Последние скорбящие у могилы с тревогой посмотрели в их сторону, а затем поспешили прочь, опасливо оглядываясь на странного мужчину с окровавленным лицом и дико блуждающим взором.
Оставшись наедине с Беллменом, Энсон быстро обдумал свои дальнейшие действия. Пожалуй, стоит позвать кладбищенского сторожа, решил он. Вдвоем им будет легче сопроводить Беллмена до кеба, чтобы затем отвезти его к врачу. И он пошел за подмогой, оставив своего друга глядеть на могилу и обливаться слезами, словно в ней была погребена его собственная душа.
А когда он вернулся в сопровождении дюжего помощника, Беллмена там уже не было.
30
Рабочий день в «Беллмене и Блэке» подошел к концу. Последняя покупательница удалилась, провожаемая сочувственным поклоном Пентворта, который уже закрывал за ней дверь, когда заметил знакомый силуэт, возникший из вечерних сумерек. Мистер Беллмен. Пентворт снова распахнул дверь. Выглядел его босс весьма странно, однако Пентворта это не касалось, и он сделал вид, что ничего особенного не заметил…
Когда открылась дверь приемной, Верни быстро поднял голову от бумаг. Совсем недавно здесь побывал мистер Энсон с совершенно невероятной историей о случившемся на похоронах. Верни поверил ему лишь отчасти. Он допускал, что в ходе церемонии имело место какое-то недоразумение, однако в рассказе Энсона оно было явно преувеличено… Но одного лишь взгляда на вошедшего Беллмена оказалось достаточно, чтобы развеять его сомнения.
— Все данные на вашем столе… — начал было Верни, но Беллмен жестом велел ему замолчать.
Даже не взглянув на секретаря, он проследовал в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.
Если он будет нужен, Беллмен его позовет, решил Верни и продолжил прерванное занятие. Однако он уже не мог сосредоточиться — танцующие в воздухе пальцы то и дело «спотыкались», и ему приходилось начинать вычисления заново.
Несколько раз в приемную заглядывали люди из числа руководящего состава, которые, как обычно, задерживались в магазине после закрытия.
— Мистер Беллмен уже вернулся? Мне нужно…
И каждый раз Верни отрицательно качал головой:
— Зайдите в другое время.
Прошел час. Он не осмелился постучать в дверь Беллмена. Еще полчаса он потратил на всякие необязательные дела, а когда и после этого из кабинета не донеслось ни звука, надел пальто и покинул офис.
А в кабинете Беллмен по инерции просмотрел месячный отчет, оставленный секретарем на его рабочем столе. Объемы продаж падали — уже третий месяц подряд, — хотя четкие цифры Верни на аккуратно разграфленных листах и пытались создать видимость порядка и гармонии. Показатели снижающихся доходов и растущих убытков выстраивались в ровные ряды, а колонки цифр давали однозначный итог, в каком порядке их ни складывай. Но это было слабым утешением: потеря прибыли, пусть даже отображенная на бумаге с таким искусством и тщанием, оставалась потерей прибыли. Беллмен тяжело вздохнул при мысли об ожидавшем его долгом и безрадостном вечере. «Я брошен на произвол судьбы», — подумал он. Тот, кого он разыскивал, так и не нашелся. Что теперь делать? Как жить дальше?
