такое говорите, сэр! — чувствую, ситуацию надо спасать, и слезаю с Лоэнгрина, — Вот! Посмотрите сами, сэр! Это — я! — присматриваюсь, моргаю, и вижу то, что не может меня не радовать. Я знаю этого подозрительного придиру! — И я вас тоже знаю: вы сержант Паттерсон.
— Хм-м… Оно, конечно, верно… Да только чтоб мне лопнуть, если ты, засранец чёртов, за неделю не изменился так, что и родная мать не узнает!
— Это правда, сэр. Просто… Я вот, собственно, об этом и везу донесение! — тут я нагибаюсь поближе к его уху, и полушёпотом говорю, — Заработала чёртова машина, сэр! И как раз на мне её проверяли. Так что я теперь молодой, красивый, и здоровый! И еду как раз для того, чтоб его Величество на меня посмотрел!
На мгновение сержант, конечно, опешил, но нужно отдать должное его выдержке: пристально меня рассмотрел. А я специально отошёл чуть подальше, и уж постарался приосаниться. Знаю: красавчик. Уж выставить «правильные черты лица» не забыл!
— Чёрт возьми. — он покачал головой и сплюнул в сугроб, имевшийся в углу двора у ворот, — Ни за что бы не поверил. Но против фактов трудно спорить. Ладно. — тут он поворачивается к своим охламонам, и приказывает. — Коня этому паршивцу! Быстро. А вот этого уведите в конюшню, да пусть Шрайвер займётся им, пока не простыл.
— Благодарю, сержант, сэр!
— Может, зайдёте, погреетесь… Да другим способом согреетесь, рядовой? — он мог и не подмигивать, я его «тонкую» хитрость вычислил на раз!
— Н-нет, сэр. Спиртное на меня в мороз плохо действует. Я становлюсь буйный. Кому этого не знать, как не вам, сэр!
— А вот это точно. — он хлопает меня по плечу. — Вот теперь я верю, Альварес, что это действительно ты! А помнишь сам-то, как мы друг другу!..
— Разумеется, сэр! Вы тогда меня так отделали…
— Да ладно тебе! Я-то знаю, кто кого тогда отделал! Не скромничай.
Не успел я подумать, как полезно не ломать гордеца и пофигиста, а слушать и мотать на ус вообще всё, что оказывается в пределах слышимости, как привели коня. Да и слава Богу: а то сержант мог бы попытаться вспомнить и ещё о каком-нибудь эпизоде армейского быт, о котором я не знал бы. Ну а случай в трактире «У Мозеса» «вспомнить» было не трудно: о нём не сплетничал только ленивый. А я, пока меня везли в возке её Величества, только тем и развлекался, что просто нагло подслушивал. О чём ведут речь простые солдаты. И кто из рядового и сержантского состава как развлекается. (Ну, тут без вариантов: пьёт, в основном! Дерётся: один на один, или уж подразделение на подразделение. Но — только голыми руками! Иначе — Трибунал! Ну, и, само-собой, профессиональных шлюх да маркитанток трахает!..)
Залезаю на нового коня, спрашиваю:
— Как этого зовут?
— Экклезиаст, рядовой. Ну, счастливого пути.
— Спасибо, сержант, сэр! И… Не сердитесь на меня. Я, когда трезвый, неплохой парень! Правда-правда!
— Ты эту байку кому другому продай! Ха-ха. — сержант мой криво усмехается. Но потом, хмыкнув, добавляет, — Ладно, я уже не сержусь, Альварес. Всё нормально. Подумаешь — девку не поделили. Её всё равно через пару дней какой-то идиот увёз в Карпадос. Любовь, у них, понимаешь!.. Ну, счастливо тебе добраться. А то и правда: метёт так, что хороший хозяин собаку на улицу не выгонит!
— Так то — хороший, сэр!..
Ворота закрылись под дружное ржание всех караульных. И, само-собой, сержанта.
Им всё же пришлось остановиться через пару десятков миль, в очередном трактире. Началась жуткая метель, и продувало так, что не спасали и её новый камзол, и вторые штаны, из которых они вытряхнули двоих из более крупных нападавших ещё там, в первом трактире, логично рассудив, что им-то они уже не понадобятся.
Правда, внутри низкого и тоже закопчённого до черноты помещения было вовсе не столь тепло, как хотелось бы, но хотя бы не дуло. К счастью, из людей внутри никого не обнаружилось, кроме хозяина, а вот как владелец почтенного заведения борется с пытающимися ограбить его, стало понятно очень быстро: на половичке у ближайшей печи грелись три огромных косматых волкодава неопределённой расцветки. Но со вполне определёнными достоинствами: клыки из-под почти чёрных толстых губ торчали на добрый дюйм. Леди Маргарет хмыкнула:
— Вот уж с кем бы не хотелось… Хорошие собачки.
Они сели за один из столов, расположившись подальше от опасного соседства.
Вытирая лоснящиеся от масла руки о засаленный до серости передник, к ним подошёл хозяин:
— Чего изволят господа? О, прошу прощения: я становлюсь близорук на старости лет: чего изволите миледи, и вы, милорд?
Она не стала усложнять ему жизнь:
— Вы ведь уже приготовили жареную картошку и отварную говядину? — она почуяла, как напрягся и трактирщик, и её спутник, и поспешила успокоить их насчёт своего дара «ясновидящей», — Я просто учуяла их аппетитные запахи. Пахнет восхитительно, кстати. — пришлось покривить душой, потому что запахи еды на самом деле перебивали запахи въевшегося в стены и балки калённого масла, пота, и гари, — Ну так нам — по порции. И того и другого. И грога. По кружке.
— Запах грога вы тоже «учуяли», миледи? — вот ведь настырный и подозрительный он стал после поцелуя. Особенно после поцелуя. Похоже, считает, что она и правда — ведьма. Специально «влюбившая» его в себя. Ну, или ясновидящая.
Она тяжёлым взглядом посмотрела на него. Затем вздохнула:
— Никакая я вам не ведьма, лорд Айвен. — он мило покраснел: значит, в самую точку! — С другой стороны, не отказалась бы. Так хочется иногда просто пожить спокойно! Предвидя и предчувствуя всё, что случится! И — главное! — зная, как избежать…
— Да уж, миледи. Избежать проблем и хлопот мечтает каждый. Как и смерти.
— Вы правы. Но вот что интересно, милорд Айвен. До того, как вы меня спасли, вы думали, что влюбились в меня по своей воле. А сейчас, выслушав то, что я вам поведала, и увидев то, как я помогла вам справиться с нашими… э-э… проблемами, там, в предыдущем трактире, вы считаете, что это я вас охмурила. Навела чары. Околдовала.
Он ничего не ответил, но она увидела, как заходили под кожей скул желваки, и побледнело лицо. Всё верно. Чёртов Конклав так много вещал о том, кто такие ведьмы, как обнаружить их происки, и как бороться, что обычные люди жутко запуганы. Поэтому стоит даже хотя бы показать, что ты унюхала, что готовится на огромной плите на кухне, за условной перегородкой, еле доходящей до пояса, как уже начинается…
Косые взгляды
