Он лучше сможет оценить ситуацию и наверняка сообразит, как нам тебя из этого вытащить.
– А если он меня арестует? – нервно спрашивает Аллегра.
– Не арестует. – Он тыкает ее в коленку. – Если ты расскажешь ему то же самое, что рассказала нам, он тебе поможет. Но если есть причина, по которой нам не следует обращаться в полицию, то назови ее сейчас.
– Прошу прощения. Сколько лет мы уже друг друга знаем? – Она складывает руки на груди. – Ты правда считаешь, что я могла во что-то впутаться?
– Ну, если быть предельно откровенным, Лела, то у меня такое ощущение, что я понятия не имею, что происходит в твоей жизни, – признается Мика. – Я знаю, что ты больше не ходишь к психологу, и не возражаю, если деньги, которые мы тебе даем каждый месяц, нужны тебе на что-то другое. Но у меня уже возникает вопрос, на что ты их тратишь.
Вздохнув, она прячет лицо в ладони:
– В голове не укладывается, что мои собственные братья думают, будто я спускаю деньги на что-то незаконное. – Аллегра снова поднимает глаза и пронзает Мику злобным взглядом. – Я перестала ходить на психотерапию, потому что она мне не помогала. А эти деньги не грязные, можешь мне поверить.
– О’кей, – примирительно вскидывает руки он.
– О’кей? – У нее на лбу образуются складочки. – Просто «о’кей»?
Брат пожимает плечами:
– Да, о’кей. Ты не обязана перед нами отчитываться, на что тебе нужны деньги. Они твои, и если ими ты оплачиваешь то, что дает тебе больше, чем психотерапия, то… о’кей.
Аллегра в замешательстве смотрит на него, и я тоже задаюсь вопросом, что вдруг случилось с Микой. Обычно он всегда хочет знать все точно.
– Бен должен вернуться с минуты на минуту, – говорит Мика и переводит на меня такой взгляд, будто у него появилась блестящая идея. – Я жутко голодный. Вы тоже?
– Не отказалась бы от пары блинчиков, – соглашается Аллегра и изображает приторно-сладкую улыбочку. Брат и сестра в ожидании смотрят на меня.
– Серьезно? – У меня вырывается стон. Разве мы сейчас не обсуждали жизненно важные темы? – Почему я должен идти за завтраком?
– Потому что ты самый старший, – с ухмылкой отвечает Мика и лезет в карман, после чего кидает мне свои ключи. – Папина машина стоит перед домом. Тебе сегодня повезло.
– Очень смешно, – ворчу я, однако все равно записываю их пожелания в телефон, чтобы ничего не забыть. Но прежде чем выйти из квартиры, еще раз грозно тычу в их сторону пальцем. – Без меня никаких решений не принимать. Ясно?
– Есть, сэр, – отдает честь Мика, но закатывает глаза. – Не волнуйся, когда я в последний раз принимал решение, у меня уже была борода. Я больше не делаю глупостей.
– Одно то, что у тебя есть борода, автоматически не делает тебя взрослым, – вмешивается Аллегра, взлохматив ему волосы. У нее на губах играет озорная улыбка, которую я не видел целую вечность, и мне становится ясно, что, какой бы дерьмовой ни была ситуация, мы наконец-то снова стали семьей.
* * *
Я напряженно жду, пока Холли возьмет трубку. А когда она все-таки отвечает, едва ли не удивляюсь.
– Холли?
– Да, – тихо смеется она. – Ты как будто не ожидал. На самом деле ты звонил кому-то другому?
– Нет, – поспешно выпаливаю я. – Прости. Я сейчас в машине. Мне дали задание раздобыть завтрак.
– Кто дал?
– Аллегра и Мика. У нас тут небольшой семейный кризис, – объясняю я.
– Что случилось?
Ненадолго задумываюсь, как много можно рассказать ей о проблемах Аллегры, но, так как я бы доверил Холли что угодно, решаю поделиться с ней всей историей. Она внимательно слушает, иногда задает вопросы и несколько раз чертыхается.
– Вот почему я сегодня еще с тобой не связывался, – произношу я наконец. – На самом деле я собирался позвонить тебе еще утром.
– И спросить у меня, что стряслось?
– Значит, что-то все-таки стряслось?
Холли вздыхает:
– Я должна перед тобой извиниться, Паскаль.
Нахмурившись, жму на тормоз, чтобы остановиться перед перекрестком, а не прямо на нем.
– За что?
– Когда я вчера хотела включить свой ноутбук, оказалось, что он сломался. Просто больше не запускался. А потом я вспомнила, что в последний раз им пользовался ты, когда проверял свой рейс, – помедлив, откликается она.
– Он работал абсолютно нормально, когда я его брал, – в недоумении отвечаю я.
– Знаю, я… После всего, что произошло с Джексоном и Лесли, я подумала…
Мне сразу становится понятно, что она имеет в виду.
– Ты подумала, что это я его сломал?
– Знаю, и мне ужасно жаль, Паскаль. Я тебе не доверилась, хотя ты не дал мне ни единого повода сомневаться в твоих намерениях.
Поверить не могу, что она действительно считает, будто я способен совершить такую подлость. Предать ее таким мерзким образом.
– Я бы никогда так не поступил, Холли.
– И я это знаю, – приглушенно шепчет она в трубку. А я ищу себе место на обочине, поскольку не могу сконцентрироваться на дороге. Не во время подобного разговора с Холли. – Даже не знаю, почему мне в принципе пришла в голову такая мысль.
Наверное, Джексон и Лесли слишком много во мне сломали. Кажется, я просто еще не готова к чему-то новому.
Ее слова доносятся до меня, но я их не понимаю. Растерянно запускаю руку в волосы и выключаю двигатель.
– Ты правда очень мне нравишься, Паскаль, – продолжает Холли. – Ты столько пережил, и я не хочу делать тебе еще больнее. Ты заслуживаешь человека, который сумеет открыться перед тобой целиком и полностью.
– Это сейчас разговор в духе «дело не в тебе, а во мне»? – спрашиваю я. Голос звучит резче, чем хотелось бы, но я ничего не могу с собой поделать. Я расстроен из-за того, что Холли мне не доверяет, и чертовски зол, потому что она думает, будто недостаточно хороша. – Мы ведь даже еще не говорили о том, что именно между нами.
Холли громко сглатывает. То, что она мне не возражает, само по себе ответ. Тяжело вздохнув, я прислоняюсь затылком к подголовнику. Руки трясутся, меня тошнит, и на мгновение в памяти всплывает, как я расстался со своей первой девушкой. «Дело не в тебе, а во мне». Дерьмовая фраза, правда? Я сглатываю комок в горле и стараюсь мыслить трезво, но разочарование слишком велико.
– Можно спросить тебя кое о чем?
– О чем угодно.
– Когда мы прощались в воскресенье… ты надеялась, что наша история продолжится?
«Или уже тогда понимала, что хочешь меня бросить?» – проносится у меня в голове, и я ненавижу себя за эту
