Вообще-то рассказывать действительно особо нечего было. С Олегом она познакомилась в больнице, когда он навещал какого-то друга, а она безвылазно сидела в палате у бабушки. То есть не то чтобы безвылазно, все-таки вылезала иногда — медсестру позвать, с врачом поговорить. Олег несколько раз подходил, заговаривал о чем-то. Она его не сразу запомнила, она вообще тогда ничего и никого не запоминала, даже не замечала, целиком поглощенная бабушкиной болью и своим страхом. Когда бабушка умерла, Олег оказался как-то рядом, очень помог с организацией похорон, все делал как надо, без суеты, спокойно и незаметно… Сочувствовал искренне, она это видела. С утешениями не лез, но когда она после поминок, проводив всех, и родителей тоже, которые уехали сразу, ни на час лишний не задержавшись, — когда она думала, что осталась одна, и, наконец, разрыдалась, он вдруг взялся ниоткуда, обнял, стал что-то бормотать потихоньку… То, что он не ушел, спрятался где-то, — Вере показалось обидным, она истерически закричала на него, сильно оттолкнула, чуть с кулаками не набросилась… Он исчез на минуту, тут же появился опять, стал вытирать ей лицо холодным мокрым полотенцем… Она постепенно перестала плакать, он заставил ее выпить какие-то вонючие капли, а уже потом ушел. На следующий день пришел помогать мыть посуду. Потом стал приходить каждый день, все время в чем-нибудь помогал. Обрадовался, когда она опять стала бегать по утрам и вечерам, мимоходом сказал, что немножко занимался штангой. Он был очень здоровый, спортивный, уравновешенный… Не пил, не курил. В общем, вполне подходящая кандидатура на роль будущего отца ее детей. Ну, она и предложила ему эту роль. Он обрадовался, сказал, что любит ее, но не решался признаться, потому что был уверен, что она его тут же прогонит. А раз так, раз не прогоняет, так надо пожениться, чтобы все, как у людей, тогда и дети будут в нормальной семье расти. Они подали заявление, и Олег очень скоро приволок к ней два баула своих вещей, потому что своей квартиры у него не было, а платить за съемную до самой свадьбы — зачем? И вообще, зачем ждать свадьбы, чтобы жить вместе? Все это предрассудки, моральные каноны позапрошлого века, они взрослые люди, чего им оглядываться на чужое мнение… На чужое мнение Вера оглядываться не собиралась, но то, что он вселился в ее квартиру, не поинтересовавшись предварительно ее мнением, — это очень понравилось. Точнее — очень не понравилось. Однако не выгнала. Олег уже официальный жених, свадьба через полтора месяца, все равно ведь здесь жить будет, так что какая разница — месяцем раньше, месяцем позже… Конечно, страшно было, и даже не так из-за отсутствия хоть какого-то опыта, как из-за того, как он этот пробел в ее воспитании воспримет. Ничего, воспринял с пониманием. Комплименты какие-то говорил. Обещал любовь и верность до гроба. Быт взялся обустраивать. Мебель переставлять. В кухне светильник новый повесил. Она один раз попросила его ничего не трогать, второй раз попросила, третий раз… Он говорил: ладно, больше не буду… И опять что-то переставлял, прибивал, привинчивал, выносил на лоджию… Противно. И ночами тоже было… в общем, можно сказать, тоже противно. Наверное, она просто не могла так сразу привыкнуть к чужому человеку… Хотя, если чужой — как к нему привыкнешь? Но это уже потом понялось. А сначала она терпела и думала, что так надо.
А на четвертый день их совместной жизни Олег пригласил в гости друга. Вера задержалась на работе, пришла позже обычного, а в квартире гости. Один гость, свидетель жениха на будущей свадьбе. Они с Олегом в кухне сидели, говорили о чем-то, смеялись, не слышали, как она вошла. А она слышала, о чем они говорят: Олег рассказывал, что собирается делать с ее квартирой, и как здесь все надо перепланировать, а после ремонта хорошо продать можно, такие хоромы — это нормальная квартира плюс нормальные деньги, и бизнес свой начать можно, а то на зарплату жить уже невмоготу. Друг спрашивал, как относится к этим планам будущая жена. Олег смеялся и говорил:
— Да она у меня с ладони ест! У нее ж никого до меня не было. Представляешь?
Ну, и так далее.
Вера вошла в кухню, увидела над цветами и бутылками красную морду друга и плохо подстриженный затылок жениха, закрыла лицо руками и, осторожно подглядывая сквозь пальцы, трагическим голосом прорыдала:
— Олег! У меня нашли ВИЧ-инфекцию, гепатит-C и проказу! И коровье бешенство! Ты, почему не предупредил меня, что смертельно болен? Теперь я тоже умру!
— Что-о-о? — жених поворачивался к ней так, как будто у него все суставы заржавели. — Что ты сказала?!
— Я сказала: чеши отсюда быстро, — объяснила она уже совершенно не трагическим голосом. — Только очень быстро, пожалуйста. А то вдруг еще чем-нибудь заболеешь. Несовместимым с жизнью. А я тебе помочь не смогу, я же не практикующий врач.
Он ее за руки хватать стал, идиот. Ну, и заболел переломом нижней челюсти и вывихом правой руки. Из Вериной квартиры его уволок друг, несостоявшийся свидетель на несостоявшейся свадьбе.
Сашке она рассказала не все. Так, в общих чертах. То, что Олег обсуждал интимные подробности со своим другом, она не рассказала. Но он сам догадался.
— Тебе просто не повезло с первым мужчиной, — сказал он спокойно. — Зачем об этом думать? Это бывает. Первый блин комом…
— Он же последний, — с сердитым смущением буркнула Вера. — В смысле — единственный… В общем… Ч-черт.
— То есть как последний? — удивился Сашка. — В смысле — единственный? Ты что, замуж за меня не хочешь идти? И это после всего, что между нами было? И это после того, что ты съела мою отбивную? А мои боевые раны! Ты что, даже за муки меня не полюбила?
— Я полюбила, — сказала она и засмеялась.
— Господи, какое счастье, что ты умная, — сказал Сашка и тоже засмеялся. — Умную любить все-таки гораздо легче.
Глава 6
Вера тёзке соврала, конечно, — Становое не было брошенным и опустевшим. Покачавшись в начале девяностых на краю пропасти, поселок как-то сумел удержаться, потом постепенно стал оживать, строиться, расти, и сейчас уже был без натяжек того самого городского типа, которым когда-то назывался официально. Это потому, что несколько лет назад сюда ни с того ни с сего занесло компанию друзей, которые вырвались из города на выходные, ехали, куда глаза глядят, присматривали живописное место для привала с шашлычками — и напоролись на Становое. С его невероятными садами, бескрайними огородами и артезианскими колодцами. С его двумя чистыми речками и одним Тихим Омутом. С его сосновым бором с одной стороны и березовой рощей — с другой. С его ничейными полями со всех сторон и ничейными зданиями бывшего элеватора, бывшего заводика и бывшей фабрики на окраине. Дружеская компания остановилась на привал, пожарила шашлычков, поела-попила, побродила по поселку, поприсматривалась ко всему, поразговаривала со всеми встречными — поперечными — и уезжать раздумала. То есть кто-то из них уезжал, потом опять приезжал, потом другие уезжали и приезжали, потом какие-то новые приезжали и уезжали, но общее впечатление было такое, что дружеская компания не рассасывается. Жить они здесь собрались, что ли? Потом оказалось — да, жить собрались. Причем — жить хорошо. Ребята оказались шустрые, наверное, не слишком бедные, и Становому очень повезло, что они наткнулись на него в поисках места для привала с шашлычками. Потому что дружеская компания между шашлычками, пивком, рыбалкой в чистых речках и походами в лес за маслятами как-то очень быстро и грамотно нашла общий язык и с районной администрацией, и с невнятными владельцами пустующих зданий всех бывших производств, и с отсутствующими наследниками брошенных халуп посреди роскошных вишневых садов, — и через полтора года в Становом уже работала фирма с названием «Глубинка». Выпускала всякие соленья-варенья, квас и родниковую воду. Объемы производства были небольшие, но работы хватало для всех желающих в Становом, да еще и из города рабочих нанимали. Скупали у жителей овощи-фрукты, ягоды-грибы, платили нормально. Люди стали хорошо зарабатывать — все, не только мужики, которые раньше на стройки ездили, но и старухи, и даже дети. Раньше все на своих огородах ломались без особой надежды продать урожай хоть с какой-то выгодой, его еще до рынка довезти надо… А тут прямо с огорода покупают, да еще и спасибо говорят.
