Не скажу, что Стег ему накидал. Более того, будь схватка настоящей, я бы поставил на Харру. Скорее всего. А вот случись им сойтись на поле боя, пять против одного, что закончился бы он стрелой у Харры в глазу или горле. А может, и в сердце, потому что хороший граненый наконечник с тридцати метров прошивал любую кольчугу на раз.
Но, к счастью, поединок был дружеский и закончился не смертью, а совместным распитием белозерского пива.
Но то, что можно Измору, не позволено Торве или Егри. Так что на междружинные поединки я наложил вето. Увлекутся еще и прикончат кого-нибудь из Ольбардовых. А я ведь сюда не для этого приехал. Мне с варягами дружба нужна, а не кровные разборки.
Хорошо Медвежонку. Оказавшись в дружественной среде, он немедленно расслабился и приступил к полноценному отдыху. То есть пьянствовал, жрал за троих и валялся с доступными девками. Ну а что еще делать, если убивать нельзя?
А мне надо — политично. То есть сглаживать конфликты, выстраивать отношения… Нет, мои отношения с Ольбардом Синеусом и так были неплохими. Не один год вместе в вики ходили. Но то были отношения хольда и хускарла. А надо было: князя с ярлом.
И мои парни рушить эту дипломатию не должны.
И, будучи дисциплинированными, приказ они выполняли четко. На мелкие провокации реагировали правильно. То есть словесно, но не переходя на прямые оскорбления.
И все было бы ровно, если бы не Заря.
Хотя судя по тому, что я услышал, Заря была виновата лишь в том, что не укладывалась в местные традиции. Женщина в штанах, с мечом на поясе… Здесь такие не водились.
Кроме Зари. Нет, многие ее знали с детства. Дочь Трувора, как-никак. И то, что она с детства с луком упражнялась, тоже некоторые помнили. И не одобряли уже тогда. Тем более что одно дело — баловаться с луком, а другое — одеться мужчиной и опоясаться мечом. Нет, часть воинов в Ольбардовой дружине были в курсе, что она умеет. Те, кто постарше. А вот вернувшиеся из недалекого тренировочного плавания отроки этим утром увидели Зарю впервые. Ее поначалу вообще за юнца приняли, когда она во двор поразмяться вышла. А потом кто-то из недорослей опознал в ней женщину, и более того — знакомую женщину, и со свойственной юности непосредственностью проявил чувство юмора. То, которое ниже пояса.
И Заря услышала.
Оглядела шутника, одарила брезгливой улыбкой и ответила в духе скандинавских застолий:
— Да ну? И чем ты меня впечатлишь, щеночек? Твоим съежившимся от страха червячком можно только штанишки напрудить!
— Да я… Ты знаешь, что я могу…
— Свинью себе ты можешь найти! — перебила Заря. — И полизать у нее под хвостиком! Там для твоего языка самое место!
Как по мне — резковато. Даже для Зари. Но не она начала, так что допустимо.
Кое-кто из Ольбардовых отроков засмеялся. Злая шутка. Но какая образная.
А вот у шутника в прямом смысле в зобу дыханье сперло.
А когда расперло, то мозг у него полностью отключился. Зато включился речевой аппарат, извергая полкубометра грязи в секунду.
Меня рядом не было.
Была моя молодежь, и они, несомненно, вступились бы, но не успели. Или не услышали. Тренировка же. Шумно и отвлекаться нельзя.
Но Заре поддержка и не требовалась.
— Дай-ка, — Заря отобрала черпак у холопа-золотаря, вывозившего продукты жизнедеятельности славной варяжской дружины, почерпнула из тачки и метко послала в говоруна. Прямо в неоправданно широко раззявленный роток. Точность — это у нее профессиональное.
Засим — немая сцена.
Во время которой Заря вытерла ладошку клоком сена и пошла своей дорогой под зычный гогот зрителей.
Уж очень потешный вид был у отплевывающегося отрока.
Наверное, будь на месте Зари мужчина, реакция была бы другой. Наверняка кто-то вписался бы за товарища. Но не против девушки же…
А может, кое-кто знал, чья она жена и дочь, и с другими поделился.
Но на этом история не закончилась.
Будь на месте говоруна какой-нибудь скандинавский отморозок, мог бы и наброситься. А этот мыться пошел. И правильно сделал. Напал бы — Заря бы его убила. И между мной и Ольбардовой дружиной легла бы кровь.
Не первая, кстати. Мой сын в свое время прикончил парочку напавших на него идиотов. Но тогда Ольбард все разрулил. И даже кое-кого из дружины выгнал.
Но история не закончилась. Обгаженный отрок помылся, переоделся и появился на подворье, горя жаждой мести.
К этому времени недоросль скудным разумом осознал сокрушительный ущерб, нанесенный его авторитету… И решил спросить за моральный ущерб.
Что хорошо, обратился он не к Заре, которая на пару с Вильдом безуспешно пыталась загнать в угол Скиди, а к ее типа господину. То есть ко мне.
Дождался, когда мы с Ольбардом спустимся с крылечка, и огласил требования.
Уверенно так. И при этом постоянно кося взглядом в сторону стоящего рядом со мной Ольбарда. Не иначе на поддержку надеялся.
Излагал он не особо связно, и я, не видевший собственно оскорбления действием, не понял сути претензии.
Ольбард тоже. Оглядел подчиненного с подозрением: что тот несет? Вроде трезвый. Может, по голове прилетело?
— Помолчи, — велел он недорослю. И кликнул десятника, коему надлежало контролировать тренировочный процесс.
Десятник был в курсе. И он был среди тех, кого слова Зари, а главное, их и физическое подкрепление изрядно повеселили. Потому десятник с удовольствием ввел нас в курс дела, а потом попросил вежливо. Меня.
— Не убивай дурня, ярл. Пожалуйста. Бабушка моей жены расстроится.
Аргумент.
— Пусть живет, — пожал я плечами. — Но я бы на твоем месте подумал: сколько ему еще надо дерьма сожрать, чтобы поумнеть. Хотя… — Я поглядел на красного от ярости отрока. — Желудок здоровый. Справится.
Думал я при этом не о нем, а о Вихорьке. Вот кто за полминуты мог запросто на три верегельда наговорить. Или наубивать.
Я дурня простил.
Но не Ольбард.
Глянул на скудоумка гневно, но немедленно вразумлять не стал. Рыкнул коротко:
— Прочь с глаз моих! — И уже десятнику: — На три дня его от общей трапезы отстранить. Пусть с холопами ест… Пока не проветрится.
Тоже верно. Мытье мытьем, а от парня попахивало. И не ландышами.
— Батька! — Глаза у отрока стали как у раненой оленухи. — Я… Меня… Как же так⁈
К сожалению, полминуты назад Скиди временно вывел из строя Вильда, а потом, повозившись с полминуты, взмахом щита обезоружил Зарю.
Моя девочка здорово продвинулась в работе с клинком. Но сила и масса были не на ее стороне. Да и как боец Скиди сильнее. И поддаваться не собирался. Это же Скиди. Для него любая победа — вопрос принципиальный.
Заря расстроилась. И обиделась немного. Не на Скиди, а на брата, который бросил ее один на один с более сильным противником. Скиди же она, наоборот, поблагодарила, как положено, «за науку». Потом подобрала меч и, потирая ушибленную ладошку, подошла ко мне. Пожаловаться на неловкого брата и потребовать у меня персонального урока фехтования.
И тут на глаза ее попался скудоумок. И она, будучи не в самом лучшем настроении, брякнула:
— Этого гони, муж. У него дерьма полон рот.
Нет, не тот это мир, где благоволят слабости. Слабым — да, бывает. Всякий может ослабеть. От раны, например. Но должен вести себя соответственно. Например, быть готов умереть.
Отрок умереть был не готов. Но тем не менее собрался убивать.
Не успел.
Десятник ловкой подсечкой сбил его с ног раньше, чем скудоумок извлек меч, врезал ему пяткой в солнечное сплетение, наступил на правую руку:
— Лежать!
Грамотно. Сразу видно, популярное среди северян искусство превращения вооруженного врага в пригодного для упаковки пленника гридень знал в совершенстве.
Но по факту он ему жизнь спас.
— Ой дурак… —
