лежал внутри саркофага головой к западу, то змею Буто поместили слева, а коршуна Нехебт – справа, то есть так же, как и соответствующие эмблемы на гробах.
Обе эти золотые эмблемы царской власти имели на внутренней стороне углубления, в которые вставлялись скрепы-застежки на диадеме. Таким образом, их можно было снимать и надевать, применяясь, каждый раз к той короне, которую желал носить фараон.
Достойным упоминания примером изящной работы по металлу является золотой коршун Нехебт с обсидиановыми глазами. Форма головы и полукруг коротких тугих перьев, охватывающий, подобно воротнику, его шею с затылка, – все это говорит о том, что птица, олицетворяющая богиню Верхнего Египта, была обыкновенным коршуном. Эта порода широко распространена и по сей день в Нубии и нередко встречается в средних и южных провинциях Египта, однако, в Нижнем Египте – лишь в исключительных случаях.
Описанная диадема ведет свое происхождение с очень отдаленных времен. Во всяком случае, ее название «сешнен» и форма восходят к тем повязкам, которые носили мужчины и женщины всех сословий еще во времена Древнего царства, то есть примерно за полторы тысячи лет до Нового царства. Более того, имеются достаточно убедительные данные, позволяющие причислить диадему такого типа к древнейшим принадлежностям погребальной утвари. Упоминания о ней встречаются в «Текстах саркофагов» Среднего царства. Трижды были найдены в царских погребениях и самые диадемы. Один сходный, хотя не совсем идентичный образец, удалось обнаружить в Лахуне среди ювелирных изделий, открытых известным английским археологом Флиндерсом Петри и принадлежавших царевне Среднего царства Сатхаториунут; в двух других случаях они оказались в царских пирамидах XVII династии в Фивах – в погребении Интефа и в гробнице Себехемсафа. Удивительно то, что в обоих случаях диадемы были найдены профессиональными ворами, обиравшими гробницы: диадема Себехемсафа упомянута в отчетах о знаменитых ограблениях царских усыпальниц, совершившихся в правление Рамсеса IX, когда ее вместе с другими сокровищами нашли разломанной и поделенной между ворами, подобно остальным предметам из драгоценных металлов.
Третью диадему, которая принадлежала Интефу, открыли воры-арабы около ста лет назад. Переходя из рук в руки, она попала, наконец, в Лейденский музей.
На памятниках подобные диадемы изображаются на голове царя поверх парика вместе с надвинутой сверху короной Осириса – «атеф».
Под прослойками полотняных повязок, обмотанных вокруг лба, находилась широкая височная лента из полированного золота, свисающая до ушей. На концах ее имелись прорези, в каждую из которых продевались тесемки, завязанные бантом на затылке. Этой лентой закреплялась над бровями и висками головная повязка «хат» из тонкого напоминающего батист полотна, к несчастью настолько истлевшая, что ее уже невозможно восстановить. Распознать ее можно было лишь по сохранившемуся на затылке обрывку, по форме напоминающему хвостик. К этой повязке подшиты эмблемы царской власти, составлявшие уже второй ряд украшений, найденных на мумии. Урей с туловищем и хвостом из гибких золотых частиц, скрепленных друг с другом и обрамленных крошечными бусинками, находился на макушке, а конец его спускался на затылок. Коршун Нехебт с распростертыми крыльями, подобный описанным выше, покрывал верхушку головной повязки рядом с уреем. Чтобы мягкое полотно последней могло сохранить нужную форму, под него и на виски были подложены подкладки, также из полотна.
Под головной повязкой «хат» находились новые слои повязок, которые покрывали напоминающую ермолку шапочку из тонкого льняного материала, плотно прилегающую к бритой голове царя. На ней был вышит золотым и фаянсовым бисером символический узор из уреев. Шапочка была подвязана золотой височной лентой, подобной только что описанной. В середине каждого из уреев вписан картуш бога солнца Атона. Материал шапочки сильно обуглился и истлел, однако вышивка пострадала гораздо меньше. Узор из уреев остался цел, так как он приклеился к голове царя. Попытки снять узор могли бы кончиться весьма плачевно. Поэтому мы покрыли его тонким слоем воска и оставили в том виде, в каком нашли.
От легкого прикосновения щеточки отпали последние обрывки истлевшей ткани, и обнажилось ясное и безмятежное лицо молодого человека. Оно было утонченным и культурным, с красивыми чертами, что особенно ясно чувствуется, когда смотришь на губы. Я думаю, что здесь можно отметить, не вторгаясь в область докторов Дерри и Салех-бей Хамди, первое и наиболее сильное впечатление, произведенное этим лицом на всех присутствующих, а именно: изумительное сходство Тутанхамона с его тестем Эхнатоном, что замечалось уже на изображениях.
Столь исключительное сходство – слишком явное, чтобы приписать его какой-либо случайности, – ставит историка перед совершенно новым и неожиданным фактом, в свете которого можно будет до известной степени объяснить эфемерное царствование Сменхкара, а также Тутанхамона, достигших трона благодаря женитьбе на дочерях Эхнатона. Загадка их происхождения разрешится, если предположить, что оба они были отпрысками неофициального брака. Эта гипотеза ни в коем случае не может считаться невероятной, поскольку есть прецедент в царской семье XVIII династии. Тутмос I, сын Аменхотепа I от наложницы Сенсенеб, стал фараоном, женившись на царевне Яхмос, дочери законной царицы. Хатшепсут вышла замуж за своего сводного брата Тутмоса II. Фактически подобные браки были общим правилом, если царица не имела отпрыска, мужского пола или если ее сын преждевременно умирал.
Чем глубже мы изучим проблему, возникшую в результате несомненного внешнего сходства Эхнатона с Тутанхамоном, тем больше света будет пролито на историю того времени.
Сходство это могло возникнуть либо прямым путем, через Эхнатона, либо косвенно, через царицу Тии. Характерные черты, свойственные как Эхнатону, так и Тутанхамону, не встречаются у более ранних представителей семейства Аменхотепа и Тутмоса. Между тем эти черты заметны на некоторых менее условных портретах царицы Тии, от которой Эхнатон, по-видимому, унаследовал внешний облик. Поэтому возможно, что Тутанхамон перенял их из того же источника и был внуком царицы Тии, имевшей, кроме Эхнатона, еще отпрыска.
Возможное кровное родство обоих царей в значительной мере подтверждается следующим письмом на глиняных табличках из серии клинописных документов, найденных в Тель-эль-Амарне. Это письмо Душратты, царя Митанни (в Верхней Месопотамии), Напхурии (Эхнатону): «Напхурии, царю Египта, моему брату, моему зятю, который любит меня и которого я люблю, говорит Душратта, царь Митанни, твой тесть, который любит тебя, своего брата: «Я здоров. Будь здоров и ты! Твоему дому, твоей матери Тии, повелительнице Египта, моей дочери Татухипе, твоей жене, другим твоим женам, твоим детям, твоим вельможам, твоим колесницам, твоим коням, твоим воинам, твоей стране и всему, что тебе принадлежит, – да будет наивысшее благополучие!»»[29].
За редким исключением, относящимся к отпрыскам Рамсеса II, в течение всей истории древнего Египта круг детей, признаваемых законными, ограничивается потомством главной жены, называемой «великой царской женой». У Эхнатона такое положение занимали дети «великой царской жены» Нофертити. По этой причине только дети Нофертити – а
