– Халат возьми, – угрюмо напомнила Саэта, услышав, как «муж» направляется в ванную, и представив себе, что он вывалится оттуда без предупреждения в чем вошел.
– Халат? – удивился Кантор. – Какой еще халат? Я их сроду не носил и не собираюсь. Да ты не переживай, я взял трусы. Вот не думал, что ты такая стеснительная.
– Я не стесняюсь, – ровным голосом произнесла Саэта, упорно глядя в стену. – Мне противно.
– Извини, – кратко отозвался Кантор. – Я уже ушел, можешь оборачиваться. Когда принесут ужин, дай официанту на чай. На стуле висит мой камзол, деньги в кармане.
Саэта с облегчением повернула голову и тут же увидела, что Кантор раскидал свое белье по всему полу. «Мужики!» – с отвращением подумала она, снова запахнула халат и вспомнила, что ей еще предстоит общаться с официантом. Вот уж тоже, подождать не мог! Мало того что она полуодета, так еще ни слова не понимает по-ортански. И курить хочется, просто сил нет…
Конечно же ужин принесли, когда Кантор был в ванной. Официант расставил тарелки на столе, поминутно кланяясь и что-то лопоча по-ортански, а сам, мерзавец, все время косился на вырез ее халата. Саэта еле сдержалась, чтобы не съездить его по физиономии вместо чаевых, и, когда официант наконец ушел, вздохнула с облегчением.
– Кантор! – окликнула она. – Этот придурок ушел. Можно, я теперь закурю?
– Дверь запри, – отозвался Кантор.
– Не маленькая. Ты скоро?
– Скоро. Ты кури, мне еще побриться надо.
– Зачем? Мы же никуда не идем.
– На всякий случай. Я всегда бреюсь два раза в день. Мало ли, вдруг кто заметит.
Это было резонно. Саэта уже знала, что, стоило Кантору сутки не побриться, и он превращался в ходячую достопримечательность. Щетина у него росла только с правой стороны, и разница становилась заметна довольно скоро. Говорили, что это последствия неудачно залеченного ожога. Еще говорили, что это у него на нервной почве. Болтали также, что это результат не очень умной магической шутки. Точно не знал никто, а спрашивать у него самого Саэта не решалась. Как-то повода не было. Но поскольку сейчас повод возник, она немедленно за него ухватилась.
– А отчего это у тебя? – как бы между прочим спросила она, радостно затягиваясь его сигарой. Крепковата немного, но это мелочи…
– С лицом? Да так… добрая память о Кастель Милагро, – неохотно отозвался Кантор.
Саэта тут же пожалела, что спросила. Могла бы и сама догадаться. Теперь он еще расстроится, а расстроенный Кантор не лучший собеседник за ужином…
Ужин прошел в молчании. Видимо, Кантор все-таки был не в духе, потому что пил чуть ли не каждые пять минут и за ужин прикончил один целую бутылку. После чего предложил ложиться спать. Саэта вздохнула. Тот самый неприятный момент, которого она ждала с таким опасением, наступил. Кровать в номере была одна.
– Как будем спать? – спросила она как можно небрежнее, чтобы Кантор не заметил, как она нервничает. Кантор глянул на кровать и так же небрежно сказал, что она достаточно широкая и на ней можно спать вдвоем, ничуть не мешая друг другу. Делать благородные жесты и спать на полу он явно не собирался. Сама Саэта тоже не собиралась на пол, поэтому возражать не стала.
Забравшись под одеяло, она долго лежала без сна, ворочалась и никак не могла успокоиться. Рядом точно так же ворочался Кантор. В темноте его почти не было видно, но слышно было отлично. Он был слишком близко, чтобы она могла спокойно уснуть.
Поворочавшись так с полчаса, Саэта поняла, что это не сон, а одно недоразумение, и подумала, что, чем лежать и тоскливо ворочаться, лучше хоть поговорить о чем-нибудь.
– Кантор, – тихо позвала она. – Ты спишь?
– Нет, – так же негромко ответил он. – А что?
– А ты хочешь спать?
– Не знаю. По идее должен хотеть, но что-то мне мешает.
– Это я тебе мешаю?
Кантор минуту помолчал, потом удивленно произнес:
– Ну надо же! Действительно ты. Не надо мне было пить за ужином.
– Что это значит? – негодующе процедила Саэта. – Какое отношение я имею к тому, что ты нажрался за ужином?
– Я вовсе не нажрался. Чтобы нажраться, мне надо выпить три таких бутылки. Дело в другом. Ты не можешь заснуть, потому что тебя нервирует мое присутствие на одной кровати с тобой. Ты понимаешь, что никакой реальной опасности для тебя я не представляю, но все же испытываешь очень сильный дискомфорт. Верно?
В темноте его голос казался почти волшебным – густой, низкий, с этакой элегантной хрипотцой. Очень приятный голос.
– Верно, – ответила Саэта. – И что?
– А я врожденный эмпат, и мои способности усиливаются при воздействии любых наркотических стимуляторов, в том числе алкоголя. Так что твой дискомфорт от моего присутствия я ощущаю как свой собственный, и это не дает мне спать.
– Ты действительно эмпат? – недоверчиво переспросила Саэта. – Мне не говорили.
– А зачем тебе это знать? Я свои способности не контролирую, они работают стихийно и практическому применению не подлежат. Так что будем спать по очереди? Или бросим жребий, кому ложиться на пол? А может, бросим на фиг безнадежные попытки заснуть и займемся чем-нибудь полезным?
– Давай поболтаем, – предложила Саэта. – Может, оно само пройдет.
– О чем?
– Не знаю… О чем-нибудь.
– Хорошо. Сейчас я встану, включу свет… Там еще от ужина что-то осталось.
– Не надо. Давай так полежим, в темноте. Мне так удобнее.
Послышался тихий смешок.
– А что, тебе так противно на меня смотреть?
– Да! – раздраженно выкрикнула Саэта и тут же пожалела, что ведет себя откровенно по-хамски. Как ни странно, Кантор не обиделся. И смеяться не стал. Промолчал. Но в его молчании чувствовалась озадаченность. Они помолчали немного, потом Саэта осторожно спросила:
– Кантор! А ты долго сидел?
– Нет, – спокойно ответил он. – Луны четыре или пять, наверное. А что?
– И за четыре луны ты опустился до того, чтобы есть тараканов?
– Почему опустился? А, ты думаешь, я их ел, совсем обезумев от голода? Вовсе нет. Я это делал совершено сознательно, понимая, что на тюремных харчах я через луну-другую уже ни на что не буду способен. Ни сбежать сил не останется, ни отбиваться от кавалеров. А вопрос был насущный, в те времена я был симпатичнее, чем сейчас, и многим нравился, а козлов везде хватает… Драться приходилось насмерть, в буквальном смысле, несколько раз по утрам из туалета выносили трупы особо настойчивых. Да и мысль о побеге меня не оставляла, я много об этом думал и очень надеялся, что мне выпадет шанс. И вот чтобы к тому моменту, когда он выпадет, не превратиться в обессилевшего доходягу, стал подкрепляться, чем только мог. В том числе насекомыми. Они, между прочим, очень питательны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
