В конце галереи он увидел маленькую дверцу и, войдя в нее, оказался внутри юго-западной башни, той самой, которая осталась целой. Это место явно не предназначалось для посещения, ибо все здесь было сделано кое-как, а вместо пола виднелись голые балки с широкими щелями между ними. Однако вдоль внутренней стороны стены поднималась деревянная лестница без перил. Джек пошел наверх.
На середине лестницы в стене было полукруглое отверстие. Джек просунул в него голову и посветил свечой. Он увидел чердак, снизу был деревянный потолок нефа, сверху — свинцовая крыша. Разглядеть рисунок переплетения деревянных балок сначала было невозможно, но через минуту его глаза начали привыкать к темноте, и он увидел гигантские дубовые брусья, каждый из которых был в фут шириной и в два фута толщиной, с севера на юг перекинутые через неф. Над каждым брусом, образуя с ним треугольник, возвышались две мощные балки. Правильный ряд треугольников уходил вдаль, куда уже не доставал слабый свет свечи. Взглянув вниз, между брусьев, Джек увидел доски деревянного потолка нефа, которые крепились к нижним сторонам поперечных балок.
С краю, по всей длине чердака, поверх брусьев были постелены мостки. Джек пролез в отверстие, через которое он разглядывал чердак, и встал на эти мостки. Крыша была совсем рядом: взрослому человеку пришлось бы пригнуться. Джек сделал несколько шагов. Чтобы устроить пожар, дерева здесь было более чем достаточно. Он потянул носом воздух, стараясь определить какой-то странный запах. Пахло смолой — ею были обработаны балки крыши. Они будут гореть, как солома.
Внезапно внизу что-то зашевелилось. Он вздрогнул, и его сердце забилось. Он вспомнил о выходящем из реки обезглавленном рыцаре и о призрачной процессии монахов. Но потом подумал, что это, должно быть, мыши, и несколько успокоился. Однако, приглядевшись как следует, он увидел, что это были птицы, устроившие себе гнезда под крышей.
Чердак, в точности повторяя очертания находящегося под ним здания, разветвлялся на трансепты. Джек дошел до перекрестка и остановился. Он смекнул, что, должно быть, находится прямо над винтовой лестницей, по которой поднялся на галерею. Если бы он собирался поджечь церковь, он сделал бы это именно здесь. Отсюда пожар распространится в четырех направлениях: на запад — вдоль нефа, на юг — в южный трансепт и через центральную часть церкви перекинется в алтарь и в северный трансепт.
Несущие балки крыши были сделаны из сердцевины дуба, но, хотя они были просмоленные, все же могли и не загореться от пламени свечи. Однако под крышей тут и там валялись старые щепки и стружки, обрывки веревок и тряпок, а также покинутые птицами гнезда — это могло бы послужить великолепной растопкой. Все, что нужно было сделать Джеку, — это собрать их и подпалить.
Его свеча догорала.
А все ведь так просто. Собрать мусор, прикоснуться к нему пламенем свечи и уйти. Словно призрак, перебежать через двор, прошмыгнуть в дом для приезжих, свернуться клубочком на лежащем на полу сене и ждать, когда ударят в набат.
Но если его увидят…
Если бы его сейчас поймали, он бы мог сказать, что всего лишь исследует собор из простого любопытства, и самое страшное, что ему сделали бы, — это задали хорошенькую трепку. Но если его поймают, когда он будет поджигать церковь, трепкой уже не ограничатся. Он вспомнил маленького воришку из Ширинга, что украл сахар, и то, как кровоточила его попка. В его памяти воскресли воспоминания о наказаниях, которым подверглись известные ему разбойники: Фарамонд Открытый Рот лишился губ, Джек Лихач потерял руку, а Алана Кошачью Морду посадили в колодки и забросали камнями, и с тех пор он не может нормально говорить. Но еще хуже было с теми, кто не вынес своих наказаний: с убийцей, которого посадили в бочку, утыканную шипами, и спустили с горы, и шипы разодрали его тело; с конокрадом, которого заживо сожгли; с потаскухой-воровкой, посаженной на кол… А что сделают с мальчишкой, который поджег церковь?
Погруженный в свои мысли, он начал собирать мусор и складывать его в кучу прямо под одной из балок.
Когда куча стала высотой в фут, он сел и уставился на нее.
Его свеча поплыла. Через несколько мгновений она погаснет.
Быстрым движением он поднес догоравшую свечу к куску тряпки. Она занялась. Пламя моментально перекинулось на стружку, затем начало затухать, робко облизывая своими ленивыми язычками гнездо, и вдруг снова весело запылало.
«Я еще могу погасить его», — подумал Джек.
Мусор сгорал так стремительно, что казалось, прежде чем затлеет балка, от него уже ничего не останется. Джек торопливо набрал еще щепок и подбросил их в огонь. Пламя стало повыше. «И все же еще не поздно потушить его», — сказал он себе. Смола, которой была пропитана балка, начала чернеть и дымиться. Костер все разгорался. «Надо просто дать ему прогореть, тогда он и сам потухнет», — убеждал себя Джек. Затем он увидел, как запылали доски мостков, на которых он устроил костер. «Наверное, еще можно сбить огонь плащом», — подумал он, но вместо этого бросил в кучу несколько щепок и стал смотреть, как пламя поползло вверх.
Воздух чердака раскалился и наполнился дымом, хотя всего в дюйме, по другую сторону крыши, стояла морозная ночь. Одна за другой загорелись доски, к которым были прибиты свинцовые листы кровли. И наконец, вспыхнув маленьким язычком, занялась и массивная несущая балка.
Собор горел.
Теперь уже отступать было некуда.
Джек испугался. Ему захотелось как можно быстрее убраться отсюда и вернуться в дом для приезжих, а там, завернувшись в плащ, зарыться в сено и крепко зажмурить глаза, слушая ровное дыхание спящих.
Он начал отходить по деревянным мосткам.
Дойдя до выхода с чердака, он оглянулся. Возможно, благодаря тому, что балки были пропитаны смолой, огонь распространялся с удивительной быстротой. Все доски были объяты пламенем, несущие балки начали разгораться, и огонь уже бежал по мосткам. Джек отвернулся.
Он нырнул в башню и спустился по ступенькам вниз, затем галереей пробежал над боковым приделом и по винтовой лестнице кубарем скатился в неф. Он подбежал к двери, через которую вошел.
Она оказалась запертой.
Какой же он глупый! Ведь когда монахи входили в церковь, они открыли дверь, а выходя, естественно, снова закрыли ее.
К горлу, словно желчь, подступил страх. Он поджег церковь, а сам оказался ее пленником.
Подавив в себе панику, он постарался спокойно подумать. Когда он обходил вокруг церкви, он дергался в каждую дверь и обнаружил, что все они закрыты, но, возможно, некоторые из них были заперты на задвижку, а не на замок, и их можно открыть изнутри.
Он помчался в другой конец собора, в северный трансепт, и осмотрел дверь северной паперти. У нее был замок.
Через темный неф он бросился к главному входу и начал дергать каждую из трех массивных дверей. Все три оказались закрытыми на ключ. Наконец он попробовал открыть дверь южного придела. Тоже бесполезно.
Джеку хотелось зареветь, но он знал, что это не поможет. Он посмотрел на деревянный потолок. То ли это ему казалось, то ли он действительно видел, как в слабом свете луны возле угла южного трансепта сквозь потолок начали пробиваться струйки дыма.
«Что же делать?» — лихорадочно думал он.
Может быть, монахи в конце концов проснутся и прибегут тушить пожар и в этой суете он сможет незаметно проскочить в дверь? А может, они сразу же увидят его и схватят, крича проклятия? А может, они так и будут спать, как ни в чем не бывало, пока не рухнет все здание и не раздавит Джека гигантскими каменными обломками.
Слезы подступили к его глазам. Лучше бы уж он не поджигал эту кучу мусора.
Он дико озирался. А если подойти к окну и закричать, услышит кто-нибудь?
Сверху послышался треск. Джек поднял голову и увидел, что в деревянном потолке образовалась дыра, которую пробила рухнувшая балка. Эта дыра была похожа на красную заплату на черной ткани. А через минуту раздался новый треск и громадное бревно, пробив потолок и перевернувшись в воздухе, с такой силой грохнулось на землю, что даже содрогнулись могучие колонны церковного нефа. Вслед за ним сверху посыпался дождь искр и горящих углей. Джек прислушался, ожидая услышать крики, призывы на помощь или удары в колокол, но так ничего и не услышал. Если монахи не проснулись даже от этого грохота, то своим криком он и подавно никого не разбудит.
«Я погиб! — в истерике думал он. — Если я не найду выхода, я либо сгорю, либо меня раздавит!»
Он вспомнил про развалившуюся башню. Когда он осматривал ее снаружи, то никакого лаза не заметил, но тогда он боялся упасть или вызвать обвал. Может быть, если он посмотрит снова, на этот раз изнутри, он что-нибудь обнаружит, и отчаяние поможет ему протиснуться там, где прежде ему казалось невозможно сделать это.
