Огонь прекратился.
«Молодец!»— обрадовался Старков.
Карамышев разделил штурмовую группу на две части: одну направил к первому доту, другую — ко второму, чтобы взорвать их. Старков шел с другой частью. В душе он гордился: бронебойщики вывели из строя два дота. А Шумилов — настоящий герой!
У подножья сопки им преградило путь проволочное заграждение, за которым проходил ров. Саперы быстро проделали проходы, и бойцы скатились в ров.
В это время на высоте разразилась стрельба. Слышались одиночные выстрелы и автоматные очереди.
«Шумилов отбивается, — догадался Старков. — Надо спешить».
Но не успели бойцы выбраться из рва, как стрельба стихла.
Цепочка потянулась вверх по тропке. Старков шел впереди, тревожась за судьбу Шумилова. Вдали угадывался дот. Он немного выдавался вперед, но был замаскирован под цвет травы. Только амбразура зияла черной пастью. Около нее виднелась небольшая площадка.
«Где же Кеша? — искал глазами Старков. — Неужели беда?»
На площадке у амбразуры валялось несколько японцев. Один был в белых перчатках, в офицерском мундире. Немного в сторонке лежал человек без рубашки, запрокинув голову со светлыми волосами. Старков узнал Шумилова. У Кеши были открыты глаза, в которых застыла дикая боль. А из живота, исколотого штыками, пузырилась кровь. Но герой дорого отдал свою жизнь, уничтожив четверых японцев.
Старков смахнул пилоткой слезы, хотел одеть на Шумилова гимнастерку, когда послышались душераздирающие крики:
— Банза-ай!
Из лаза за дотом выскочило несколько японцев и кинулось в рукопашную. Бойцы открыли огонь из автоматов. Японцы падали, но ни один не повернул обратно.
…Поздно вечером штурмовая группа, схоронив убитых товарищей, возвратилась в расположение батальона. Там их встретил сержант первой роты. Он доложил Карамышеву, что полк еще утром погрузили на машины и срочно отправили на помощь какой-то части.
Глава шестнадцатая
Резервистам недолго пришлось ждать прихода советских войск. На второй день вечером они услышали рокот приближающихся танков со стороны Хингана.
Полковник Парыгин встревожился. Хотя резервисты и были вооружены винтовками, пулеметами, гранатами, а неподалеку стояла японская артиллерийская батарея, но что это за оружие против мощных танков, о которых рассказывал кавалерист Репин?
«Может, в самом деле не вступать в бой, как предлагает Ямадзи? Конечно, складывать оружие перед красными позорно. Но разве спасут резервисты японскую армию от разгрома, к которому она катится? Ямадзи говорит, что если не окажем сопротивления, нас, эмигрантов, могут пощадить. В противном случае будет другой разговор, не то что с пленными японцами»…
Но танки почему-то не показывались. Остановились где-то на склонах гор в лесу, а в долину не спускаются.
Всю ночь резервисты ждали наступления. Утром стало известно, что танкисты захватили двух казаков и увели к себе. Парыгин с Ямадзи решили послать к ним парламентеров, чтобы выяснить, чего они хотят. Но тут вернулись захваченные казаки. Они пришли в штабную палатку к Парыгину и рассказали, что у танкистов кончилось горючее, танки не могут дальше идти.
— Но биться с ними, господин полковник, бесполезно: у них занята круговая оборона, имеется большой запас боеприпасов.
— И самое главное, что мы узнали, — заговорил другой, — это согласие японского императора на капитуляцию.
— Кто вам сказал? — побагровел полковник.
— Мы сами слушали Москву, у них знаете какая мощная рация? Василий готов был обнять казаков за такие радостные вести.
— Они ни о чем вас не просили?
— Как же, просили… Их начальник сказал: «Передайте своему полковнику, если достанет для нас горючее, мы этого не забудем».
— Надо подумать, — взглянул на Парыгина Василий.
Полковник отпустил казаков, прошелся около стола, теребя поседевшие усы под висячим носом. Весть о капитуляции Японии окончательно деморализовала его. Больше надеяться не на кого. Надо самому решать свою судьбу.
— Так что будем делать, Василий Леонидович?
По глазам и тону в голосе Шестерин понял, что полковник не прочь принять предложения танкистов.
— Помогать, Иван Евграфович. Такой случай может больше не представиться.
— Помогать… Но как? Чем? У нас же с тобой ничего нет.
— Здесь нет. Надо ночью ехать в Оненорскую, ликвидировать военную миссию, а утром на машинах подвезти горючее.
Парыгин схватился за голову.
— Боже, сколько препятствий!
— А вы думали так просто заслужить милость у советских? Уж вам-то, царскому офицеру, это должно быть хорошо известно.
— Я не уверен еще, согласятся ли атаманы.
— Это от нас будет зависеть. Кто запротивится, можно и оружие применить. Ради большого жертвуют малым.
Парыгин задумался.
— Своих-то, конечно, уломаем. Вот только бы японцы не узнали… здешние, батарейцы.
— С этими мы управимся. Я на себя беру.
Парыгин в раздумье сел к столу, а Василий встал и положил ему на плечо руку.
— Услужим, Иван Евграфович, хоть раз Советской России!
— Боюсь, как бы не промахнуться.
— Не промахнемся. Парыгин усмехнулся.
— Удивляюсь, откуда у вас, офицера японской армии, такая приверженность к советским? Вы же никогда не были в России.
— Зато душа, Иван Евграфович, русская и потому тянется туда.
— Ну, хорошо. — Парыгин решительно встал. — Рискнем во имя родины.
Он приказал посыльному вызвать в штаб атаманов.
Тем временем уже разнесся слух, что советские танкисты отпустили захваченных ночью резервистов и просят оказать помощь. Некоторые были довольны таким обстоятельством, которое избавляло от кровопролития. Только как на это посмотрит полковник и представитель японской военной миссии?
Атаманы собрались в палатке встревоженные и озабоченные.
Парыгин начал издалека.
— Господа атаманы! Все мы долгие годы мечтали о возвращении в родные края. И вот подошло время: наши недруги, советские танкисты, просят нас достать им горючее. В другое время мы бы разговаривали с ними иным языком. Но сейчас, когда японцы собираются складывать оружие, нам следует подумать и о своей судьбе.
— Неправда! Японцы никогда не согласятся сложить оружие! — выкрикнул атаман Попов.
— Я тоже так думал, — продолжал Парыгин, — а вот вчера император Хирохито заявил по радио всему миру, что согласен принять условия капитуляции.
— Как так принять? Вот те на! — зашумели атаманы.
— Hу и вояки!
— Шесть дней только продержались! Попов уже другим тоном спросил:
— А где думаете горючее взять?
Поднялся Василий. Рассказал о том, как собирается ликвидировать японцев в Оненорской и захватить бензохранилище.
— А не обманут нас советские? — усомнился чельский атаман. — А то горючее раздобудем, а они нас танками подавят.
Долго судили и рядили атаманы. В конце концов согласились с предложением Парыгина. К танкистам были посланы прежние резервисты, чтобы сообщить о принятом решении. Вслед за этим Василий позвонил в штаб батарейцам, которые занимали позиции в километре от резервистов на взгорье. Командовал батареей поручик. С ним поддерживалась телефонная связь. Батарейцы ждали сигнала. Как только танки спустятся в долину, японцы откроют артогонь. Василий вызвал поручика якобы на совещание. Здесь его разоружили и больше не отпустили. К батарейцам поехал Василий. Он объяснил артиллеристам, что командира батареи срочно вызвали в штаб дивизии. Временно его обязанности будет исполнять он, поручик Ямадзи.
После обеда Василий разрешил артиллеристам отдохнуть. Когда они заснули, подошли резервисты от Парыгина, и с батарейцами было покончено.
Под вечер Василий выехал в Оненорскую. На двух грузовых машинах сидело десятка три расторопных ребят. Среди них: отец и два сына Репины, атаман Попов.
Василий беспокоился. Удастся ли осуществить задуманное? Не помешают ли какие обстоятельства? В станице было несколько тракторов, для которых японцы держали горючее. Но много ли его на складе? Хватит ли для заправки танков? Всю дорогу он обдумывал каждый шаг предстоящей операции.
