Куда надо – отвезу, – подглядывает на нас исподлобья, прикуривая.
– Спасибо, сейчас бы в город. Переночуем там где-нибудь, а утром я видел рейс есть в Минводы. Поедем к моим отмечать, если сейчас билеты куплю, – рассеянно сообщает Сашка, косясь на Тимкину тлеющую сигарету, – Дай тоже, а?
– Минводы? – округляю я глаза.
– А куда же еще? – пожимает Сашка плечами, беря протянутую сигарету.
– Да я не против, – смущаюсь, – Просто впервые слышу…
Тимур начинает с меня ржать.
– Ой, Лизка, поздравляю. Хотела она все сама решать. Ну да – ну да…
Сашка только криво улыбается на это, щурясь и раскуривая. И у него в глазах вдруг появляется такой блеск, пока он смотрит на меня, что мое тело становится ватным и податливым, а мысль возразить мигом вылетает из головы. Собственнический. Что я действительно его.
Я всегда очень тонко ловила эту эмоцию. Она так раздражала меня в моем отце и других близких. А сейчас я млею, получив ее от нужного мне человека. Мой личный код. Не думая, подхожу к нему и обвиваю руками его талию крепко- крепко, прячу лицо на груди, дышу. Морозный воздух, непривычный сигаретный дым, легкий аромат алкоголя, шипровые нотки туалетной воды и личный Сашкин запах. У меня голова кружится от всего. Его тяжелая рука по-хозяйски ложится мне на плечи, обнимает, притягивает ближе. Кожа будто зудит под ней от обволакивающего принимаемого тепла.
– Э-эй, ну я же просил – не при мне! – возмущается Тимур, страдальчески закатывая глаза к небу.
– Тим, ты можешь вещи наши принести, а? – просит Сашка, так меня и не отпуская, – Неохота в дом идти.
– Ок, – Тимур делает последнюю жадную затяжку и, ловко стрельнув окурок в урну, уходит за нашими сумками.
Остаемся одни. Задираю к Сашке голову, утыкаясь подбородком в куртку. Уличные фонари неровно освещают его обращенное ко мне лицо. Едва заметно, чуть снисходительно улыбается, убирая снежинку с моей ресницы.
– Ты же не куришь, – тихо подкалываю.
– Не курю, – кивает и отворачивается, чтобы сделать глубокую затяжку.
Терпкий дым выходит серым густым облаком.
Нервно смеюсь. Внутри до сих позвякивает. Мне не успокоиться. Осадок тяжелый- тяжелый на душе, и в тоже время мне невероятно легко. Ни об одном слове не жалею. Вообще ни о чем. Немного страшно заглядывать вперед, но пока я не пытаюсь. Дух перехватывает от того, что опять что-то новое накатывает и сметает прежнюю жизнь. Мозг цепенеет. Лишь мелькает фантомом тот сон с волной. И Сашка в нем. И он в реальности совсем такой же. Так крепко сейчас обнимает меня. Что, кажется, я вообще все, что угодно, смогу.
– Кис… – Сашка наклоняется к самому уху и щекотно, бархатно шепчет, – А что ты там такое про Сеню ляпнула, а?
Я не сразу понимаю, о чем он, а когда понимаю…! Лицо жарко вспыхивает вмиг от смущения и досады. Боже, я ведь это вообще ВСЕМ в столовой сказала.
– Ну…– мямлю, сгорая.
– У вас не было что ли ничего? – не отстает Сашка, и шепот его уже реально напоминает мурлыкание кота.
– А это так важно? – увиливаю.
Но Сашу так просто не сбить. Он трется носом о мой висок, шумно вдыхая, горячий пар оседает на коже, рассыпая мурашки по затылку и плечам.
– То есть ты только моя девочка? – тихо урчит.
Тихо, бархатно смеюсь. Внутри так тепло, что, кажется я способна обогреть этим чувством какой-нибудь дом.
– Это правда важно? – уже расслабляясь, повторяю.
– Не важно, но классно.
Сашка ведет губами по моей щеке, почти касается губ. Сердце замирает. Еще и от того, что где-то в задворках сознания бьется басом отца:" Лиза! Ты только что поругалась со всей семьей и стоишь тут – лижешься! Тебе что? Все равно?".
"Все равно! – беспечно орет в ответ внутренний голос, – Все равно!!!"
– Так! Хорош! пошли, – канючит внезапно оказавшийся рядом Тимур.
Разлепляемся. Немного смущенно отворачиваюсь. Вытираю влажные припухшие губы.
– Я всем сказал, что вы уже на такси уехали, чтобы не выбегали тут к вам на улице делегацией сочувствующих. Ты позвонила и попросила вещи привезти, ясно? – деловито докладывает об обстановке Тим, кидая наши сумки в багажник.
– Ок, – киваю, – Я маме попозже наберу.
– У вас, я смотрю, врать – семейное, – не удерживается от подкола Сашка.
– На наебешь – не проживешь, слышал такое, Сань? – ничуть не смутившись, философски изрекает мой брат.
20.
В машине едем притихшие. Откат от пережитых сильных эмоций накрывает, кажется, даже Тимура, сосредоточенно смотрящего вперед на ночное заснеженное шоссе и лишь иногда подглядывающего за нами в зеркало заднего вида. Из динамиков тихо льется транс, Сашка хмуро серфит в телефоне, пытаясь опять разрулить с билетами. Я же, наплевав на недовольные вздохи брата, утыкаюсь лицом в Сашино плечо и крепко-крепко обнимаю его торс обеими руками. Ощущаю себя дрейфующим айсбергом. Нет опоры. Ищу в нем.
Тревожные мысли накатывают прибойными волнами. Мы ведь не собирались жениться на самом деле…Сашка ляпнул, что будет мне финансово помогать, но как вообще и на каких основаниях? Может он "пошутил"? А мне нужна его помощь? Придется идти работать теперь? А учиться когда? Я же на двух высших… Боже…Ладно, в квартиру он меня пустит бесплатно и, наверно, будет сам платить коммуналку – это ведь можно за помощь считать. А жить мне на что? Тоже у него теперь просить? Я…
– Лиз, есть билеты, в восемь утра улетим завтра, – Сашка прерывает тревожный поток моего сознания своим низким, будто чуть простуженным голосом.
Чувствую вибрацию в его теле, когда Саша говорит, потому что очень- очень крепко его обняла. А еще горячее дыхание на своей макушке, когда он поворачивает ко мне голову. И тяжесть его руки на моем плече, когда расслабленно обнимает в ответ. И от этих простых естественных мелочей так трепетно тепло внутри, что опять обо всем забываю. В голове только и вспыхивает паническое: «Черт, это же я встречусь с его мамой! Она строгая?!»
Поднимаю к нему лицо, чтобы спросить об этом, но не успеваю ничего не сказать. Склоняется ко мне и целует. Коротко и горячо. Прямо у приоткрытые губы, касаясь языком кончика моего языка. Отстраняется с едва заметной улыбкой. Инстинктивно тянусь за ним, чтобы продолжить, но Сашка уже отворачивается и вновь утыкается в телефон. В этот раз в поисках хостела или гостиницы. Заранее провальное занятие в Питере в ночь с тридцатого на тридцать первое декабря.
– Твою мать, – шипит Лютик через пару минут, – Либо миллион, либо бомжатник какой-то. Вообще
