они советовались с дедушкой, много ли времени на это понадобится, и поскольку он сказал, что дней восемь, не больше, то в следующем письме бабуня настоятельно приглашалась приехать на альм именно к тому времени, но про что-либо новое не упоминалось ни словечком.
Дни, которые последовали за этим, были вообще самыми лучшими из тех, что Клара провела на альме. Каждое утро она просыпалась с ликованием в сердце: «Я здорова! Я здорова! Мне больше не придётся сидеть в кресле-каталке, я могу ходить сама, как все люди!»
Затем следовало это хождение, и с каждым днём было всё легче и лучше, и путь, который она могла проделать, становился всё длиннее. Движение пробуждало в ней такой аппетит, что дедушка делал толстые бутерброды с маслом с каждым днём всё больше и потом благодушно смотрел, как они исчезали. Теперь он приносил большую крынку парного молока и только успевал подливать из неё в чашки. Так подошёл конец недели, и наступил тот день, когда должна была приехать бабуня!
Настало прощание, но лишь до свидания
За день до своего приезда бабуня ещё прислала на альм письмо, чтобы там точно знали, что она едет. Это письмо на следующее утро принёс Петер, когда гнал своё стадо на пастбище. Дедушка с девочками уже вышли из хижины, и Лебедушка с Медведушкой были готовы к выходу и весело потряхивали головами на свежем утреннем воздухе, пока дети их гладили и желали им счастливого путешествия в горном восхождении. Дядя покойно стоял рядом, поглядывая то на свежие личики детей, то на своих чистеньких, ухоженных козочек. И те и другие ему нравились, и он довольно жмурился в улыбке.
Тут подоспел Петер. Увидев всю группу, собравшуюся на полянке перед домом, он медленно приблизился, протянул письмо Дяде, и, как только тот взял его в руки, Петер пугливо отскочил, заозирался, как будто чего-то боялся, а потом бегом припустил в гору.
– Дед, – сказала Хайди, с удивлением глядя на происходящее, – что это Петер стал вести себя так, как Турок, который вдруг почуял занесённый над ним прут? Он тогда шарахается прочь, мотает головой и прыгает.
– Может, и Петер чует занесённый над ним прут, которого он заслужил, – ответил дедушка.
Первый склон Петер пробежал единым духом, но, как только скрылся за пределы видимости, всё пошло по-другому. Тут он остановился и пугливо огляделся. Внезапно подпрыгнул и посмотрел назад так испуганно, как будто кто-то схватил его за шиворот. За каждым кустом, за любыми зарослями Петеру так и чудился полицейский из Франкфурта, который приготовился наброситься на него. Но чем дольше длилось это напряжённое ожидание, тем страшнее становилось Петеру, уже давно не знавшему ни минуты покоя.
Хайди тем временем занялась уборкой хижины, чтобы бабуня, когда приедет, всё застала в лучшем виде и порядке. Клара с пристрастием наблюдала за Хайди, находя её деятельность очень занятной.
Так незаметно для детей пролетели ранние утренние часы, и теперь можно было ждать прибытия бабуни, поглядывая на дорогу.
Дети, готовые к приёму, вышли из дома и сели рядком на скамье у стены, полные ожиданием предстоящего события.
Дедушка тоже подошёл к ним. Он сходил в горы и нарвал большой букет тёмно-синих горечавок, которые так красиво сияли на утреннем солнце, что девочки заахали при виде цветов. Дедушка понёс букет в дом. Хайди время от времени срывалась со скамьи и подбегала к краю полянки, чтобы выглянуть, не видно ли приближения процессии.
Но вот наконец-то и она! Впереди шёл проводник, потом – белый конь, на котором восседала бабуня, а в хвосте – навьюченный носильщик, потому что без запаса защитных средств бабуня никогда в Альпы не поднималась.
Процессия подходила всё ближе и ближе. Вот они уже поднялись на площадку. Бабуня увидела девочек с высоты своего коня.
– Что это такое? Что я вижу, Клерхен? Ты не сидишь в своём кресле! Как это может быть? – испуганно воскликнула она и торопливо спешилась. Но ещё не дойдя до детей, она всплеснула руками и ахнула в крайнем волнении: – Клерхен, да ты ли это? Или не ты? Румянец во всю щёку, вся кругленькая! Дитя моё! Я тебя не узнаю!
Тут бабуня уже хотела броситься к Кларе. Но неожиданно Хайди соскользнула со скамьи, Клара быстро опёрлась о её плечо, и дети неспешно прошлись перед хижиной. Бабуня вдруг замерла, сперва от ужаса: ей показалось в первое мгновение, что Хайди натворила что-то неслыханное.
Но что она увидела перед собой!
Клара шла рядом с Хайди, прямая и уверенная; обе сияли во всё лицо, обе с румяными щеками.
Бабуня бросилась к ним. Смеясь и рыдая, она обнимала свою Клерхен, потом Хайди, потом снова Клару. От радости бабуня не находила слов.
Тут взгляд её упал на Дядю, который стоял около скамьи и с мирной улыбкой смотрел на них троих. Бабуня подхватила Клару под руку и повела её к скамье с неутихающими возгласами восторга, не веря, что вот так, запросто, может пройтись с ребёнком. Тут она отпустила Клару и сжала обе руки старика.
– Мой дорогой Дядя! Мой дорогой Дядя! Как нам вас благодарить! Это ваша заслуга! Это ваша забота и уход…
– И горный воздух, и солнце Господа Бога нашего, – вставил Дядя, улыбаясь.
– Да, и конечно же замечательное молоко Лебедушки! – выкрикнула Клара. – Бабуня, если бы ты только знала, как я пью козье молоко и какое оно вкусное!
– Да я вижу это по твоим щекам, Клерхен, – смеясь, сказала бабуня. – Нет, тебя не узнать: округлилась, окрепла, даже вширь раздалась! Кто бы мог подумать, что ты когда-нибудь станешь такой! А подросла-то как! Клерхен, нет, неужели это правда? Я не могу на тебя наглядеться! Но мне надо сейчас же телеграфировать моему сыну в Париж, он должен немедленно приехать. Я не скажу ему почему, это станет самой великой радостью его жизни. Мой дорогой Дядя, как бы нам сделать это? Вы уже отпустили людей?
– Да, они ушли, – ответил он. – Но если дело такое спешное, то можно кликнуть сюда козопаса, время у него есть.
Бабуня настаивала на том, чтобы тотчас отправить депешу её сыну, потому что такое счастье нельзя откладывать ни на один день.
Тут Дядя отошёл в сторонку, сунул в рот пальцы и издал такой пронзительный свист, что по горам раскатилось разбуженное им эхо. Долго ждать не пришлось. Петеру этот свист был хорошо знаком, и он тут же примчался. Был он бледен как мел, полагая, что Дядя Альм намерен задать ему трепку. Но Петеру только передали бумагу, которую бабуня за это время исписала, и Дядя объяснил, что он должен тотчас снести её в Деревушку на почту, а заплатит Дядя потом сам, потому что столько поручений сразу Петеру не вынести.
И тот пошёл прочь с этой бумагой в руке, на сей раз опять с великим облегчением, поскольку Дядя, как оказалось, свистал его вовсе не затем, чтобы наказать, и никакой полицейский сюда не прибыл.
Наконец-то можно было спокойно, никуда не торопясь посидеть за столом перед хижиной, и бабуня потребовала, чтобы ей рассказали всё, с самого начала и со всеми подробностями. Про то,
