Глория Солт была высокой, стройной и умопомрачительно модной. Хотя она прекрасно играла и в гольф, и в теннис, походила она скорей всего на нильскую змейку. Мы бы поняли нервного джентльмена, если бы перед ужином он не знал, что ей предложить — аспида или коктейль.
И в том и в другом случае он бы ошибся. Аспида она бы отклонила, как отклонила коктейль, предложенный Джерри.
— Никогда не пью. Не пойму, как вы все это пьете. Так я и сказала моему будущему повелителю: «Ни джина, ни виски». Кроме того, диета и упражнения. А то кажется, что я выхожу за двоих сразу.
— А он что?
— Юмор — признал, сатиру — не очень.
— Солидный.
Джерри умел приступить прямо к делу, но если угощаешь леди, надо быть вежливым. Нельзя говорить о делах за семгой. Кроме того, ему хотелось узнать, что случилось, почему Глория поссорилась с Орло, лордом Воспером. Джерри знал его с детства, любил, а потому — огорчался.
— Не то что Оспа.
— Какая оспа?
— Это от «Воспер». Я учился с ним в школе.
— Да? А ты его бил?
— Конечно, нет. Я любил его, как брата.
— Большая потеря, — заметила Глория. — Если бы Орло Воспера били по два раза в день, когда формировалась его личность, он бы не стал такой гнидой.
— Ты можешь назвать его гнидой?
— Назвала, прямо в лицо.
— Когда?
— На корте, и еще раз, когда мы входили в клуб. Да, и в раздевалке, уже без него. Там мужчины отдельно. Гнида из гнид, сказала я, абсолютный чемпион. И вернула кольцо.
— О, вы были помолвлены?
— Все ошибаются.
— Я ничего не видел в газетах.
— Мы собирались объявить перед турниром.
— Чем же он заслужил твою немилость?
— Сейчас расскажу. Мы играли смешанными парами. Да, я была немного не в форме, но это не причина после первого сета врываться на мою часть корта и играть за меня, словно я — старушка с артритом, которая научилась теннису на прошлой неделе по почте. Играет и кричит: «Мяч, мяч!» А где же я? Сжалась в уголке? Шепчу ему: «Мой Герой?» Нет уж, прости. Я ему сказала, чтобы немедленно убрался, а то мозги вышибу, если они у него есть. Он немного поутих, играл за себя, но всякий раз как я промажу — разве можно не мазать после таких испытаний? — он поднимал брови и говорил: «Ах, ах». Когда все кончилось и мы проиграли со счетом два — шесть, три — шесть, он пожалел, что я ему не уступила. Вот тут я и взорвалась. Потом обручилась с Грегори Парслоу.
Джерри пощелкал языком, а когда Глория спросила, не подгоняет ли он лошадь таким неприятным звуком, ответил, что ее повесть очень огорчила его. Так оно и было. Никто не любит, когда его старые друзья ссорятся. Он привязался к Орло Восперу еще тогда, когда они метали друг в друга бумажные дротики, обмоченные в чернила, а к Глории Солт испытывал ту нежность, с которой мы относимся к женщинам, не вышедшим за нас замуж.
— Оспа об этом слышал?
— Вероятно. Это было в «Таймс».
— Страдал, наверное.
— Надеюсь.
— Где он сейчас?
— Кто его знает. И ради Бога, хватит о нем! Я думала, тебе интересно, что я хочу предложить. А ты ни о чем не спрашиваешь.
Джерри опять огорчился, теперь — от того, что она превратно истолковала его благородную сдержанность.
— Мне интересно. Я не хотел тебя торопить. А то бы ты подумала, я из-за этого с тобой ужинаю.
— Из-за чего-то еще?
— Конечно.
— С виду не скажешь.
— Понимаешь, я собирался встретиться с… другим человеком. Пришлось отменить, неудобно как-то.
— Точнее, с девушкой.
Слово это не очень подходило к прекраснейшей из смертных, но Джерри перетерпел.
— Ну да.
Участливо глядя на него, Глория перегнулась через столик и погладила его по щеке.
— Прости, Джерри. Не знала. Значит, ты влюбился. Да-да, сама вижу, ты так таращишься. Когда же это случилось?
— Недавно. Я был в Нью-Йорке, а с ней мы плыли сюда.
— Когда вы поженитесь?
— Никогда, если я не раздобуду две тысячи.
— Вот как? А книги денег не приносят?
— Не так много.
— Ага… Прости, что я тебе помешала, но завтра я уезжаю в Шропшир. Буду гостить в Бландингском замке.
— В Бландингском замке?!
— Ты там бывал?
Джерри заколебался. Надо ли называть Пенни? Скорее, нет, решил он. Чем меньше народу знает, тем лучше.
— Я о нем слышал, — сказал он. — Красивые места.
— Да, говорят. Совсем недалеко живет мой Грегори, мили две, так что будем с ним видеться. Наверное, потому леди Констанс меня и пригласила. Ладно, заучи слова «Бландингский замок», в них — вся суть. Подхожу к ней.
Официант принес ростбиф, и Глория отрезала себе прозрачный кусочек. Джерри взял два куска с картошкой, на что Глория заметила, что давняя любовь к этому гарниру сделала сэра Грегори таким, каков он сейчас, если о нем вообще можно говорить в единственном числе.
— На чем мы остановились? — спросила она, когда официант ушел.
— Ты подходила к самой сути.
— Правильно. Подходила. Ну вот и суть, слушай получше, она тебе очень понравится.
Глория съела брюссельскую капустку, тем и хорошую, что от нее не потолстеешь, сколько ее ни ешь, а значит — не уподобишься сэру Грегори Парслоу.
— Не знаю, какая флора в этом замке, — сказала Глория. — Наверное, прекрасная, а фауна состоит, среди прочих, из Кларенса, девятого графа Эмсвортского, и сестры его, леди Констанс. Какие отношения у графа с моим женихом, я тоже не знаю, но с леди Констанс они друзья, так что, когда лорду Эмсворту понадобился новый секретарь, она спросила соседа. Он позвонил мне, справившись, конечно, не причинит ли мне это хлопот. «Что вы, мой повелитель! — сказала я. — Собственно, я знаю подходящего человека». Это ты, Джерри.
Ростбиф поплыл перед изумленным писателем.
— Ты мне хочешь сказать?…
— Хочу и говорю: работа — твоя, бери ее. Сейчас ты гордо ответишь, что Вейлы не служат секретарями.
Джерри засмеялся. Какая гордость, когда можно проникнуть в замок, где живет Пенни, в парк, просто набитый всякими уголками, где они будут гулять и говорить! Он бы согласился стать там чистильщиком ножей.
— Согласен, — сказал он. — Это мне очень подходит.
— Вот и хорошо. Теперь — о том, что не все просто. Примерно год назад я встретила одного знакомого, с которым танцевала еще при Эдуарде Исповеднике. Его зовут Хьюго Кармоди. Он повел меня в кафе и рассказал про этот замок много интересного. Насколько я поняла, он был у лорда Эмсворта секретарем. Ты слушаешь?
— Еще как.
— Я это все забыла — и Хьюго, и его сагу, пока Грег не связал слова «секретарь» и «Бландинг». Тогда я решила сделать доброе дело, как герлскаут. По рассказам Хьюго, старый хрыч — я имею в виду графа — помешался на свиньях. У него премированная свинья Императрица, и он ее очень любит. В сущности, он ни о чем другом не думает. Когда Хьюго там служил, у него было много треволнений, но он буквально все мог уладить, заговорив об этой свинье. Иногда он говорил с таким блеском, что лорд Эмсворт готов был отдать ему что угодно, полцарства за свинью. Вот я и подумала: если ты подготовишься как следует, хозяин даст тебе две тысячи. Нет, ручаться тут нельзя. Старые люди очень часто привязываются к нам ровно до той поры, пока мы не попросим денег. Но сейчас дело другое, ты просто одолжишь, риска нет, твой курорт принесет кучу золота. Скажи ему по-деловому: «Лорд Эмсворт, хотите подработать? А то я могу вам помочь». Предложи проценты. У таких старичков все деньги — в государственных бумагах, по три процента, а ты эти бумаги презри и спроси: «Не хотите верных десять?» Я думаю, клюнет. Нет, я не говорю, что ты получишь чек в день приезда, к вечеру, — подожди недельку, а то и месяц, умягчи его своими познаниями. Обдумай, Джерри. Редко бывает такой шанс.
Джерри это и делал, обдумывал, а потому возразил:
— Я же ничего не знаю о свиньях!
— Можешь почитать, есть миллионы книг. Да пойди ты в Британский музей, спроси, тебе скажут. Я бы на твоем месте стала свиноведом за два дня. Неужели ты думаешь, что Хьюго что-то знал? Свиней он видел только на блюде. Когда ему грозила отставка, едва он слышал шелест ее крыльев, он бежал в библиотеку и сидел там ночь напролет. Иногда он засыпал над книгой, но о свиньях узнал все. Что может он, можешь и ты, неужели не сделаешь усилия?
По-видимому, Клеопатра, столь похожая на нее, обращалась именно так к своим воинам перед битвой при Акциуме. И, как воин, Джерри Вейл вскочил на ноги, сверкая глазами.
— Хочешь потанцевать? — спросила Глория.
Джерри задрожал.
— Хочу тебя расцеловать! — воскликнул он.
— Здесь нельзя. И вообще, мы обручены с другими.
— Ты не поняла. Это поцелуи благодарности. Так целует брат любящую сестру. Просто не знаю, что и сказать! Ты говоришь, доброе дело, как эти скауты. Сегодняшнего хватит не на день, а на два года. В общем, спасибо.
