Агахак медленно поднял глаза на жрицу с изуродованным лицом.
— Знаешь, этот твой визг начинает всерьез раздражать меня, Хабат, — откровенно заявил он. — Если не можешь держать себя в руках, тогда пошла вон!
Жрица оторопело уставилась на иерарха, не веря своим ушам.
— Дело куда серьезнее, чем ты полагаешь, — продолжал он, глядя на Хабат. — Как и было предсказано века тому назад, настало время последней битвы Дитя Света и Дитя Тьмы. И если я не буду присутствовать при этом единоборстве, то всем вам придется склониться перед Урвоном или перед Зандрамас. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из этих двоих счел ваши древние ритуалы целесообразными и сохранил бы вам жизнь. Что же до обвинения в колдовстве, то разобраться в этом легче легкого.
Он поднялся с трона, подошел к Эрионду и взял в ладони лицо юноши.
Полгара прерывисто вздохнула, а Гарион напрягся и принялся концентрировать волю.
Эрионд же безмятежно глядел в лицо иерарха и на губах его блуждала ласковая улыбка.
— Тьфу! — с отвращением произнес Агахак, отдергивая руки. — Этот безбородый юнец невинен как младенец! Нет даже намека на то, что малыш вкусил силы! — Агахак вновь обернулся и поглядел на Сорхака. — Я нахожу твои обвинения беспочвенными и отклоняю их.
Лицо Сорхака побелело, а глаза выпучились.
— Будь осторожен, Сорхак! — угрожающе сказал иерарх. — Если ты станешь чересчур яро противиться моему решению, я ведь могу счесть, что в происшедшем всецело твоя вина, правда? А Хабат вне себя от разочарования — ведь ей сегодня некого будет терзать. — Он бросил хитрый взгляд на жрицу. — Хочешь, я отдам тебе Сорхака, моя дорогая? — спросил он. — Всегда с удовольствием делал тебе маленькие подарочки. Я даже сам полюбуюсь, как ты будешь медленно вытягивать калеными щипцами кишки из его распоротого живота!
Лицо Хабат с огненными отметинами на щеках пылало от ярости. Гарион понимал: жрица была совершенно убеждена в том, что иерарх и на этот раз, как прежде, уступит ее настойчивым требованиям, поэтому и употребила всю свою власть, чтобы добиться осуждения Сади, которого с первого же взгляда невзлюбила. Столь неожиданное открыто враждебное отношение иерарха, как и то, сколь презрительно отверг Агахак их с Сорхаком обвинения, нанесло страшный удар ее гордыне, но, что еще важнее, поставило под сомнение практически неограниченную власть, которой пользовалась жрица в храме. И если она не сможет на этом деле что-то выиграть, многочисленные враги свергнут ее с пьедестала.
Гарион трепетно надеялся, что Сади понимает, насколько опаснее стала Хабат теперь, когда она уже не столь уверена в своем могуществе.
Узкие глаза жрицы настороженно и оценивающе глядели на иерарха. Постепенно Хабат оправилась от потрясения и обратилась к королю. Ургиту:
— Но совершено еще и гражданское преступление, ваше величество, — заявила она. — Правда, я полагала, что дело об осквернении святилища куда серьезнее, но поскольку наш мудрый иерарх счел обвинения необоснованными, мой долг объявить вам о преступлении, совершенном этими чужеземцами против государства.
Ургит и Агахак обменялись быстрыми взглядами. Потом Ургит с обреченным видом сгорбился в кресле.
— Король всегда готов выслушать слово служителей церкви, — сдержанно ответил он.
Хабат бросила на Сади самоуверенный и открыто враждебный взгляд.
— Со дня основания государства мерзкие яды и зелья жителей Страны змей запрещено ввозить в Хтол-Мургос королевским декретом. — Она подчеркнула последние слова. — После того как Усса со слугами был препровожден в темницу, я приказала обыскать их вещи. Внесите сумку! — распорядилась она.
Боковая дверь открылась, и вошел жрец низшего ранга, неся красный кожаный короб Сади. Сорхак с фанатичным блеском в глазах вырвал у него короб — лицо его сияло торжеством.
— Вот доказательство того, что этот Усса из Стисс-Тора нарушил наш закон и должен за это поплатиться жизнью! — проскрипел он.
Жрец расстегнул ремешок, открыл короб и достал оттуда множество бутылочек и глиняный кувшинчик, в котором жила Зит.
Лицо Ургита стало еще печальнее. Он растерянно поглядел на Сади.
— Как ты можешь это объяснить, Усса? — с надеждой в голосе спросил король.
Сади изобразил на лице полнейшую невинность.
— Уверен, что вы, ваше величество, и подумать не могли, будто я намеревался продать все это здесь, в Хтол-Мургосе!
— Хорошо, — кротко согласился Ургит. — Но ведь ты ввез их в пределы страны.
— Разумеется, но ведь предназначались они для продажи маллорейцам. В их стране спрос на такие зелья весьма велик.
— Что меня совершенно не удивляет, — подхватил Ургит, выпрямляясь в кресле. — Так, значит, ты не собирался продавать это моим подданным?
— Честью клянусь, что нет! — возмущенно ответил Сади.
Лицо Ургита прояснилось, и король с облегчением вздохнул.
— Вот, — сказал он, обращаясь к разъяренной Хабат, — вот в чем дело. Думаю, никто из нас не станет противиться, если этот найсанец продаст маллорейцам всю эту отраву — и чем больше, тем лучше.
— А что вы на это скажете? — сказал Сорхак, ставя короб Сади на пол и высоко поднимая глиняный кувшинчик. — Что за секрет скрываешь ты здесь, Усса из Стисс-Тора? — Он потряс кувшинчик.
— Осторожнее, приятель! — вскрикнул Сади, предостерегающе вытянув руки и подавшись вперед.
— Ага! — торжествующе воскликнула Хабат. — В этом сосуде наверняка скрыто нечто весьма важное для этого работорговца! Необходимо осмотреть содержимое. Возможно, тут-то и выяснится, что за преступление замыслил этот негодяй! Открой сосуд, Сорхак.
— Умоляю вас, — залепетал Сади. — Если вам дорога жизнь, не шутите с этим кувшинчиком!
— Открывай, Сорхак! — безжалостно приказала Хабат.
Самодовольный гролим снова потряс кувшинчик и принялся вывинчивать пробку.
— Прошу вас, благородный жрец! — с ужасом воскликнул Сади.
— Мы только посмотрим, — ухмыльнулся Сорхак. — Уверен, что один взгляд никому не повредит.
Он вынул пробку и поднес кувшинчик к лицу, заглядывая внутрь одним глазом.
Зит, разумеется, долго не раздумывала.
Со сдавленным криком Сорхак отпрянул, судорожно взмахнув руками. Глиняный кувшинчик отлетел в сторону, и Сади удалось подхватить его у самого пола.
Ужаленный жрец прижал ладони к лицу, на котором застыло выражение ужаса, а между пальцами у него струилась алая кровь. Затем он завизжал как свинья, содрогаясь всем телом, рухнул на пол и стал корчиться, ногтями раздирая себе лицо. Голова его колотилась о каменный пол. Конвульсии делались все сильнее, и вот на губах появилась пена. Издав истошный вопль, жрец неожиданно подпрыгнул, словно его подбросила какая-то неведомая сила, и замертво упал на пол.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
