молодых бойцов. Но участи Лихого это не меняло. Известны про него и другие эпизоды. Слишком тяжёлые, чтобы эту тяжесть могла выдержать одна ниточка жизни… — Носил бы вышиванку, скакал бы себе по вечерам на радость соратникам. Не ходил бы ты к другим людям, чтобы заставлять их жить так, как хочешь ты, а не они сами. Кто ты такой, Валентин, чтобы заставлять их? С чего ты взял, что можешь устанавливать в стране свои порядки? Только потому, что выскакал на майдане государственный переворот?
Лихой, вовсе не лихой уже сейчас, не отвечал. Возможно, его отвлекала работа, которую делали пальцы Алексея Кравченко.
Они делали из шнура петлю.
— И был бы ты, Валентин, уважаемым членом общества, — продолжал между тем Буран. — Своего неуважаемого общества, но это неважно. Потому что мы с Донбасса не пришли бы к вам и не стали срывать с вас вышиванки. И убивать за то, что вы недостаточно восторженно относитесь к товарищу Ворошилову. И жил бы ты у себя, как хочешь, работал бы. Когда-нибудь, может, даже образумился и допетрил собственным мозгом, что нация — не понад усе, а вообще — херня и фикция. А что главное — народ. Который состоит из людей разных и думающих по-разному, но остаётся единым народом единой страны. И Украина вполне могла когда-нибудь такой стать — единой страной разного, но единого народа.
Петля была готова.
— Но тебе не сиделось дома, Валентин. И ты пришёл убивать других людей за то, что они думают не так, как ты. И тем самым ты убил, Валентин, то единство народа. И, значит, убил ты единую Украину, Валентин. Ты, Валентин. Ты — убил Украину.
Кравченко помолчал. Вдруг пришла усталость. Кому он тут лекцию-то читает?
— Ладно, мотивировочную часть будем считать зачитанной, — сменил тон на жёсткий Алексей, поднимаясь на ноги. — Шрек, Дядя Боря, давайте-ка, подтащите его вон к тому деревцу. Как раз подходящая веточка имеется.
Снизу раздался тонкий, полный ужаса вой. Оборвался, когда Вовка с Борей встряхнули Лихого и поволокли к голому дереву, что росло на обочине дороги.
Потом Лихой плакал, когда висел в руках разведчиков и выслушивал приговор, который зачитывал Алексей:
— «За многочисленные убийства мирных жителей, за пытки, изнасилования, грабежи и издевательства, что творил лично и вместе с подельниками из батальона „Айдар“… Гражданин Безверхий Валентин Михайлович как каратель и военный преступник… Постановлением временного военно-полевого суда боевого подразделения Луганской Народной Республики… Приговаривается к смертной казни через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Безверхий взвыл. От него противно запахло. Но разведчики быстро натянули верёвку, переброшенную через сук, и закрепили её.
Каратель и трус Валентин Безверхий закачался в воздухе. Как был — со спущенными штанами и стекающей вниз по бинтовой повязке коричневой жижей.
Задержав дыхание, чтобы не чувствовать вони, Алексей подошёл к нему и сунул в его карман сложенный вчетверо листок с приговором…
2 Выстрел гранатомётный — осколочный боеприпас для гранатомётов, объединяющий в себе гранату и метательный заряд в гильзе.
Глава 12
Пятеро. Сторожко передвигаются, профессионально. Зрят вокруг. Чьи? Может, наши пришли?
Алексей вгляделся, смахнув слезу, — раненый глаз не вовремя давал понять о лишнем для себя напряжении. Ленточки на рукавах жёлтые. Нет, блин, «укропы». И профессионалы. Судя по тому, как двигаются.
Наёмники? Вряд ли, те наверняка уже смылись из этого Богом проклятого селения. Просто опытная ДРГ. Блин, не хотелось бы… Уж очень… Очень, мало его одного в этом доме, чтобы с этими качественно пободаться.
Нет, всякие хитрые нычки он себе присмотрел. Тоже не пальцем деланный. Но дом есть дом. Ограниченная площадь, ограниченная оборона. В смысле — возможности для обороны. Да и он, Буран, скажем честно, — не сержант Павлов. И домик этот… Нет, каменный, конечно. И двухэтажный. И чердак. Но всё ж не… А хрен его знает, какой там был дом у сержанта Павлова в Сталинграде! Фотки видел вроде бы, а вот запомнить… То ли пятиэтажка, то ли…
Враги подобрались к остаткам заборчика, что когда-то окружал этот участок. Блин, и вот что за ерунда такая с мозгом, а! Когда вот всё на грани балансирует, вечно какие-то мысли о постороннем проносятся! Какой «Дом Павлова», Лёша? Развалюшка кирпичная над плечами у тебя, бывшая когда-то богатым для здешнего сельеньица домом. И пятеро врагов хотят в него зайти. И единственное, почему они ещё не залегли и не закидали развалинку эту с тобою вместе гранатами, — не уверены они, что ты здесь. Потому как только что вы вместе со Шреком из соседнего домика от очередного укровского поползновения отстреливались.
Удачно домики стоят, можно друг к другу незаметно перемещаться. Но теперь вот вас со Шреком окружают с этой стороны. И до времени не хотят, чтобы вы об этом узнали…
С инстинктом ребята. Понимают, что из этого домика можно простенько за спину зайти в тот, где, по их наблюдениям, вы и должны с Вовкой шхериться. Вот и прутся. Но хорошо прутся, осторожно. И чтобы их качественно подцепить, подпустить надо поближе. А то залягут, падлы, — и уж тогда точно гранатами закидают.
И — не смотреть на них прямо. Только искоса, боковым зрением. Иначе почувствуют, раз профессионалы. И опять же, гады, залягут.
Ну, вот и подошли «укропы». Хорошо подошли, годно. На рефлексе дёрнулась рука — дать знак своим, чтобы нишкнули и не дёргались. Сам всё сделаю.
Опомнился. Некому знак делать. Лежит Дядя Боря, не шевелится. И Топтун отдыхает уже, отмучившись своё с вынесенной осколком челюстью. А Шрек второй дом держит. Тоже один, как Руса зацепило. А Ведьмака ещё прежде отправили в тыл с ранеными и сведениями важными, что вонючка Безверхий дал…
Нет, одно хорошо: очень на душе полегчало. Отмщён отец. И отмщены невинно погибшие от рук фашистов. Или нацистов — один хрен! Если и лечь теперь здесь — нет, не зря он повоевал. По максимуму, что мог сделать Алексей Кравченко на этой войне, он сделал. Всяко уж тварей бандеровских немало обнулил!
Алексей подпустил укров метров на десять. Дождавшись, когда выйдут на открытое пространство перед домом, преодолев заборчик. Остатки заборчика.
Выстрелил в одного. Как и хотел, попал в шею. На ней появилось маленькое красное пятнышко, из него толчками полилась кровь.
Время опять словно замедлилось. Его хватало и чтобы зафиксировать подробности, и чтобы выцеливать следующего врага, пока падает предыдущий. Выстрелил во второго, тоже попал в не защищённую бронежилетом шею.
Да, профессионалы. Падать на землю «укропы» стали мгновенно
