Мне пришла в голову мысль, что хорошо бы ехать немного потише, — но куда там! Нечего было и думать! Грозно подняв палку, Володя орал на своих собак, и они мчались все быстрее и быстрее. Конечно, я мог бы крикнуть Володе, чтобы он придержал собак. Но это был верный способ навсегда потерять его уважение. Все-таки я крикнул бы, пожалуй, — уж больно высоко подпрыгивали на сугробах эти проклятые нарты! Но в эту минуту Володя еще раз обернулся ко мне, и у него было такое раскрасневшееся счастливое лицо и ушанка с таким ухарским видом сбилась набок, что я решил лечь животом вниз и покориться.
Грозно подняв палку, Володя орал на своих собак.
Раз! Вдруг собаки остановились как вкопанные, и я сам, не знаю, каким образом, удержался на нартах. Ничего особенного! Оказывается, пора уже было поворачивать на Протоку, и Володя остановил собак, чтобы переменить направление.
Не припомню, сколько раз я давал себе слово никогда больше не ездить на собаках, — вероятно, столько же, сколько поворотов до Острова, на котором расположен Зверовой совхоз. Но Володя был в восторге.
— Правда, здорово, а?
И я согласился, что «здорово».
Вот, наконец, и Протока! Мы врезались в кустарники, скатились с берега и, подпрыгивая, помчались по льду. Теперь я окончательно убедился, что по прямой Володины собаки везут превосходно. Ежеминутно они приноравливались рассадить наши нарты о неровно замерзшие льдины, и Володя чуть не сорвал голос, крича на них и ругаясь. Счастье, что противоположный берег был очень крутой и бег их, естественно, стал замедляться.
Но вот мы миновали Протоку, собаки прибавили ходу, залаяли и вдруг — что это? Как будто в ответ разноголосый лай послышался из-за елей — сперва отдаленный, потом все ближе и ближе. Это был протяжный, дикий, беспорядочный лай, от которого невольно даже сжалось сердце.
— Володя, откуда здесь столько собак?
— Это не собаки! Это лисицы!
— Почему же они лают?
— Они собакообразные! — обернувшись, крикнул Володя. — Они лают!
Мне случалось, конечно, видеть чернобурых лисиц, но Володя объяснил, что в этом совхозе разводят серебристо-черных и что это совсем другое. Таких лисиц больше нет во всем мире. Считается, что белый кончик хвоста — красиво, а здесь в совхозе стараются вывести лисицу без единого белого волоска.
Словом, он действительно заинтересовал меня, и я был очень раздосадован, когда через четверть часа мы подъехали к воротам совхоза и сторож с винтовкой за плечами сказал нам, что питомник для осмотра закрыт.
— А для чего открыт?
— Для научной работы, — внушительно отвечал сторож.
Я чуть не сказал, что мы и приехали для научной работы, но во-время посмотрел на Володю и придержал язык.
— А директора можно?
— Директор в отъезде.
— А кто его заменяет?
— Старший ученый специалист, — сказал сторож с таким выражением, как будто он и был этим старшим ученым специалистом.
— Ага! Вот его-то нам и нужно!
Я оставил Володю у ворот, а сам пошел искать старшего ученого специалиста.
Очевидно, в совхозе бывало не очень много народа, потому что только одна узенькая тропинка вела по широкому, покрытому снегом двору к дому, на который указал мне сторож. Этот дом еще издалека чрезвычайно напомнил мне грязновато-зеленую лабораторию Московского зоопарка, в которой Валя Жуков некогда показывал нам своих грызунов, — только та была немного побольше. Это было такое сильное впечатление сходства, что мне показалось даже, что я слышу тот же довольно противный мышиный запах, когда, отряхнув с валенок снег, я открыл дверь и очутился в большой, но низкой комнате, выходившей в другую, еще бо́льшую, в которой сидел за столом какой-то человек. Мне показалось даже, что этот человек и есть Валька, — хотя в первую минуту я не мог отчетливо рассмотреть его после ослепительного снежного света, а он, к тому же, поднялся, увидев меня, и стал спиной к окну. Мне показалось, что этот человек смотрит на меня совершенно так же, как Валька, с таким же добрым и немного сумасшедшим выражением, что у него тот же самый черный Валькин пух на щеках, только погуще и почернее, и что он сейчас Валькиным голосом спросит меня: «Что вам угодно?»
— Валя! — сказал я. — Да ты ли это? Валька?
— Валя! Да ты ли это?
— Что? — растерянно спросил он и, как Валька, положил голову набок.
— Валька, скотина! — сказал я, чувствуя, как у меня сердце начинает прыгать. — Да ты что же! В самом деле не узнаешь меня?
Он стал неопределенно улыбаться и совать мне руку.
— Нет, как же, — фальшивым голосом сказал он. — Мы, кажется, встречались.
— Кажется! Мы, кажется, встречались!
Я взял его за руку и потащил к окну.
— Ну, смотри! Корова!
Он посмотрел и нерешительно засмеялся.
— Чорт, неужели не можешь узнать? — сказал я с изумлением. — Да что же это? Может быть, я ошибаюсь?
Он захлопал глазами. Потом неопределенное выражение сбежало с его лица, и это стал уж такой Валька, такой самый настоящий, что его больше нельзя было спутать ни с кем на свете. Но, должно быть, и я еще больше стал самим собой, потому что он, наконец, узнал меня.
— Саня! — заорал он и задохнулся. — Так это ты?
Мы поцеловались и сразу же куда-то пошли, обнявшись, и на пороге он поцеловал меня еще раз.
— Так это ты? Чорт возьми! Какой молодец! Когда ты приехал?
— Я не приехал, а я здесь живу.
— Как живешь?
— Очень просто. Я здесь уже полгода.
— Позволь, как же так? — пробормотал Валя. — Ну да, я редко бываю в городе, а то бы я тебя встретил. Гм, полгода! Неужели полгода?
Он провел меня в другую комнату, которая ничем, кажется, не отличалась от той, в которой мы только что были, — разве что в ней стояла кровать да висело ружье на стене. Но то был кабинет, а это спальня. Где-то поблизости была еще лаборатория, о чем, впрочем, не трудно было догадаться, потому что в доме воняло. Мне стало смешно — так подходил к Вале, к его рассеянным глазам, к его шевелюре, к его пуху на щеках этот звериный запах. От Вали всегда несло какой-то дрянью.
Он жил в этом большом доме из трех комнат и кухни — один. Он-то и был старший ученый специалист, и ему по штату полагался этот большой пустой дом, с которым он не знал, что делать.
Я спохватился, что оставил Володю у ворот, и Валя послал за ним младшего ученого специалиста, который был, однако, старше Вали лет на тридцать, довольно внушительного мужчину, бородатого, с диким двойным носом. Но на Володю он, очевидно, произвел хорошее впечатление, потому что они явились через полчаса, дружески беседуя, и Володя объявил, что Павел Иваныч — так звали мужчину — обещал ему показать лисью кухню.
— И даже накормить лисьим обедом, — сказал Павел Иваныч.
— А что сегодня у нас?
— Помидоры и манная каша.
— Покажите ему «джунгли», — сказал Валя.
Володя покраснел и, кажется, перестал дышать, услышав это слово. Еще бы! Джунгли!
— Павел Иваныч, а можно мне сперва в «джунгли»? — шопотом спросил он.
— Нет, сперва в кухню, а то завтрак пропустим!
Они ушли, и мы с Валей остались вдвоем. Он пустился было угощать меня, заварил чай и принес из кухни ватрушку.
— Это у нас в столовой готовят! Правда, недурно?
От ватрушки тоже пахло каким-то зверем. Я попробовал и сказал, как наш детдомовский повар, дядя Петя:
— А! Отрава!
Валя счастливо засмеялся.
— Где они все? Где Танька Величко? Гришка Фабер? Где Иван Павлыч? Что с ним?
— Иван Павлыч ничего, — сказал Валя. — Я как-то был у него. Он и о тебе справлялся.
— Ну?
— Я сказал, что не знаю.
— Ну да, ты знаешь! Еще бы! А кто звонил тебе в Москве? Тебе передали?
— Передали. Но мне сказали, что звонил летчик. А я тогда не знал, что ты летчик.
— Врешь ты все! А как же ты здесь очутился? Ты же в Сальских степях был?
— А я, понимаешь, придумал одну интересную штуку, — сказал Валька, — от которой они быстрее растут.
— Кто?
— Лисицы.
Я засмеялся.
— Опять изменение крови в зависимости от возраста?
— Что?
— Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста, — повторил я торжественно. — Это тоже была такая штука, которую ты придумал. Чорт, но как я рад, что я тебя вижу!
И я действительно был очень рад, от всего сердца! Мы с Валей всегда любили друг друга, но мы не знали, как это хорошо — вдруг встретиться нежданно-негаданно, далеко от Москвы, через несколько лет, когда вся прежняя жизнь кажется полузабытой.
Мы стали говорить о Кораблеве, но в это время Валя вспомнил, что ему нужно дать лисенятам какое-то лекарство.
— Так распорядись, чтобы дали!
— Нет, понимаешь, это я должен сам дать, лично, — озабоченно сказал Валя. — Это вигантоль, от рахита. — Ты подождешь меня? Я скоро вернусь.
