Но присутствие духа не покидало его. Непостижимая разуму внутренняя сила, присущее ему мужество упорно преодолевало страх.
Телюков пробил облака вниз и, выйдя на приводную станцию, пролетел над стартом. Внизу как на ладони лежал авиационный городок. Вон здание клуба с высокой этернитовой крышей, вон утопает в зелени коттедж командира полка. А вон домик, в котором живет он, Телюков...
"Неужели я вижу все это в последний раз?" -- невольно подумал летчик. Ослабели руки, дрогнули онемевшие колени. Сорвав с себя кислородную маску, Телюков подул в один, затем во второй шланг, надувая спасательный жилет, -все же не такой сильный будет удар о землю в случае катапультирования на посадке... Но ведь ноги на педалях...
"Э-э, да что ты, в самом деле, Филипп Кондратьевич, --обратился он к себе по привычке и перевел дух. -- И не в таких переделках бывал... а ведь двум смертям не бывать... Была не была!.."
Он напряг силы, покрепче зажал в руках штурвал. Сделал первый разворот, второй. Выпустил шасси... И вот уже последний -- четвертый разворот. Впереди маячит рябая будка СКП, видна у посадочного "Т" фигура стартера-финишера. Газ убран. Самолет планирует на бетонку... Выдерживание... Толчок колес о землю тихий, плавный... Самолет катится. Телюков нажимает на тормоза, удерживая педали в нейтральном положении... Замедляет бег бетонка... Еще один плавный нажим на тормоза... Самолет продолжает катиться, но уже совсем не быстро. Телюков выключает зажигание.
Все, самолет остановился. Телюков осторожно поднимается с сиденья, выбирается на плоскость.
-- Черт возьми!..
До прибытия санитарной машины он успел прийти в себя. Увидев перепуганного врача, сделал попытку улыбнуться.
-- Рефлексы будете проверять?.. Да, сейчас я, пожалуй, ценный экземпляр для авиационной медицины...
Солдаты-санитары помогли ему спуститься с плоскости крыла на землю. К этому времени примчалась "Победа". Из машины вышли полковник Слива, майор Поддубный и инженер, персонально несущий ответственность за подготовку Ту-2.
-- Плохо готовили материальную часть, -- обратился Телюков к инженеру. -- Меняйте катапульту.
-- Что? Что вы сказали?
-- Катапульту меняйте!
Инженер изумился:
-- Неужели вы и после этого отважитесь летать?
-- Служба, товарищ инженер, -- сказал Телюков, стараясь казаться спокойным. -- Не будем же мы звать кого-нибудь из полка Удальцова, чтобы доводить начатое дело до конца. У самих пороху хватит...
Он явно храбрился.
-- Хватит, хватит с вас этих полетов! -- возразил обескураженный полковник.
-- Пожалуй, действительно, хватит, -- согласился не менее обескураженный майор Поддубный.
Телюкова увезли в поликлинику.
Спустя несколько дней он все же добился разрешения на повторный вылет. Решено было этот последний Ту-2 "выбросить" в воздух специально для молодых летчиков полка.
-- Проверю, что вы за снайперы, -- сказал им Телюков. -- Погляжу, как вы будете защищать свою боевую честь.
-- За нас не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант! -- лихо ответил Григорий Байрачный. -- Вот только в случае чего -- незамедлительно сообщите по радио.
-- Да вы все равно не попадете, если я и останусь в самолете, -подзадорил Телюков молодого летчика.
В этот раз катапульта не отказала -- исправно выбросила летчика из кабины. Но девятый бомбардировщик будто и впрямь не желал погибать. Произошло нечто небывалое в истории авиации. В момент, когда Байрачный, отстрелявшись, выходил из атаки, а лейтенант Калашников готовился к ней, Ту-2 неожиданно развернулся и пошел на истребителя в контратаку. Байрачный и Калашников растерялись и обратились в бегство. Бомбардировщик -- за ними. Летчики решили, что Телюков опять не выпрыгнул и теперь, разъяренный, гонится за ними, и они дали, выражаясь языком пилотов, по газам. Позадирали хвосты и помчались по направлению Кизыл-Калы.
Пролетев несколько километров, Ту-2 спикировал чуть не до земли и на бреющем полете пошел курсом на Кара-Агач. Ох и натворил бы он бед, если бы в воздух своевременно не поднялся майор Дроздов. Он догнал Ту-2 и прикончил его в каких-нибудь двадцати километрах от города.
Очевидно, Байрачный, стреляя в Ту-2, повредил автопилот.
Только этим и можно было объяснить загадочное поведение бомбардировщика, на борту которого уже не было летчика.
А уж как потешались в полку над Байрачным и Калашниковым! У них прямо-таки уши горели от стыда. Но кто же знал, что так получится?
-- Мы за вас, товарищ старший лейтенант, боялись, -- оправдывались молодые летчики.
-- Слабодушие проявили, -- сердился Телюков. -- Разве это летчик, который боится чего бы то ни было? Есть приказ -- бей! Бей метко, крепко, а не так, как комар крылом. Но ничего, я вас научу! В копейку будете попадать!
"Эге ж, шуми!" -- мысленно соглашался Байрачный и в который уже раз принимался рассказывать однополчанам о необычном происшествии в воздухе.
-- Вы понимаете, как это получилось? Вы только представьте себе! Зашел я справа, атаковал и выхожу влево. Вдруг Ту-2 энергично разворачивается прямо на меня. Я -- вправо, а он продолжает разворачиваться и -- за мной! Я, конечно, подумал, что Телюков не выбросился, сидит в кабине и гонится за нами, -- не видишь, дескать, что я на борту!.. Ей-богу, как у Майн Рида! Там всадник без головы, а тут самолет без летчика. Ну ясно, нам уже было не до атаки. Дали мы с Калашниковым по газам -- и домой. А что оставалось делать в такой ситуации?
И все, кто слушал Байрачного, покатывались со смеху.
У Телюкова собралось девять часов, которые он снял с бомбардировщиков. Сложив их в чемодан, он отправился в техсклад.
-- Получай и приходуй государственное имущество, -- сказал он, выкладывая часы перед кладовщиком.
-- Вы имеете право взять их себе, -- ответил тот. -- Ведь они списаны вместе с самолетами.
-- Бери, бери да квитанцию выписывай, чтобы все было по закону.
Глава тринадцатая
От поликлиники к коттеджам и дальше к центру авиационного городка вела серая, еле заметная тропинка. Сколько раз в день поглядывала Бибиджан на эту тропинку! Покажется вдалеке фигура офицера в коричневой кожаной куртке и синих бриджах -- екнет девичье сердце. Он? Нет, не он. Досада и грусть охватывают девушку. Не возвращается к ней Гриша: как ножом отрезал.
Несколько раз дежурила Бибиджан на аэродроме в санитарной машине. Видела Григория, следила из кабины за каждым его шагом, не отрывала глаз от самолета, на котором он летал. Знала и бортовой номер самолета -- "017"... А он, Гриша, перестал замечать ее. Не подойдет, не скажет, как некогда говорил ласково: "Биби, серденько мое!" Никто до него так не зазывал ее. Боже, какие теплые и нежные слова!
Она не расставалась с его фотографией. Достанет и глядит, глядит на улыбающееся лицо. Хочется и самой улыбнуться в ответ... Улыбнется, и тотчас слезы заволакивают глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
