Сегодня буду читать нашим ПНвС.
Прочел статью Ариадны в НФ. Откуда ты взял, что там о нас хорошо написано? Написано о нас там правильно (в общем), но совсем не хорошо. Мы там имеем весьма бледный вид рядом с Лемом и даже с Ефремовым. А сам альманашек — дерьмо. Кроме Гансовского, там ничего нет, но «День гнева» это действительно хорошо. Брускин дурак. Передай Северу мои конгратюлейшнз. И Парнову с Емцевым — за «Фосетта»:[149] очень мне понравилось. Не знаю даже, в чем тут дело, но — очень.
Журналу «Вожатый» дай кусочек — отчего же? Сам выбери что-нибудь попроще и позабавнее — можно про путешествие в будущее, например.
Прислал письмо Володька. Собственно, не письмо, а пародийный рассказик о сверхфантасте-халтурщике, загубившем мир. Забавно.
Был в Литфонде, получил билет.
Из фантастов никого не видел. Шестого должен был идти в Дом Ученых, так забыл начисто, не пришел. Рассказывали, что очень меня за это облагали. Опять решат, идиоты, что зазнался.
Ну, пока всё, жму, твой [подпись]
Р. S. Леночке поцелуи в больших количествах, а всем прочим — приветы.
Журнал «Вожатый» отрывок из ПНВС так и не напечатал, но в архиве сохранилось подготовленное предисловие к этому отрывку, где АБС воспользовались тем же приемом повествования от лица своего персонажа, что и в «Послесловии» А. Привалова.
ИЗ АРХИВА. АБС. ВРЕЗКА К ОТРЫВКУ ИЗ ПНВС В ЖУРНАЛ «ВОЖАТЫЙ»
В свое время братья Стругацкие на правах старого знакомства вынудили меня рассказать о нашем НИИЧАВО (Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства) и написали с моих слов несколько очерков о деятельности этого учреждения. Первый очерк, «Суета вокруг дивана», был опубликован в сборнике «Фантастика, 1964 год», в нем описываются события и переживания, сопутствовавшие моим первым встречам с работниками института. Позже, когда я стал полноправным сотрудником НИИЧАВО, мне вновь довелось быть участником и свидетелем разных странных событий. Некоторые из этих событий описаны Стругацкими во втором и третьем очерках, которые, по слухам, выйдут отдельной книгой под общим названием «Понедельник начинается в субботу».
Ниже публикуется отрывок из этой книги, довольно частный эпизод — мое путешествие по времени. Речь идет, конечно, не о реальном физическом времени, всем известно, что путешествие по физическому времени, как его описал Уэллс, относится к чистой фантастике. И я совершил путешествие не по физическому времени, а по времени, описанному в литературных произведениях. Машина для передвижения по описанному времени создана в стенах НИИЧАВО. Оказывается, существуют идеальные миры, созданные творческим воображением литераторов вообще и больших писателей в частности, в этих мирах живут и переживают Дон Кихот, Анна Каренина, Григорий Мелехов и капитан Немо. Эти миры тем более конкретны и наполнены жизнью, чем лучше знает жизнь и ее закономерности автор, чем лучше он владеет пером и чем глубже проникает в психологию своих героев.
К сожалению, познакомиться лично с любимыми героями литературной классики мне не привелось. Я совершил путешествие не по прошлому Чехова, Бальзака и Толстого и не по современности Шолохова и Хемингуэя, а по будущему, описанному писателями-фантастами. Да и в этом будущем мне не удалось увидеть мир ефремовского Великого Кольца и ад страшных пожарников Брэдбери. Вероятно, виной тому — конструктивные особенности машины. Отправься я на ней в прошлое или настоящее, меня бы наверняка занесло к истеричным гимназисткам Чарской, к склочным героям Шевцова, в толстый производственный роман и страшно подумать, куда еще.
Тем не менее, я вынес из описанного будущего достаточно много сильных впечатлений.
А. Привалов
«Откуда ты взял, что там о нас хорошо написано? Написано о нас там правильно (в общем), но совсем не хорошо. Мы там имеем весьма бледный вид», — пишет БН. Статья Ариадны Громовой в сборнике НФ была посвящена утопии. Об АБС там говорилось так:
ГРОМОВА А. ДВОЙНОЙ ЛИК ГРЯДУЩЕГО
<…>
Мир Стругацких [по сравнению с миром «Туманности Андромеды» И. Ефремова] вообще отличается пластичностью, предметностью, он гораздо более ощутим, реален, обжит, чем величественная панорама «Туманности Андромеды». Это впечатление идет прежде всего от образов героев — они обрисованы вполне реалистично, без всякой внешней приподнятости, торжественности. Говорят герои Стругацких тоже простым, ничуть не возвышенным языком, частенько чертыхаются, еще чаще смеются и острят — у них прекрасно развито чувство юмора.
Сила воображения у Стругацких развита не меньше, чем у Ефремова, но применяют они эту силу несколько в иных целях — чтоб добиться максимальной иллюзии реальности того мира, который пока существует лишь в их воображении, чтоб заставить читателей дышать воздухом этого далекого мира, видеть его небо, его здания, его обитателей, ходить по его дорогам и слушать его голоса.
Конечно, выигрывая в точности и пластичности, Стругацкие по сравнению с Ефремовым проигрывают в смелости обобщений, в широте перспективы; однако их подход к теме имеет настолько явные преимущества, что с таким проигрышем есть смысл примириться. <…> Придирчивые критики могут сколько угодно попрекать Стругацких за «приземленность» их героев: это не приземленность, а заземление, которое придает жизненную достоверность и правдивость их образам.
<…>
О более далеких веках Стругацким, пожалуй, не удается рассказать с такой же яркостью и убедительностью. Тут сказывается известная ограниченность избранной ими манеры (впрочем, опять-таки, выбор тут невелик — либо чистая публицистика, либо максимальное сближение с нашим уровнем реакций и восприятия). Мы допускаем, что люди начала XXI века будут очень похожи на нас. Талант авторов заставляет нас верить и тому, что эти люди, попав на столетие вперед своей эпохи, освоятся там легко и безболезненно, что опять-таки их психика не будет существенно отличаться от психики «правнуков». Но разница между людьми XXI и XXII веков все же ощущается в романе достаточно ясно, и доверие читателя не нарушается. Но когда оказывается, что и в последующие века человечество ничуть не меняется (а если и меняется, то не всегда разберешь, к лучшему ли, ибо наш современник Саул выглядит в общем-то умней, благородней и смелей тех обитателей далекого века, с которыми он сталкивается в «Попытке к бегству», хотя Вадим и Антон, бесспорно, милейшие ребята), то это уже заставляет задуматься: полно, так ли это будет?
<…>
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 14 ДЕКАБРЯ 1964, М. — Л.
Здравствуй, Боб!
Ты все-таки отвечай сразу же, как получаешь письмо, а то я беспокоиться начал.
Получил ХВВ с машинки, считал, сегодня несу. Сегодня же узнаю, что скажет Нина Матвеевна, она как-никак цензор, даст настоящее мнение, а не то, что «опасения выскажет». Думаю, большинство опасений высказывается из-за подсознательного смешения понятий «нецензурное» и «нестандартное». Прочно замордовали нашего брата-читателя за сорок лет, вот он все никак привыкнуть не может к тому, что на бумаге можно не токмо лозунги, но и мысли выражать.
Насчет обилия кушающих и ругающихся — верно, пожалуй, у меня тоже такое впечатление, посмотрим, что скажет Бела, а вот насчет главного упора на слег ты, по-моему, не прав. Слег — ведь это и есть крайнее выражение капитуляции перед изобилием, высшее выражение мещанского благосостояния. Так что здесь я бы менять ничего не стал. Насчет разного действия слега на разных людей — пожалуй, только зачем? Это уже вспомогательная мысль. А вообще, прочтет Бела, даст РУ, будем думать.
Одолевают киношники. Мосфильм хочет ставить ДР и ТББ. ДР — как дипломная работа двух ребят из ВГИКА, хотят и сценарий писать сами, а ТББ просят написать нас. Пожалуй, согласимся. Будем писать или нет — там посмотрим, а право на экранизацию ДР — продадим. Для молодых ребят это вопрос диплома, стараться будут, Ромм им поможет, интересно же, что получится.
Очень рад, что «День гнева» тебе понравился, и «Фосетт» тоже. Люблю радовать людей, а тебя они любят и будут рады. Статья же Громовой ничего особенного действительно не представляет, однако главное в ней — мы попали в число утопистов контра Коган. Вот что там главное.
С Севкой виделся мельком, у него жена на сносях последние недели, сам понимаешь. Коган прислал в «ЛГ» письмо, очень приличное, пишет, что его не поняли, но ряд критических замечаний он всё же учитывает. Письмо Севка хочет опубликовать с врезкой редакции.
Изменилась система составления альманахов «Фантастика». Я назначен собирать следующий, третий. И знаешь, с ходу мне поперло. Получил по крайней мере три очень неплохих вещи. Смелые и интересные, одна пиеса, две повести. Могу сдать альманах хучь сейчас, только надобно кое-что банально-смелое поубрать. И авторы, заметь — не москвичи, все из разных провинций, и вполне и неожиданно литературно грамотные. День настанет настоящий![150]
