решительно не позволяли это сделать.
На фоне переживаний о взаимодействии с сердечным демоном проблемы с сотворением миров, казались, такими незначительными.
Как бы Сибиллу это не нравилось, но тот факт, что для его создания Альфэй использовала собственную вытесненную женственность, оставался неизменным. Впрочем, женские черты характера и алгоритмы поведения, как и мужские, в той или иной степени присущи каждому. Логика и целеустремлённость, например, считались мужскими чертами, но это не значит, что не существует женщин с подобными доминирующими чертами характера. И так же мягкость, сопереживание, способность создавать уют не являются прерогативой исключительно женщин.
Теневая сторона — как у бога, так и у смертного, появляется лишь тогда, когда какие-то свои черты характера, стремления и желания личность принять не может.
Альфэй ненавидела быть слабой. Ей казалось, что женщины априори слабее мужчин или, по крайней мере, их таковыми считают. Этот внутренний конфликт, словно брошенный в воду камень, создавал внутреннее возмущение, влиял на все её отношения, эмоции, поступки и в целом — взгляд на жизнь.
— Как думаешь, я слабая? — поделилась Альфэй своими терзаниями, пока с Сибилла снимали отпечатки пальцев.
— А у тебя есть сомнения в себе? — он удивлённо вкинул на неё взгляд. — Не знаю никого сильнее тебя. Но я постараюсь тебя превзойти.
— Вот уж не нужно!
Ей только превосходящего по силе сердечного демона не хватает, чтобы исключить любую возможность карьерного роста там, где и так всё плохо.
Хоронить свои амбиции Альфэй не хотела до боли, но другого выхода не находила. Конечно, сдаваться она тоже не собиралась. Но сначала пришлось признать, что переоценила свою готовность сотворять миры. Мнила себя всезнающей, сильной, почти идеальной богиней.
А ведь наставники упорно твердили, что нет «идеальных» богов, потому что идеал не достижим, это утопичная, выдуманная категория ничего общего с жизнью не имеющая, и к тому же у каждого идеал свой.
Но что ещё хуже бесплодных попыток достичь идеала — это незнание и непринятие себя. Потому что на шатком фундаменте не то что дом мечты не построить, а даже менее претенциозное строение. В случае богов, без знания своих сильных и слабых сторон не сотворить стоящего мира.
Альфэй смотрела на воплощение своих «слабостей» и всё больше убеждалась, что от себя не убежать. В признании собственного несовершенства помимо боли, стыла и вины за разоблачение, крылось ещё и облегчение от скинутой непомерной ноши.
Не получилось из нее идеальной богини, и что с того? Из неё и женщина, по мнению мамы, вышла так себе. Кто только не критиковал её. Так что теперь: подстраиваться под представления других? И кто вообще имеет право диктовать ей, какой быть? Альфэй злилась и пыталась всем и каждому доказать, что она решительная, сильная, умная и способная и не важно, какой там должна быть «идеальная» женщина и богиня. Как-то так получилось, что она в пылу споров и дискуссий отринула от себя даже тот факт, что является женщиной, лишь бы к ней меньше цеплялись с тем, какой там она должна стать. Она — человек и точка. Старалась, действовать и думать так, как по её мнению это делают мужчины. Воевала внутри самой себя и вовне. Билась и расшибалась о действительность. И, тем не менее, смотрела на себя взглядом других людей и богов и не принимала такой, какая есть.
А ведь в действительности деле всё куда проще.
Чтобы быть собой не нужно быть умной, сильной, лучшей и идеальной. А то, что кто-то засчитал в её недостатки, на самом деле может быть самым ценным достоинством, которое просто мешает остальным использовать её. Если убрать чужие и свои собственные ожидания, то Альфэй была даже не против остаться неудобной, прямолинейной, ошибающейся, упрямой, вредной, амбициозной, неуступчивой и неуживчивой. Ведь даже такую её любили родные, к ней тянулись, её выделяли и замечали, о ней стремились заботиться.
Той, кто избегал близких отношений, была она сама. Причина не в её характере и «недостатке женственности», как утверждала мама, а в том, что Альфэй не хотела узнавать других: будь то смертные, боги или сердечный демон, потому что боялась, что её обидят и причинят боль.
Она не заводила разговор о прошлом Ежана или о трудностях его стажировки. По большей части ей было плевать на него. Это он проявлял заботу и заинтересованность в её делах.
Альфэй отмахивалась от Сибилла, не желала к нему привязываться, пока считала смертным, а потом воевала, как и со всеми остальными, и… чуть не убила. Это Сибилл раз за разом делал шаг ей навстречу, прощал, пытался понять и договориться, преследовал из мира в мир.
Это родители до последнего вздоха ждали её во снах. А она была увлечена учёбой и жизнью богини. Альфэй понимала, что родители и брат её ни в чём не винили, это она сама не могла простить себе, что не попрощалась с мамой и папой, когда это было ещё возможно, что мало говорила им о том, что на самом деле любит.
Это от Сяои исходила инициатива в их дружбе. Альфэй только принимала.
А всё из-за того что без полноценного принятия себя Альфэй не могла принять и других. Потому что страшно и больно увидеть чужое «несовершенство», и ещё хуже то, что другие увидят её собственное «несовершенство». Теперь она смогла это увидеть: собственный страх, слабость, неидеальность. Предстояла трудная задача принять себя и других, такими как есть, но Альфэй в себе не сомневалась — она упрямая и обязательно со всем справится.
— Спасибо, — на волне эйфории от озарения Альфэй дёрнула Сибилла за локоть и, привстав на цыпочки, чмокнула в щёку.
Они возвращались на этаж, где экзорцисты содержали эмоционально нестабильных людей. Хэ Цун и Хэ Бэй шли чуть впереди.
— Что я сделал? — шумно выдохнул Сибилл, дотронувшись до щеки, словно Альфэй не поцеловала его, а залепила пощёчину, и с подозрением осмотрел её с головы до ног и обратно.
— Ничего, — пожала плечами Альфэй. — Просто я поняла, в чём моя ошибка.
— И теперь я исчезну? — напрягся он.
— Говорила же, это не так просто. Как тебе кажется.
— И ты ещё не уходишь?
— До вечера побуду тут, как и обещала.
Поздний обед прошёл на территории Альфэй. Сибилл сначала намекал мягко, потом не очень.
— Может, вы двое уже оставите нас наедине с Фэй? — наконец спросил он Хэ Цуна в лоб.
— Каков наглец! — восхитился Хэ Бэй.
— Не имею права. Нахождение подопечных в одном помещении без присмотра экзорциста-координатора нежелательно, а в случае возможного возникновения романтического интереса
