Мы последние. Все поумирали или скурвились. Нас же никого не осталось, ты понял, б….?» Вот он вышел в тираж, а мы, старичок еще должны держаться. Главное – не раскисать! Ну хочешь, я тебе альбом сделаю с Дашиными фотографиями? Может, тебе легче будет?
Он так говорил, будто им не было обоим далеко за шестьдесят, и пример семидесятичетырехлетнего Давида на него не действовал. Ему не нужна была никакая другая женщина, кроме Даши. Хотя спасибо Лёне, что звонит.
Отец последние годы никогда ему не звонил, всегда ждал его звонков, часто ему пенял:
– Ну, ты еще молодой. Мне осталось уже немного. Поэтому мне можно жаловаться, а тебе еще нельзя.
Это было похоже на его первые разговоры с Дашей, когда они только начали жить вместе.
– Я ведь умру раньше тебя, – говорил он.
– Это никому не известно, кто когда, – очень серьезно отвечала она.
А потом она уехала, и этот разговор потерял смысл. Только одно осталось: чувство потери, да и говорить теперь было не с кем. Уже давно, чтоб создать себе эффект общения, он звонил бывшим сослуживцам вроде по делу, но как бы между прочим заговаривал и о бытовых вещах. Те охотно отвечали, советовали, но сами не перезванивали никогда. Утешала Августа своей и в самом деле собачьей преданностью. А куда ей было от него деваться! Здесь все же кров и пища какая-никакая. Была она даже трогательна в своей забитой привязанности. Собака была запугана в своей несчастной бездомной жизни, вздрагивала от каждого шороха в квартире. Когда однажды Павел уронил на пол торшер, Августа так перепугалась, что не знала, куда забиться, даже под комод пыталась, пока не заползла в узкую щель под тахту. Оттуда Павел ее потом едва извлек. Зато, слыша шум шагов на лестничной площадке, Августа принималась отчаянно лаять, защищая себя, свою слегка наладившуюся жизнь и человека, пригревшего ее, отпугивая воображаемых врагов.
Нет, все не о том он думает. Надо сползать, не вверх на локтях, а наоборот, боком из-под одеяла – и на пол. Пусть даже на четвереньки встанет. Все равно никто не видит. Прежде чем начать сползать, он оглядел комнату, нет ли чего полезного для сползания. Горел над головой ночник, за окном уже было темно, светились окна двенадцатиэтажного общежития напротив: с отъезда Даши он шторами пользоваться перестал. У окна на столе мерцал экран не выключенного компьютера. Может, послать сразу по нескольким адресам письмо: «Помогите, мне плохо!» А что плохо – спина болит? Но это надо преодолеть, в конце концов, он все мог преодолеть. Около стола валялась груда книг, которыми до больницы пользовалась Даша, переводя очередную книгу, так он эту груду и не разобрал, год прошел, а он все никак не опомнится. Единственно, что он запретил тогда очень жестко: он запретил себе спиртное. Он помнил, как запил его друг после смерти жены, и через год был конченый человек, а там и умер. Хорошо, что Даша не умерла, а нашла себе богатого мужа, который вывез ее отсюда. Нет, Галахов не смерти боялся, боялся пьяной пошлой смерти, когда с улицы приходят бомжи-собутыльники и шарят у мертвого по карманам и в столе, не осталось ли на выпивку.
Да, комната без Даши совсем захламлена. Больше всего у него заставлен комод. Кроме чашки чая, будильника, валявшихся блокнотов, шариковых ручек, поводка для Августы, там стоял еще и телефон в стиле ретро начала ХХ века, подаренный ему сослуживцами, когда он уходил на пенсию. Зачем он это сделал? Ведь знал, что на пенсионные копейки прожить нельзя. Впрочем, тогда был МЕОН, который расшифровывался как «Межрегиональное Единство Общественных Наук». Жила эта организация на деньги западных фондов. И, видимо, неплохие деньги. Приглашая его на работу, президент этой структуры сказал, чтоб он «планировал свою деятельность в МЕОНе всерьез и надолго». Как-то он пошутил, что «меон» – философский термин, означающий небытие. Может, кто-то сболтнул, за это и уволили. Правда, он был уверен, что все эти фонды, радеющие о российском прогрессе на западные деньги, по сути дела, очевидный меон. Но служить туда пошел, длилась эта работа, увы, всего около года, получал он неплохие деньги (платили двенадцать тысяч в месяц), так что о пенсии мог даже не думать. Им нужно было его имя. Так он считал. Даша с сомнением качала головой, но его устраивало свободное расписание. Увольнение случилось неожиданно. После того, как он наладил работу в одном из дальних регионов, на совещании кураторов его хвалил президент, сказав, что на следующем совещании он надеется, что Галахов будет присутствовать, мол, будут решаться важные вопросы. А утром следующего дня в газетном ящике он нашел фирменный конверт, в котором лежало письмо, отпечатанное тоже на фирменном бланке. Очевидно, завез шофер президента и бросил в ящик. Еще не видя, Галахов догадался, что теперь он остается только на пенсии. Почему же вчера не сказал? Это было самое обидное. Как-то уж слишком по-буржуазному. Чтоб не мучить себя лишними объяснениями. У Павла даже ноги ослабели. Но все же прочитал:
«МЕЖРЕГИОНАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК
Уважаемый Павел Вениаминович!
Сообщаю Вам, что решением Совета Программы «Межрегиональное единство общественных наук» в апреле 2006 г., в соответствии с существующими процедурами, проведена ежегодная ротация членов Совета научных кураторов.
От имени Совета Программы и от себя лично хочу выразить Вам искреннюю благодарность за тот значительный вклад, который Вы внесли в развертывание деятельности нашей программы. Ваше активное и творческое участие в этой деятельности способствовало началу реализации ряда важных проектов, которые призваны содействовать глубокому обновлению высшего гуманитарного образования в российских регионах.
Тот период, в течение которого Вы сотрудничали с нами в качестве члена Совета научных кураторов программы МЕОН, был очень важен для нашей организации, для становления новых форм и направлений нашей работы. И мы глубоко признательны Вам за то, что Вы уделяли этому важнейшему делу большую часть своего времени, своей созидательной энергии. Вы находили возможность вместе с Вашими коллегами направлять Вашу широчайшую профессиональную эрудицию, Ваши знания и опыт на реализацию нашей общей стратегии, нацеленной на прогрессивные преобразования образования в России.
Искренне надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжено в новых условиях, что Вы по-прежнему с неизменным вниманием будете следить за деятельностью МЕОНа, помогать в реализации наших проектов.
С уважением, Президент МЕОНа».
Однако причина увольнения выяснилась быстро: на его место был принят зам. директора крупного института. А то все были начальниками, один Галахов в роли непонятно кого. Никто и звать никак. Нет, можно определить: пенсионер. А кому нужен пенсионер, не имеющий служебных рычагов в своем универе?! С тех пор они существовали на Дашины
