– Входите, Вересаев, здравствуй! – бодро, в своей грубовато-громогласной манере приветствовал его Желобов. – Садись, Олег… Можно мне для краткости называть тебя по имени? – Генерал даже пробовал улыбаться. Как Ромке показалось, так бы мог улыбаться крокодил, только что заглотивший целую антилопу.
– Вообще-то я Роман Олегович. Если не возражаете, конечно, Вадим Николаич.
– Ох, извини… У меня друг был замечательный, Олегом звали. Вот я и путаю. – Он вдруг задумался, у него даже глаза куда-то вбок поползли, словно у студента на трудном экзамене, но он взял себя в руки. – И отчество твое… Олегович, сам понимаешь. Так с чем пожаловал?
Следовало признать, что начало вышло невдохновляющим, удручающим даже.
– Докладываю, что здоров и вернулся на службу. – Ромка вспомнил опасения по поводу увольнения и добавил уж совсем по-дурацки: – Если не возражаете.
– Вообще-то медицина говорит, что с вами, нервно-расстроенными ребятами, нужно осторожно… Долго вы восстанавливаетесь. Тебе кажется, что здоров, а на самом деле… – Генерал живописно покрутил пальцами в воздухе.
– Потому-то мне нужно ваше подтверждение, господин генерал, чтобы приступить к работе, чтобы остальные знали, что я не нервно-расстроенный, а здоров.
– И что собираешься делать? – хитренько поинтересовался Желобов.
Ромка не знал, как вести этот разговор.
– Ну давай, Вересаев, покажи класс. Какие идеи привез? – генерал вопросительно посмотрел на экран Маслякова, кажется, ему тоже было нелегко разговаривать, не один Ромка тут напрягался.
– Мне трудно вот так, с бухты-барахты, еще не вник в то, что происходило без меня.
А Масляков, оказалось, не просто так сидел у себя в кабинете, он не только слушал, но и собирался гнуть этот разговор в своих интересах:
– Мы следили за вами, Роман Олегович. Вы пробовали писать некоторые вещи… Деталей я не понял, вы комменты нечасто ставите, обходитесь формулами. Но идея, кажется, у вас созрела.
– Вы что же, мониторили мой комп? – изумился Ромка.
– Конечно. – Генерал взял очки, нацепил на нос, вздохнул, снял и осторожно положил на исписанные листы. – Вы поймите, Роман… – Снова обратился к экранам, теперь ко всем трем, приглашая к участию. – Наверное, ему нужно сказать, да?
– Может быть, генерал. Но решать вам, – это был голос с закрытого изображением горы экрана. И принадлежал он, без сомнения, Пачату Дахмиджиру, тому тибетцу, о котором Ромка вспоминал с некоторым чувством незаконченности их разговора в коридоре, когда он предложил Ромке набираться гуманности, не становиться специфическим технарем.
– Роман, ты у нас – один из генераторов идей, следует признать. – Генерал потер переносье, будто очки за пару мгновений натерли кожу. Этот был жест, который Желобов, вероятнее всего, у кого-то заимствовал, не сознавая, что выглядит это чистой воды фикцией. – Может быть, даже главный генератор, потому что у тебя многое получалось. Не так, как… у других.
– Я не очень понимаю, – признался Ромка.
– Сейчас поймешь. Ты бунтарь, тебе нужно обязательно конфликтовать с начальством. Такие, как ты, лучше всего работают, когда на них давят. Когда их прессуют начальственным неудовольствием и все такое. Теперь понимаешь?
– Я с этим не согласен.
– А не нужно соглашаться… Так и есть, и это, в общем, неплохо. Первым это заметил Пачат, подхватила Колбри, наша, м-да… Она придумала легкую интригу – заставлять тебя тащить воз там, где никто другой не хотел бы. Она психолог, перечитала тонны твоих психограмм и решила, что ты будешь ударным исполнителем, если тебя внешне придерживать.
Ромка подумал, потом еще подумал.
– Допустим. И что из этого следует?
– А следует, молодой человек, – начал еще с какими-то печеньями на зубах объяснять Русанов, – что ты видишь ситуацию иначе, чем остальные. И как справедливо замечено, у тебя многое получалось. Начать с того, что именно тобою подготовленная группа открыла иномерности. Мы-то, то бишь некоторые теоретики, – Русанов коварно усмехнулся, вспомнив что-то, о чем Ромка и не догадывался, – ожидали, что нечто подобное должно произойти. Только не ожидали, что это произойдет так, как получилось. Конечно, мы кое-что вам подсунули по ходу ваших обычных, тренерских еще работ… То есть когда вы еще были инструктором в школе антигравиторов. Мы только испытывали кое-какие моменты, а вы уже нырнули в Чистилище. Это был великолепный прорыв, изумительное достижение. Чтобы его осмыслить, переварить, мы возились на таком уровне пси-математики и приборной психотехники, какой вам и не снился, можете мне поверить, молодой человек. Даже Шустермана вам подсунули как обычного техника, а он был гением и доктором по трем психометрическим специализациям. – Русанов опустил глаза, приуныв. – Потеря его невосполнима, жаль его, очень. Но он сидел на трех каналах связи, и с его гибелью мы поняли, вычислили, какие каналы не должны быть протянуты в Чистилище. Так что погиб он не зря.
Старый ученый окончательно расстроился и стал искать следующую печенюшку на столе перед собой. Ромка растерянно протянул:
– Мы-то полагали, что произошел какой-то сбой. Или разветвление в программах… Знаете, когда программа работает не так, как задумано, а привлекает еще посторонние возможности. Про технику ни я, ни Веселкина и не подозревали…
– Шустерман знал, что техника ваша уже куда как нетренировочная, и этого было достаточно. – Голос Русанова погрустнел. – Да, отличный был парень, очень толковый.
– Потом мы многое в том исполнении приборов и машин, из-за которых произошел с ним сбой, изменили, – сказал Масляков. Он определенно отставал от темпа разговора, заданного Русановым.
– Это был не сбой, уважаемый Никита Палыч, – поправил его Пачат Дахмиджир. – Это была авария. Даже можно сказать – катастрофа, но никак не сбой.
– Согласен, прошу извинить меня, – быстро отозвался Масляков.
– А Колбри со своим новеньким японцем это дело продолжила. Никто больше не смог бы, даже ты на пару с Веселкиной, – сказал генерал Ромке, как всегда у него выходило – прямо, грубовато, зато вполне доходчиво.
– Симоро Ноко его зовут, – уточнил Масляков.
– Ну да, я просто не был уверен, что Ол… Роман его помнит, они же почти не работали вместе. Черт, – генерал натурально расстроился. – Ты извини меня, но мне почему-то на самом деле все время хочется называть тебя Олегом.
– Пока вы подлечивались, – продолжил, прихлебывая чай, Русанов, – мы явственно уперлись в тупик. То есть была идея создать на подходах к голубым горизонтам что-то подобное время-иномерному форту. Выстроить некую базу для изучения тамошнего мира. Сейчас можно считать уже доказанным, что та ветвь иномерности – зеркало Земли, с другой историей человечества и с изменениями некоторых физических констант. Поэтому конструкцию, которую мы проектировали, следует называть не просто иномерным фортом, а время-иномерным, там интереснейшие флуктуации происходят, можно сказать, что машину времени можно опробовать, если в научных комиссиях почешутся, а не будут просто осваивать средства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
