…Простите, а что во всем этом такого необыкновенного? Почему способность Сталина сначала думать, а потом действовать производила такое впечатление на современников? Ведь и Черчилль, и Рузвельт делали точно так же и то же самое. И вообще любой дельный человек сначала изучает вопрос, думает, а потом принимает решение. Тем более, так поступает любой предприниматель, чиновник, ученый. Тот, чьи решения ответственны.
Вот окружение Сталина поступало иначе. И Троцкий, объявленный Гением Революции, И Коля—Балаболка Бухарин, и Радек по кличке Крадек, за патологическое воровство… И другие большевики — это идеологизированные балаболки, видевшие мир не таким, каков он есть, а каким они его придумали. К тому же слабодушные, трусоватые, они легко ломались и пугались. Сталин на их фоне казался не только невероятно умным, но и крайне волевым, уверенным в себе, решительным и надежным.
Но был ли он умнее даже среднего британского чиновника? Тем более, руководителей англосаксонских государств? Был ли он умнее маршала Петена, маршала Маннергейма, Шарля де Голля?
Это же касается и хитрости, коварства, проницательности Сталина.
Человек уголовной среды, Сталин умел видеть слабые стороны людей и тонко «играть» на них. Характерная деталь: Сталина или ругают на все корки, и тогда его прошлое, уголовника поминается просто с упоением.
Или Сталина восхваляют, и тогда факт того, что его воспитала уголовная среда, просто не замечается или отрицается. Ни слова об этом нет ни у Романенко, ни у Мухина. Бушков написал двухтомный панегирик Сталину — и тоже не упомянул ни звуком его уголовное прошлое (Бушков АЛ. Красный монарх. М., 2005. Ледяной трон. М., 2006). И Виктор Суворов пишет о Сталине как о создателе могучей военной машины… Справедливо пишет об убожестве тех, кого он сажал и расстреливал (Суворов В. Очищением. М., 2004). Но тоже — ни слова о том, кто воспитывал Сталина и сделал его гением недоверчивости и коварства.
Как ученый, автор относится к Сталину нейтрально как к объекту изучения. А не как к обожествляемому или, поносимому другу или врагу. Ничто не мешает мне видеть в Сталине человека, чей переворот 1929–го сделал СССР из революционного ада страной, в которой как—то можно существовать. И серьезного, большого политика. И крупную трагическую личность. Но ничто не мешает мне видеть и явно уголовные средства ведения его политики. А порой и уголовные цели. Без этого Сталина не понять.
Всякий человек ограничен своим воспитанием и опытом. Сталин умел «переиграть» своих партайгеноссен, потому что они болтали, раскрывали свои планы, были понятны и видны… А Сталин не говорил, он слушал. И как правило, умел расставить других как шахматные фигуры на доске.
Но эти—то люди принадлежали к его миру.
А вот Черчилля и Рузвельта он «расставить» никак не cyмел. Вовсе не он их использовал, а они использовали его.
Гитлера он тоже использовать не сумел. Уже начал. Он управлял поведением Гитлера в той мере, в которой Гитлер был ему понятен. Гитлер, балаболка и идеологический маньяк, очень напоминал, наверное, Сталину и Троцкого, и «Зиновьева. Но в чем—то Гитлер был «шире» Сталина. Если и не сам, то за счет тех людей, которые стояли вокруг и которых он волей—неволей слушал.
Если бы возле Сталина стояли Горчаковы, Голицыны и, чиновники министерств царского времени. Если бы его генералами были не Жуков и Конев, а Брусилов и Корнилов — тогда аналогия была бы полная.
Наверное, Сталин не мог и представить себе, что на него нападут такими малыми силами. Это нарушало все его представления о возможном. 28 июня 1941 года Сталин уехал на дачу, и 29–30 июня лежал в прострации, не отвечал на звонки и ни с кем не встречался. Сильный человек, он быстро оклемался и вернулся к жизни, но этот эпизод имел место быть.
Советские люди, Суворов и Сталин одинаково придают громадное значение материальной стороне жизни. Количество и качество орудий и танков для них — основная характеристика армии. Как и все советские люди, они пренебрежительно относятся к духу. К внутренней жизни людей, их культуре, их отношению к жизни. К их желаниям и стремлениям. И очень огорчаются, когда качество людей оказывается важнее их ненаглядных танков и самолетов.
22 июня 1941 года Красная Армия имела лучшую в мире материальную часть, но воевать не хотела. А вермахт был малочисленнее, слабее, но воевать умел и, главное, хотел.
«Государства гибнут, если закрывают глаза на недочеты, увлекаются своими успехами, почивают на лаврах». Так сказал сам Сталин в своей речи перед выпускниками военных училищ 5 мая 1941 года (Документы внешней политики. Т. 23. Кн. 2. М., 1995).
Не отнести ли слова Сталина к самому Сталину? Он создал лучшую в мире матчасть для завоевания мира, но столкнулся с тем, что сильнее: с лучшими генералами мира, лучшими солдатами и лучшими военными конструкторами. Это оказалось важнее матчасти. Сталин закрыл глаза на недочеты своего государства, увлекся своими успехами, почил на лаврах. И его государство погибло.
Состав колоссальной Красной Армии
Более 4 миллионов военнослужащих в Красной Армии… Из них более 3 млн — в зоне первого удара вермахта. Какова их судьба? И откуда вообще происходили эти люди? Кто они?
До 1,5 миллиона военнослужащих Красной Армии, стоящих на Западе, были коренные жители этих территорий, включённых в состав СССР совсем недавно. Мы уже знаем, что в Прибалтике военнослужащим местных государств просто меняли форму, и даже не всегда меняли командиров. «Теперь ты не солдат Латышской республики! Теперь ты боец Красной Армии! Налево кру—гом!»
Польской армии не существовало. Но захватив Восточную Польшу, СССР призывал молодых мужчин, живших на этой территории. Призвали до миллиона.
Может быть, при нападении на вермахт эти люди вяло, но поневоле старательно воевали бы. Хуже, чем солдаты вермахта, но как—то. И тогда сказалось бы материально—техническое преимущество Красной Армии.
Но вермахт напал первым, и эти бойцы Красной Армии не захотели умирать за СССР. Это и предательством не назовешь.
Безвозвратные потери Западного фронта за первые 17 дней войны составили 341 тысячу человек, из которых не менее 200 тысяч составили пленные. По данным нацистов, они захватили в плен даже 288 тысяч человек (ВИЖ. 1989. № 9).
25 июля приказом генерал—квартирмейстера № 11 4590 о массовом освобождении из лагерей военнопленных прибалтов, украинцев и белорусов начали выпускать пленных бойцов Красной Армии. До 13 ноября 1941 года было выпущено 318 770 человек, в том числе 277 761 украинец [76] А ведь в лагеря пленных попадали и больные и раненые. Сдалось явно больше, чем выпустили.
Цифры «потерянных» в первые недели войны бойцов Красной Армии даются разные. «Всего на временно захваченной противником территории было оставлено 5 631 6001 человек из мобилизационных ресурсов Советского Союза! В том числе в ЗапОВО — 889 112, в КООВО — 1 625 174 и в Одесском ВО — 813 412» [77].
Но «неучтенные потери первых месяцев войны» — 4 559 тысяч человек [78].
Разброс цифр показывает одно — никто точно числа пленных и беглых не знает. Ведь можно было и не попасть в плен. У тех бойцов Красной Армии, которые побежали при первом появлении противника… или при одном упоминании о том, что противник появился где—то впереди, дом мог быть очень далеко… В Пермскую область из Западной Украины не убежишь. Тут приходится или прятаться в лесах, или стараться прибиться к местным: а как они отнесутся к «москалю» — еще вопрос. А если дом в считанных километрах? Тогда все относительно просто.
И когда начальство и НКВД ломанулось спасать свои шкуры и свои семьи, десятки, сотни тысяч человек пошли домой.
Добавим к этому еще и тех, кого призвали — но кто не торопился на сборные пункты. Всю территорию западных военных округов нацисты заняли только к концу июля (Белоруссия), в сентябре (Киевщина), в октябре-ноябре 1941 года (Молдавия и Крым). В Харьковский ВО явилось 43 % призванных — на 23 сентября 1941 года. По сообщениям военкоматов, процент сбежавших новобранцев в разных местах колебался от 30 до 45 %.
В 1944 году, снова захватив Восточную Польшу, 940 тысяч человек «призвали вторично» [79]. Видимо, это примерное число той армии, которая разошлась по домам. Часть «западенцев» погибла за эти страшные три года. Часть «вторично призванных» — великороссы и люди других национальностей нашего необъятного Отечества. Те, кто смог прибиться к «местным». Не все же татары или русские не любили и презирали украинцев. Не все же украинцы ненавидели всякого вообще «москаля». Вместе служили, вместе бежали по лесам, вместе пришли в деревню. «Мамо! Тату! Це мой друг, он москаль, або дюже гарный хлопец!»
Но примерная цифра вот такова.
