По сути, полученный Патнэмом результат согласуется с тезисом непостижимости, или неопределенности, референции Куайна, но здесь есть два важных различия. Во-первых, вывод Патнэма является более сильным: если у Куайна переинтерпретации, сохраняющие в неизменном виде истинностное значение предложения, тесно связаны со стандартной интерпретацией (так, «гавагай» из известного примера может обозначать кролика, временной срез кролика и т. п.), то Патнэм своим доказательством устраняет все ограничения для интерпретации и поэтому, с его точки зрения, один и тот же термин может иметь в качестве референтов и столы, и трубы, и звезды, и все что угодно. Во-вторых, в отличие от Куайна Патнэм полагает, что как только мы отбросим метафизический реализм, для которого теоретико-модельный аргумент несет разрушительные последствия [133], отношение референции перестанет быть проблематичным, поскольку оно будет жестко установлено в рамках принятой концептуальной схемы.
В целом, по мнению Патнэма, метафизический реализм ответствен и за появление многих других «дихотомий», которые как оковы сдерживают мышление философов и обычных людей. К ним он относит противопоставление объективности и субъективности в понимании истины, антитезу «факт-ценность», истолкование рациональности или как некоторого вечного и неизменного Органона, или как набора норм и правил, специфичного для каждой отдельной культуры, и многие другие. Свою задачу Патнэм видит в том, чтобы сформулировать альтернативную «философскую перспективу», в которой указанные полярности и прежде всего проблематичность референции оказываются преодоленными. Эту философскую перспективу он назвал интерналистской и ее истоки усмотрел в философии Канта [134], а свою концепцию, как уже отмечалось, определил как внутренний реализм.
Согласно Патнэму, внутренний реализм соединяет в себе следующие тезисы. 1. «Вопрос: „Из каких объектов состоит мир?“ имеет смысл задавать только в рамках некоторой теории или описания» [Putnam, 1981, p. 49]. Это означает, поясняет Патнэм, что «„объекты“ не существуют независимо от концептуальных схем. Мы разрезаем мир на объекты, когда вводим ту или иную схему описания. Поскольку и объекты, и знаки являются одинаково внутренними по отношению к схеме описания, то можно сказать, что к чему относится» [Putnam, 1981, p. 52]. 2. Возможно более одного «истинного» описания мира, ибо «не существует точки зрения Бога, которую мы можем знать или даже представить себе; существуют только разнообразные точки зрения конкретных людей, отражающие их разнообразные интересы и цели, которым служат теории и описания» [Putnam, 1981, p. 50]. 3. Истина — это «своего рода (идеализированная) рациональная приемлемость, некий вид идеальной согласованности наших представлений друг с другом и с нашим опытом в той мере, в какой этот опыт находит выражение в нашей системе представлений» [Putnam, 1981, p. 49–50]. Слово «идеализированная» в этом определении означает, что истинным считается такое высказывание, которое является рационально приемлемым (оправданным) при «эпистемически идеальных условиях». По словам Патнэма, «истина не может быть просто рациональной приемлемостью в силу одной фундаментальной причины: истина является свойством высказывания, которое не может быть утрачено, тогда как оправдание вполне может быть утрачено» [Putnam, 1981, p. 55]. Высказывание «Земля является плоской» было рационально приемлемым 3 тыс. лет назад, но не является таковым сейчас, хотя его истинностное значение не изменилось. Патнэм уподобляет эпистемически идеальные условия самолетам без трения: мы никогда не сможем создать такие самолеты, но, снижая коэффициент трения, мы постоянно к ним приближаемся. Стремясь избежать релятивизма, Патнэм по сути превращает истину в некую недостижимую цель (ибо эпистемические условия никогда не будут идеальными), хотя не вполне понятно, на каких основаниях мы можем приписать высказываниям такое в общем-то абсолютное свойство.
Итак, согласно Патнэму, описывая мир, мы используем ту или иную концептуальную схему, и каждая такая схема задает нам свою онтологию. Эти онтологии могут идти вразрез друг с другом. В соответствии с нашим обыденным взглядом на мир мы воспринимаем окружающие предметы, например столы, как нечто плотное и непрерывное в своей текстуре, тогда как физика говорит нам, что они представляют собой облако невидимых частиц, находящихся в постоянном движении и пространственно разделенных друг с другом. Бессмысленно задаваться вопросом, какое из этих представлений является правильным; по мнению Патнэма, они оба имеют право на существование, ибо онтология относительна, а реализм «многолик» (см.: [Putnam, 1987]). Но в то же время Патнэм считает необходимым защитить реализм здравого смысла («реализм с маленькой буквы») от непомерных притязаний научного реализма («Реализма с большой буквы»), который претендует на обоснование веры обычных людей в реальность внешнего мира и возможность объективного знания, но фактически, стремясь защитить эту веру от скептицизма, отвергает все то, что как раз и составляет ее существо и служит надежным заслоном от скептицизма.
Внутренний реалист отвергает различие между объективным и субъективным как принадлежащими к противоположным сферам. Люди живут в человеческом мире, где трава объективно является зеленой, где вода объективно имеет химическое строение Н2О, где некоторые картины объективно прекрасны, а намеренное убийство человека объективно является злом. Говорить об объективности можно только в рамках такого человеческого мира. Это объективность «для нас», с нашей точки зрения, но никакой иной объективности, считает Патнэм, у нас быть не может. Из такой трактовки объективности вытекает, что ценности так же объективны, как факты. Более того, «каждый факт нагружен ценностями и каждая из наших ценностей нагружает собой какой-либо факт», ибо «существо, не имеющее ценностей, не имеет также и фактов» [Putnam, 1981, p. 201]. Понятие ценностно нагруженного факта, согласно Патнэму, опирается на обширный массив норм, которые можно определить как «когнитивные» ценности (к ним относятся релевантность, когерентность, функциональная простота, инструментальная эффективность и т. д.) и которые, в свою очередь, связаны с ценностями в их обычном понимании. Таким образом, в человеческом мире оказывается нераздельно слитым субъективное и объективное, то, что идет от внешнего «природного» фактора, и то, что идет от человека, от его особой организации как социального и биологического существа. А это означает, полагает Патнэм, что реализм должен быть «с человеческим лицом» (см.: [Putnam, 1990]).
Подведем итоги. Патнэм, как и многие его предшественники, исходит из того, что адекватную онтологическую концепцию можно построить лишь на базе правильной теории значения. Но он не ставит перед собой задачу создания всеохватывающей семантической теории; в центре его внимания оказывается лишь одна категория языковых выражений — термины естественных классов. Как мы видели, усилиями Патнэма были выявлены особенности значения этих терминов, которые нельзя не учитывать при построении онтологии на основе языка.
Традиционно под естественным классом понимали категорию объектов, обладающих модальным статусом в том смысле, что если объект является членом некоторого естественного класса, то он принадлежит к этому классу с необходимостью. Так, если Сократ — человек, а слово «человек» выделяет естественный класс, то Сократ является человеком с необходимостью. Идея о том, что природа устанавливает определенные видовые признаки в качестве правильных классификационных категорий, позволяющих выделять классы предметов, своими корнями уходит в философию Платона и Аристотеля. Разделение изучаемых предметов и явлений на естественные классы, безусловно, составляет одну из ключевых особенностей научного познания. Однако далеко не все философы признают модальный аспект естественных классов. Так, Куайн полагал, что идея естественных классов коренится в донаучных интуитивных оценках сравнительных сходств и по мере того, как эти интуитивные классификации будут вытесняться классификациями, основанными на научных теориях, их модальное значение будет постепенно исчезать. Патнэм вслед за Крипке и в противовес Куайну настаивал на том, что термины естественных классов, используемых в науке, действительно обладают модальным статусом и именно поэтому мы можем ссылаться на такие классы, указав лишь их конкретных представителей.
Термины естественных классов наглядно демонстрирует важную особенность референции. С одной стороны, наряду с другими видами общих терминов термины естественных классов образуют основной «костяк» концептуальной системы, связываемой с тем или иным языком, т. е. каждый такой термин связывается с определенным концептом и соотносится с некоторым классом объектов. Таким образом, референция является отношением между термином и тем, что этот термин обозначает, и с ее помощью, как отмечал Патнэм, осуществляется корреляция параметризации (концептуальной схемы) языка с параметризацией (онтологической структурой) мира. В силу того, что язык прежде всего — социальный инструмент, это отношение оказывается конвенциально закрепленным. С другой стороны, как отмечает Патнэм, концепты не относятся к «ментальным репрезентациям, которые с необходимостью указывают на внешние объекты, по той серьезной причине, что они вовсе не являются ментальными репрезентациями. Концепты — это знаки, употребляемые определенным образом» [Putnam, 1981, p. 18]. Поэтому обладать концептом (и, следовательно, понимать связываемый с ним термин) — значит быть способным использовать знаки ситуативно-надлежащим образом. В этом смысле референция не может быть отделена от способностей и действий носителей языка. Люди способны думать и говорить о предметах в силу того, что они манипулируют ими, используют их в своих целях, реагируют на них. Поскольку вербальная деятельность людей неразрывным образом переплетается с их невербальной деятельностью, референция оказывается связанной с каузальным взаимодействием между носителями языка и миром.
