Лодька шагнул в дыру.
За стеной был почти такой же двор, только более заброшенный. Здесь царила та же солнечная пустота, что на улице, которую Лодька недавно видел во сне. Висящие в воздухе летучие семена, редкие бабочки, беззвучие. В дальнем краю подымалась из репейников еще одна кирпичная стена — с полукруглыми углублениями (похоже не внутренность маленькой цитадели). Над стеной — торец дома с наполовину обвалившейся штукатуркой. На серой штукатурке — остатки надписи: «…рская Н.Ларiонова. Мех…» Видимо, до революции какой-то Н.Ларионов занимался в своей мастерской мехами или механизмами. Слава от стены торчала развалившаяся садовая беседка с точеными перилами и столбиками. К ней опять же вела тропинка. За беседкой Лодька увидел в дощатом заборе осевшую полуоткрытую калитку…
Третий двор (тоже пустой) был интересен тем, что в нем косо, по диагонали, стоял двухэтажный длинный сарай с галереей вдоль сеновалов и тонким деревянным кружевом под кривой крышей. Интересно, кому это приходило в голову украшать такой хитрой резьбой хозяйственное строение? Ведь если в нем когда-то кто-то обитал, то явно не люди, а коровы или лошади…
Может, ничего особенного и не было в этих запустелых дворах (совсем рядом с городским центром!), но Лодька-то лишь несколько минут назад вынырнул из мира дворцовых интриг и старинных парижских улиц. Понятно, что везде ему чудился налет необычности. К тому, же в памяти все еще сидел сон про таинственный двор с бойцами-призраками. Нет, на этих дворах призраки пока не встретились, но кто знает, что будет на следующем…
На следующем оказалось низкое здание какой-то мастерской, свалка железной рухляди, и длинный бревенчатый склад с засовами на широких воротах. На всех воротах было написано черными громадными буквами: «НЕ КУРИТЬ!» А кому тут курить, если вокруг ни души? Не Лодьке же!
У самых ног Лодька увидел чугунную крышку люка с выпуклой надписью «ТЕЛЕФОНЪ». Опять же старина! Интересно, там и сейчас есть провода, или остался только туннель — вроде подземного хода под старинной усадьбой?..
Лодька пожалел, что за длинным, с дырой среди досок, забором не оказалось еще одного двора. Там тянулась улица Володарского. Может, стоило перейти ее и попытаться проникнуть на другие столь же привлекательные территории? Наверняка через них можно — от улицы к улице — добраться до речных откосов. И это в тыщу раз увлекательнее, чем топать знакомыми кварталами! А то столько лет жил в родном городе и не ведал, что есть в нем такие места!.. Но Лодька спохватился: он обещал в четвертом часу оказаться у дома Арцеуловых, помаячить перед окнами. Лёнчик выскочит, и они вдвоем отправятся на Пески…
Лёнчик и правда выскочил из калитки. Но без радости на лице. Сказал, что купаться ему теперь не велят.
— Видишь? — он ткнул пальцем в аккуратную болячку на нижней губе. — Называется «герпес». Мама сказала, что это от излишнего бултыханья в Туре. Нельзя в воду до пятницы…
— Бедняга… Значит, будешь скучать дома?
— Ну… я, наверно не буду уж так уж скучать. Появились Федя и Никита, мальчики из нашего отряда. Они, когда вернулись из лагеря, сразу уехали к бабушкам, один в Парфеново, другой в Войновку, а вчера вернулись. Они живут недалеко. Скоро придут, мы что-нибудь придумаем…
Лодька понял: не так уж Лёнчик огорчен своим «герпесом». Наверно, ему надоело каждый день мотаться на Туру. В самом деле — одно и то же. Ну побултыхались, поплавали в желтоватой воде (кстати, Лёнчик плавал храбро, хотя и «по-собачьи), повалялись на теплом песке, посмотрели на облака и буксиры, поболтали о том, о сем, окунулись опять — вот и вся радость. Один раз — хорошо, два и три — тоже неплохо, а неделю подряд… По правде говоря, Лодьку тоже это стало утомлять. Последние два дня ходил, чтобы не огорчать Лёнчика…
А вообще-то не такое уж крепкое у них было приятельство, чтобы скучать друг по дружке. Просто знакомство после лагеря, пока еще грустишь о прежней жизни… Или не так?.. Ну, во всяком случае, сейчас Лодька испытал что-то вроде облегчения. Какой бы Лёнчик ни был замечательный пацан, а отношений на равных получиться у них не могло. Все время в Лодьке сидело опасливое ощущение: «Он же на пять лет младше, ты за него отвечаешь…»
А сейчас, кроме того, отчаянно сосало в желудке — Лодька же не ел с утра. Идти на реку с голодным брюхом — что за удовольствие! А если сказать Лёнчику: «Прихвати для меня горушку», тот наверняка начнет готовить куль продуктов… Нет, хорошо, что можно с чистой совестью топать домой! (И вспоминать по дороге приключения мушкетеров! И радоваться, что завтра опять будет эта книга!)
— Лёнчик, тогда до пятницы!
Дома Лодьку ждала записка приходившей на обед мамы. Из трех пунктов:
1) Где ты болтаешься?
2) Суп на подоконнике, запеканка на сковородке.
3) Купи хлеба, маргарина (полкило) и картошки (3 кг) — в магазине или на рынке.
Лодька съел суп и запеканку, после чего его потянуло в сон. Однако он проявил волю и отправился за продуктами. На рынок за картошкой он, конечно не пошел — переть в такую даль! В магазине картофель чуть похуже, но все равно свежий, а главное — совсем рядом, на углу Первомайской и Вокзальной. Еще недавно в этом погребке была «американка» (пьяницы звали ее «Метро»), а недавно здесь устроили овощную лавку… Поскольку тащить недалеко, Лодька взял не три, а шесть кило…
Дома, разгрузив покупки, он понял, что спать уже не хочется. И, сам восхищаясь проснувшимся трудолюбием, подмел полы и вымыл посуду.
— Глазам не верю, — сказала мама, когда вернулась.
— Это чтобы ты не ругала меня, за то, что я «болтаюсь». Я и не болтался даже, а сидел в библиотеке, читал художественную литературу.
— С ума сойти! Мало тебе ее дома?
— Но я же надыбал там… тьфу, раздобыл то есть «Трех мушкетеров»! Мама, завтра дай мне парочку бутербродов, я обедать не приду, буду читать до вечера.
— Вот новости! Ты не слышал, что сухомятка опасна для желудка?
— А хорошая книга полезна для ума…
Во вторник Лодька сидел в библиотеке с половины десятого до двух. Снова не было там никого, кроме него и Натальи Петровны. К двум часам Лодька дочитал главу «Осада Ларошели» и сказал, что немного погуляет. На дворе он сжевал два бутерброда с маргарином, пересыпанным сахарным песком, заскочил в известное уже дощатое заведение и вернулся к д'Артаньяну и его друзьям. Но после истории с анжуйским вином он ощутил, что неумолимо слипаются глаза. И это несмотря на растущую раскрутку приключений! Да, мушкетеры мушкетерами, а организм организмом… Лодька сдал книгу (до завтра!) и снова вышел на двор. На воздухе сонливость сдуло (в прямом смысле, ветерком), и Лодька понял, что ему снова хочется на пустые солнечные дворы.
На этот раз он бродил, пробирался в щели, отыскивал калитки, перелазил через заборы, топал по тропинкам и плитам дольше, чем вчера. И увидел больше.
Казалось, что пространство слегка смещается в солнечном мареве. Острые углы домов были похожи на носы кораблей, которые нависают над заборами, как над причалами. Кирпичные изгороди с фигурными решетками наверху неожиданно возникали из чащи бурьяна (ничего они не огораживали, а стояли просто так, будто память о прошлом). Остатки деревянных и каменных лестниц упирались в замурованные двери на высоте вторых этажей. Какие-то похожие на водокачки будки стояли по пояс в лопухах и крапиве, и, кажется, сами не понимали: как они здесь очутились?..
Лодька бродил по задворкам и пустырям с ощущением человека, попавшего в неведомый край.
Бродил во вторник, в среду, в четверг…
Нельзя сказать, что дворы были совсем пустынны. Лодька встречал тетушек с охапками выстиранного белья, видел деловитых мужчин, складывавших дрова, улыбался малышам на качелях. Но людей было мало, и к тому же Лодька смотрел на них, словно сквозь дымку, смягчающую краски и заглушающую звуки…
Он то и дело замечал интересные вещи: фанерный курятник с передней стенкой из обломка садовой решетки с удивительным литым узором; остатки алебастрового барельефа: какая-то женщина в хитоне, венке и с лирой в руке; крохотный каменный мостик над заросшей лютиками канавой; разбитые громадные весы на вросшей в землю чугунной подставке… Однажды Лодька увидел на фасаде обшитого досками дома необыкновенную дверь. Она была кривая и к тому же запертая на висячий замок, но все равно очень красивая — покрытая мелким резным орнаментом из листьев и цветов. Это надо же, сколько работал неведомый мастер, чтобы украсить вход в неприметный, мало кому известный дом!..
Такая мысль появилась не впервые. О том же Лодька и Стася рассуждали ранней весной, когда разглядывали дверь одноэтажного домика на «Дзержинке», в квартале между улицами Урицкого и Ленина. Домик был невзрачный, с простенькими карнизами, а дверь над крылечком — вся в резьбе.
