сына; Генри Бофорт и Джон, герцог Бедфорд, были крестными отцами мальчика, а Жаклин, графиня Эно, его крестной матерью[554]. Чем сильнее росло стремление захватить Мо, тем решительнее становился Генрих, чтобы довести дело до конца. Трудности пробудили в нем дух решимости, и его полководческие способности редко проявлялись лучше, чем во время этой осады, где, в отличие от Руана тремя годами ранее, судьба не дала ему войск, которые, по его мнению, ему были необходимы[555]. Однако с каждым днем положение неумолимо склонялось в его пользу. В марте пал сам город Мо: защитники, которые теперь сосредоточились в близлежащей Марке, тоже теряли надежду. Они держались со все возрастающим отчаянием, дизентерия нанесла значительный урон обеим сторонам. Английские пушки, наконец, выполнили требуемую от них работу по уничтожению укреплений, и пришлось принять решение о переговорах.
Условия, которые выдвинули Эксетер и Уорик, были жесткими. Если не прибудет помощь, осажденные должны были сдаться 10 мая: они должны были выдать всех командиров, всех дезертиров, всех, кто участвовал в убийстве Иоанна Бургундского, и всех, кто ранее поклялся соблюдать условия договора в Труа, не забывая о трубаче по имени Орас, который во время осады высмеивал короля[556] — все должны были быть отданы на милость победителя при условии, что другие места, удерживаемые кем-либо в Марке, будут сданы королю. Четырем защитникам, включая Бастарда де Вавра, было сказано, что их ничто не спасет. Не имея альтернативы, условия были приняты. Эти четверо и трубач-насмешник были казнены; остальных, некоторые из которых были формально виновны в измене, пощадили[557]. Количество пленных было очень велико. Их доставили в Париж, на лодках по Сене в Кодбек и Арфлёр, через Ла-Манш в Портсмут, а затем в Лондон[558]. Оттуда их распределили по замкам Англии и Уэльса: в Харлех (30 человек), Ноттингем (24), Кернарфон (20), Чирк и Холт (по 15), Конви (12) и Флинт (8)[559]. Наконец, важным источником компенсации осады были богатства Мо, которые попали в руки англичан. Все хронисты сходятся во мнении, что город, и в особенности Марка, содержал очень большие богатства, что подчеркивает материальные преимущества, которые могли достаться осаждающему после окончания его трудов[560].
Исключительные трудности, с которыми столкнулись англичане при Мо (погодные условия, время, болезни, нежелание союзников), должны были быть пугающими. Хотя результат был успешным, Генрих, возможно, задавался вопросом, не является ли военная задача, которую он взял на себя, непосильной для него. Проблемы, с которыми он столкнулся в Мо, были настолько фундаментальными для успеха или неудачи всего предприятия, что они, должно быть, сильно беспокоили его. Кроме того, оставался вопрос о его здоровье. Не исключено, что оно могло пострадать еще до того, как в июне 1422 года проявились признаки смертельной болезни; другие люди, которым приходилось жить в менее благоприятных санитарных условиях, чем королю, и которых, возможно, не так хорошо кормили, умерли во время осады. Автор Northern Chronicle (Северной хроники) писал, что Генрих мог умереть от смертельной усталости или апатии (ianguorem exicialem)[561]. Если это правда, то это могло оказать определенное влияние на его реакцию в конце осады Мо, когда, хотя трубач-насмешник был казнен, другие, против которых были гораздо более веские юридические аргументы, были помилованы. Начинал ли он терять ту энергичность, которая обычно была столь характерной частью его личности?
В этом отношении важное значение имеет свидетельство условий, принятых в Компьене 16 мая, через две недели после сдачи Мо. Потребовав, чтобы покидающие город оставили оружие, а все валлийцы, ирландцы и гасконцы, а также те, кто ранее поклялся принять условия Труа, были выданы, он разрешил безопасный проезд тем, кто пожелает уйти, чтобы жить среди сторонников так называемого дофина за рекой Сеной[562]. Это был далеко не первый случай, когда он предоставил людям возможность жить в "другом" повиновении: он часто делал это с момента своей первой высадки в Арфлере почти семь лет назад. Однако в этом последнем случае он пришел к выводу, что его политика недостижима, и что разделенная Франция — это все, на что можно надеяться? Он должен был знать, что дофинисты были практически изгнаны из Пикардии, а в июне Уорик должен был взять Сен-Валери на Сомме. По словам Монстреле, только два города, Ле Кротуа и Гиз, стояли между Парижем и морем[563]. Может быть, состояние здоровья Генриха заставило его прийти к выводу, что, поскольку нежелание дофинистов противостоять его армии означало, что он не сможет нанести им еще один сокрушительный удар, а также учитывая политическую и физическую географию Франции, лучше успокоиться и укрепиться? Его недавний успех был куплен ценой жизней, времени и денег. Может ли он продолжать в том же духе бесконечно долго?
Как раз в тот момент, когда согласовывались условия сдачи Мо, Екатерина и ее деверь Бедфорд, имевший при себе около 1.000 человек, собирались отправиться из Саутгемптона во Францию, причем Глостер занял место Бедфорда в качестве лейтенанта Англии. Во время путешествия между Руаном и Парижем королеву, в сопровождении двух вдов и нескольких "дамуазелей", большинство из которых, судя по именам,[564] были англичанками, встречали звоном колоколов в Манте, верные жители которого совсем недавно отправили двух своих представителей в Париж, чтобы купить серебряные кубки ей для подарка, который стоил так дорого, что суммы, собранной в качестве тальи, оказалось недостаточно, и пришлось наложить дополнительное фискальное бремя на тех, кто уже внес до пяти экю каждый[565]. 29 мая Екатерина, в сопровождении свиты и с двумя горностаевыми плащами, которые несли перед ней (как их следует интерпретировать, вызвало много дискуссий: как знак того, что она была королевой Франции и Англии?), въехала в Париж, где на следующий день горожане устроили представление мистерии Страстей Святого Георгия на благо англичан[566].
Генрих и его супруга (которая не взяла с собой шестимесячного сына) отпраздновали Троицу в подобающем стиле в Париже, но, вероятно, остались в Венсене. Даже умеренный Монстреле чувствовал себя обязанным зафиксировать изменения, которые, по его мнению, произошли за эти дни. Помимо того, что он отметил разные стили жизни при дворе Генриха и при дворе его тестя Карла, он подчеркнул отсутствие щедрости с английской стороны, образ жизни, который, как ему казалось, уступил место акценту на власти и помпезности. Многие французы, отметил он, глубоко сожалели о том, что французский король подвергается произволу и, похоже, лишен реальной власти. Более того, решение о повышении налогов вызвало много ропота, но не восстание, поскольку Генрих был человеком, которого люди
