Он ничего не заметил и ни о чем не спросил. Откуда ему было знать, что малодушный ученик только что сделал свой выбор? Он сказал мне на прощание:
— Я очень рад, Ванечка, что вы зашли. И вообще, правильно, что вы приехали. Не забудьте только отсюда уехать, хорошо? Никакой трагичности. Сочувствие и усталость.
— А вы за это разрешите мне приподнять ковер? — нагло сказал я. Даже присел на корточки, готовясь выяснить наконец правду.
Дим Димыч ничуть не удивился, как будто с подобными просьбами к нему обращался каждый из гостей.
— Нет, — спокойно ответил он, — не разрешу.
Ширма так и осталась на месте: Строгов не счел необходимым показать мне себя. Перед тем, как удалиться, я приподнялся на цыпочки и посмотрел, что за книжку такую облюбовал Калям Шестой в качестве лежанки. Это была поэма «Руслан и Людмила», А. С. Пушкин.
Глава седьмая
Утро оказалось безлюдным, влажным и пустым, мое второе утро в раю. Наверное, потому, что было слишком ранним. Однако преследовало меня почему-то ощущение, будто ночь еще не кончилась. Иду спать, убеждал я себя, спать — это святое, до вечера, товарищи…
Бар в отеле работал с рассвета, как дежурная аптека, — на тот случай, если какого-нибудь несчастного постояльца, неспособного увидеть цветные сны, замучит утренняя тоска. Я подошел к стойке и сел на круглый табурет. Здесь были необычные табуреты, на гидравлической ножке, позволявшей качаться вверх-вниз. Табуреты-попрыгунчики — специально для тех, у кого шаловливое настроение. Мое настроение позволяло мне сказать с определенностью: плевать на вас господа, следите вы за писателем Жилиным или уже нет, взяли вы снова его на контроль или проспали. Писателю Жилину нужно было залить принятое решение хоть какой-нибудь жидкостью.
— Это правда, что у вас лучший в городе кислородный коктейль? — спросил я бармена.
— Аппарат уже отключен, — безучастно ответил тот. — Приходите попозже.
По-моему, человек смертельно хотел спать, жалко было дергать его по пустякам
Стойка также была весьма нестандартна. Строго говоря, это не стойка была, а длинный узкий аквариум: бокалы ставились прямо на стекло, под которым плавали рыбки. Попивай себе коктейль, или что они тут предпочитают пить, и любуйся на живую природу. На другом конце аквариума скучал еще один гость. Этот невысокий, но, видимо, очень сильный мужчина листал короткими пальцами глянцевый каталог, обкусывая виноградную гроздь, и странно при этом поглядывал на меня. Он начал дарить мне свое внимание, едва я появился в холле. Каталог, по-моему, интересовал его значительно меньше. Может, признал во мне знакомого, но имя мое забыл? По утрам бывает и не такое. Я вежливо улыбнулся ему, и он тут же, приняв это за сигнал, передвинулся вдоль стеклянной стойки и занял новое место — через одно от меня.
— А это у вас что, разве не запрещено? — громко позвал мужчина бармена, тыча пальцем в страницу. Тот посмотрел:
— «Де Сад и Шанель», режиссер Слесарек… Нет, конечно. Вам дать?
— Я думал, у вас все запрещено, — сказал гость. — Тогда дай мне еще вот это.
— «Детский де Сад», — прочитал бармен. — Того же автора. Обождите, пожалуйста…
Он скрылся в подсобном помещении.
— Предпочитаю русские порники, — сообщил мне мужчина. — С таким надрывом делают, как в последний раз. Загадочные люди.
— Вы искусствовед, — догадался я.
— Нет, я из другого полушария прилетел. Не заснуть никак, у нас разница в двенадцать часов. И потрепаться не с кем… Ненавижу марксистов, — неожиданно закончил он и запихал виноградную гроздь в рот целиком, вместе с черенком.
Дежа вю, с удовольствием расслабился я. Что-то подобное в моей жизни уже было — про марксистов. Не иначе, это провокация… Человек-Другого-Полушария профессионально работал челюстями, с хрустом перемалывая все живое, а на лбу его, озабоченно сморщенном, пылала одна-единственная мысль: в раю нормальным людям делать нечего.
— Казино прикрыты, — снова заговорил он. — Говорят, азарт, алчность, плохо. Местные не хотят этим бизнесом заниматься, а иммиграция вся поголовно с ума сошла. И еще — жуткая проблема с женщинами. Женщины здесь не продаются. Просто беда какая-то. Где это видано, чтобы женщины не продавались? А ведь какое было местечко. Я каждый сезон сюда приезжал, отводил душу.
Появился бармен, выложил перед ним два кристалла с заказанными стереокомиксами. Тот брезгливо ополоснул пальцы в аквариуме, смывая виноградный сок, и рассовал кристаллы по карманам.
Что-то выпало у него из кармана. Мужчина поспешно слетел с табурета и сгреб стукнувший об пол предмет. Так-так-так, подумал я, успев разглядеть, что это было. Ситуация становилась интересной.
— Пытался сегодня попасть в коммуну Юных Натуралистов, — сообщил любитель русских порников, возвращаясь на место. — Ну, то есть к хрусташам. Про растительный секс слыхали? Говорят, это что-то!.. — Он непроизвольно облизнулся. — Любовь на деньгах, на хрустящих банкнотах, волнующе шелестящих под тобой. В роскошном зале — все вместе, как волны в море… Так что бы вы думали? Всех желающих, оказывается, тестируют! Снимают психо-эмоциональные показатели, какой-то «групповой совместимости» добиваются. Как будто в дальнюю экспедицию отбирают, кретины.
— Вам отказали? — сочувственно сказал я, бездумно качаясь на табурете.
— Да, настоящие парни им не нужны. Я этому продавцу газет чуть рыло не начистил… а сначала деньги ему совал, интелю недобитому, и хорошие деньги…
— Какому продавцу?
Он хихикнул басом, окинув меня стеклянным взглядом.
— Что, тоже захотели попробовать? На площади возле Госсовета есть лоток с газетками и другой чушью. Продавец там — из хрусташей, посредник-координатор, к нему и обращайтесь. Только особенно губу не раскатывайте, юных среди этих «натуралистов» не так уж много, одно название.
Вот и еще тайночка раскрылась, мельком отметил я. Понятно теперь, почему тот симпатичный паренек, желающий слиться с природой, так перепугался, когда увидел серьезных мужчин в пиджаках, понятно, почему он изувечил свой электронный блокнот. В блокноте, конечно, были сведения об участниках ночного сборища.
— Вы, я вижу, тоже маетесь, — проницательно заметил мой собеседник. Он широко оскалился и вытер рот ладонью. Здоровенная у него была ладонь, рабочая. — Как насчет партии в нарды? Скучно здесь, приятель.
— Скучно-то оно скучно, — согласился я. — Марксисты проклятые.
— Я знаю, ты из Союза, — сказал он, разглядывая костяшки пальцев. — Русских я тоже ненавижу. Только без обид. Вы все марксисты, даже те, которые порники под полом снимают. Замусорили планету своими идеями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
