— Теперь мы знаем не только, кто они, но и зачем появились здесь, — продолжал старик, задумчиво покачивая головой. — Они потеряли след скваттера и ищут его. Эти буйволы попались им по дороге и в погоне за ними эти дикари случайно очутились перед холмом, на котором нашла свой приют семья Измаила. Видите птиц, поджидающих остатки убитого дикарями животного? Вот мораль всей жизни прерии. Поуни подстерегают этих самых сиу, как сарычи сторожат пищу, а нам, белым, рискующим многим, приходится только смотреть на тех и других. А чего остановились те два негодяя? Вот оно что! Они нашли место, где потерял жизнь несчастный сын скваттера.
Старик не ошибся. Уюча и его спутник-дикарь достигли места, носившего, как уже упоминалось раньше, ужасные следы насилия и кровопролития. Сидя на своих конях, они со свойственной индейцам сметливостью рассматривали хорошо знакомые следы. Осмотр длился долго и производился, очевидно, с недоверием. Наконец, оба дикаря испустили крик, почти такой же жалобный и тревожный, как тот, что испустили собаки над теми же роковыми следами. Крик этот немедленно собрал вокруг них всю шайку так же, как свирепый лай шакала, говорят, собирает его товарищей на охоту.
Глава XVII
Прошло немного времени, и Траппер заметил величественную фигуру Матори — вождя сиу. Как только глава племени, одним из последних явившийся на громкий зов Уючи, подъехал к месту, где собрался весь отряд, он соскочил с лошади и начал рассматривать необычные следы с достоинством и вниманием, свойственным его высокому положению. Прошло несколько минут, прежде чем Матори был удовлетворен результатом исследований. Потом он окинул взглядом почву в тех самых местах, где Измаил нашел ужасные доказательства кровавой схватки.
По знаку Матори вся шайка двинулась к лесочку. Траппер и его товарищи не были равнодушными зрителями такого грозного движения. Старик призвал к себе всех способных носить оружие и спросил в весьма недвусмысленных выражениях, намерены ли они биться за свободу или желают испробовать более умеренное средство — прийти к какому-нибудь соглашению с врагами? Поль и доктор, оказалось, отстаивали диаметрально противоположные мнения: первый стоял за немедленный призыв к оружию, второй горячо защищал политику мирного воздействия. Миддльтон также склонялся к миру, так как ввиду значительного численного превосходства врагов ясно видел, что борьба непременно поведет к истреблению всего отряда.
Траппер выслушал очень внимательно доводы молодого воина; а так как Миддльтон говорил с твердостью, доказывавшей, что разум его не затемнен страхом, то слова его произвели должное впечатление на старика.
— Это разумно, — сказал он, когда Миддльтон кончил, — очень разумно: если человек не может сдвинуть что-то силой, он должен пустить в дело свой ум. Разум делает его сильнее буйвола и проворнее оленя. Оставайтесь здесь и не показывайтесь. Моя жизнь и мои западни имеют мало ценности, когда речь идет о благополучии стольких человеческих душ. К тому же я могу сказать, что мне известны приемы хитрости индейцев. Поэтому я пойду в прерию один. Может быть, мне удастся отвлечь внимание сиу отсюда, и у вас будет достаточно времени и места, чтобы бежать.
С видом, не допускающим никаких возражений, старик перекинул ружье через плечо, прошел, не торопясь, по чаще и вышел на равнину как раз там, где его могли увидеть сиу, не заподозрив, что он вышел из леска.
Появление человека в охотничьей одежде с хорошо известным ружьем, наводившим такой страх, произвело заметное, хотя и сдерживаемое впечатление на дикарей. Проделка Траппера удалась настолько, что нельзя было решить, вышел он с какого-нибудь открытого пункта прерии или из чащи. Правда, индейцы продолжали бросать на лесок частые подозрительные взгляды. Дикари остановились от кустов на расстоянии полета стрелы; но когда незнакомец подошел достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть, что, несмотря на смуглый красный цвет его лица, вызванный временем и пребыванием на воздухе при всякой погоде, он все же принадлежит к бледнолицым по цвету кожи, они стали медленно отступать, пока не очутились на таком расстоянии, откуда ружейный выстрел до них не мог долететь.
Между тем, старик подвигался все ближе, пока не дошел, наконец, до такого места, откуда его легко можно было услышать. Тут он остановился и, опустив ружье на землю, поднял руку ладонью вперед в знак своих мирных намерений. Упрекнув в коротких словах свою собаку, которая смотрела на группу дикарей такими глазами, словно узнала их, он заговорил на языке сиу.
— Добро пожаловать, братья мои, — сказал он, хитро выдавая себя за владельца этой местности и выказывая гостеприимство. — Вы теперь далеки от своих поселений и голодны. Пойдете ли вы за мной в мою хижину, чтобы поесть и лечь спать?
Только что дикари услышали его голос, как вопль удовольствия, вырвавшийся из дюжины ртов, возвестил смышленному Трапперу, что его также узнали. Чувствуя, что отступление невозможно, он воспользовался смущением, воцарившимся среди дикарей, пока Уюча рассказывал про него, и продолжал подвигаться вперед, пока не очутился лицом к лицу с Матори. Второе свидание между этими двумя замечательными, каждый по-своему, людьми, отличалось осторожностью, обычной на границах. С минуту они простояли, внимательно рассматривая друг друга и не говоря ни слова.
— Где ваши молодые люди? — спросил вождь тетонов, видя, что неподвижные черты лица Траппера, несмотря на грозный вид дикаря, отказываются выдать какие-либо тайны их владельца.
— Разве Длинные Ножи ходят шайками ловить в западни бобров? Я один.
— У тебя седая голова, но язык у тебя змеиный. Матори был в вашем лагере. Он знает, что ты не один. Где твоя молодая жена и воин, которого я видел в прерии?
— У меня нет жены. Я говорил моему брату, что эта женщина и ее друг чужие мне. Слова седовласого старика должны быть выслушаны и не забыты. Дакоты нашли спящих путешественников и подумали, что они не нуждаются в лошадях. Женщины и дети бледнолицых не привыкли ходить много. Ищите их там, где оставили.
Глаза тетона сверкнули, когда он ответил:
— Они ушли, но Матори — мудрый вождь, и глаза его могут видеть на большом пространстве.
— Неужели вождь тетонов видит каких-нибудь людей на этих голых полях? — с совершенно спокойным видом возразил Траппер. — Я очень стар, и зрение у меня ослабело. Где они стоят?
Вождь некоторое время молчал, словно не желая оспаривать дальше факта, в справедливости которого он был вполне уверен. Потом он указал на следы на земле и проговорил, внезапно смягчая выражение глаз и голоса:
