— Если ты через пять секунд не наденешь на себя эту веревку, ребята снесут тебе голову из мушкетов.
— Что вы такое несете? — заорал Мера. — Я Мера Миллер. Меня вместе с моим братом Элвином примерно неделю назад похитили, и сейчас я направляюсь домой, в Церковь Вигора.
— Ты гляди, какая забавная история, — удивился солдат.
Он подтащил к лошади намокшую веревку и снова швырнул ее. На этот раз она попала Мере прямо в лицо. Мера схватил ее и собрался было дернуть, но солдат обнажил свою шпагу.
— Готовьтесь стрелять, парни! — крикнул солдат. — Это и в самом деле перебежчик!
— Перебежчик?! Я…
И тут до Меры наконец дошло, что происходит нечто очень странное. Они знали, кто он такой, и все равно намеревались взять его в плен. У них три мушкета и шпага, поэтому существует огромная вероятность, что его просто убьют, попробуй он сбежать. Но это ведь армия Соединенных Штатов? Когда его привезут к командующему, он объяснится, и несправедливость будет исправлена. Поэтому он просунул руки в петлю и затянул ее на своей груди.
Пока лошади шли по воде, все было не так плохо. Иногда он просто плыл следом. Но вскоре они выбрались на берег, и ему пришлось бежать прямо по лесу, не разбирая дороги. Они сворачивали на запад, обходя Церковь Вигора стороной.
Мера попытался было объяснить, что случилось, но ему быстро заткнули рот.
— Я ж сказал тебе, — перебил его один из солдат, — нам было приказано доставлять таких перебежчиков, как ты, живыми или мертвыми. Белый человек, одевающийся как краснокожий, — знаем мы, зачем тебе это понадобилось.
Однако кое-какие сведения ему удалось извлечь из их разговоров. Они охраняли окрестности, получив приказ от генерала Гаррисона. Меру при этом известии аж замутило. Местные жители дошли до того, что вызвали к себе на север этого негодяя, этого торговца виски. И он примчался сюда на удивление споро.
Ночь они провели на одной из полян. Солдаты так шумели, что Мера даже глазам своим не поверил, когда, проснувшись утром, не увидел вокруг ни одного краснокожего. Он думал, что шум соберет все окрестные дикие племена.
На следующий день, когда солдаты снова собрались было накинуть на него веревку, Мера запротестовал:
— Я почти голый, у меня нет никакого оружия, так что либо стреляйте меня на месте, либо дайте я поеду вместе с вами.
Они могли сколько угодно говорить о том, что им все равно, в каком виде его доставить, но он знал, что это всего лишь разговоры. Они не отличались милосердием, однако никогда бы не осмелились хладнокровно убить белого человека. Поэтому дальше он поехал на спине лошади, держась за пояс одного из солдат. Вскоре они добрались до местности, где были проложены дороги, и дальше поехали быстрее.
Примерно в полдень они прибыли в армейский лагерь. Армия оказалась не такой уж и большой — сотня солдат в мундирах и еще пара сотен добровольцев маршировали и отрабатывали упражнения на плацу, бывшем пастбище. Мера не помнил, как звали ту семью, что жила здесь. Они были новенькими, совсем недавно приехали из окрестностей Карфагена. Но оказалось, что его везли вовсе не к фермерам. Их дом занял генерал Гаррисон, приспособив его под штаб. Вот как раз туда-то солдаты и доставили Меру.
— Ага, — довольно потер руки Гаррисон. — Перебежчика поймали.
— Я не перебежчик, — заявил Мера. — Они привезли меня сюда как пленника. Клянусь, краснокожие обращались со мной лучше, чем ваши солдаты.
— Не удивлен, — ответил Гаррисон. — Не сомневаюсь, они с тобой хорошо обращались. А где тот, другой изменник?
— Другой изменник? Вы имеете в виду моего брата Элвина? Вы же знаете, кто я, почему не отпустите меня домой?
— Ты отвечай на мои вопросы, а затем я подумаю и, может быть, отвечу на твои.
— Моего брата Элвина здесь нет, и вы его не найдете. Впрочем, исходя из увиденного здесь, я очень рад, что он не пошел со мной.
— Элвин? Ах да, мне сказали, что ты называешься Мерой Миллером. Но мы-то знаем, что Меру Миллера убили Такумсе и Пророк.
Мера сплюнул на пол.
— Вы знаете? Откуда? Определили по окровавленной, порванной одежде? Вы меня не надурите. Думаете, я не вижу, что происходит?
— Отведите его в погреб, — приказал Гаррисон. — И обращайтесь с ним повежливее.
— Вы не хотите, чтобы люди узнали о том, что я жив, потому что тогда вы им больше не понадобитесь! — закричал Мера. — Я бы не удивился, если б узнал, что это вы подкупили чоктавов и подучили похитить нас!
— Если это и правда, — прищурился Гаррисон, — я бы на твоем месте вел себя поосторожнее и следил за своим язычком. Как знать, может, тебе вообще не доведется вернуться домой? Посмотри на себя, мальчик мой. Кожа у тебя красная, как перья иволги, на бедрах грязная повязка, и вид у тебя какой-то одичалый. Кошмар да и только. Нет, думаю, если тебя случайно, по ошибке, застрелят, нас никто в этом не обвинит, ни единая живая душа.
— Мой отец все поймет, — сказал Мера. — Вы не обманете его, Гаррисон. И Армор, он…
— Армор? Этот жалкий червь? Тот человечишка, который продолжает твердить, будто бы Такумсе и Пророк ни в чем не виноваты и нам не следует стирать краснокожих с лица земли? Мера, его больше никто не слушает.
— Будут слушать. Элвин жив, и вам его не поймать.
— С чего ты взял?
— Потому что он с Такумсе.
— Ага. И где же?
— Во всяком случае, не здесь.
— Ты видел его? А Пророка?
Жадный огонек, засветившийся в глазках Гаррисона, заставил Меру прикусить язык.
— Я видел то, что видел, — твердо произнес он. — И буду говорить то, что говорю.
— Ты будешь говорить то, что я скажу, иначе умрешь, — пригрозил Гаррисон.
— Убейте меня, и я вообще замолкну. Но вот что я вам прежде скажу. Я видел, как Пророк вызвал смерч из бури. Я видел, как он ходил по воде. Я слышал его пророчества, и все они сбылись. Ему известно, что вы намереваетесь здесь сотворить. Вы можете делать что хотите, но в конце концов все равно послужите его целям. Вот увидите.
— Любопытненько, — хмыкнул Гаррисон. — Значит, следуя твоей логике, твое пленение тоже входило в его планы, да?
Он махнул рукой, и солдаты выволокли Меру из дома и бросили в погреб. Они повели себя с ним очень вежливо — испинали и избили, — после чего швырнули вниз по ступеням и заложили тяжелым засовом дверь.
Поскольку поселенцы прибыли с окраин Карфагена, на погребе стоял крепкий засов, как, впрочем, и на амбаре. Очутившись среди моркови, картофеля и пауков, Мера первым делом ощупал дверь. Тело его превратилось в один огромный синяк. Царапины и солнечные ожоги — ничто по сравнению с ободранной после езды на лошади кожей на голых ногах. Но даже эти раны не могли сравниться с болью, оставшейся после ударов и пинков, которыми его наградили, пока тащили в погреб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
