маску неприступности, пожалуй, можно и снять. 
— Меня испугался? — все же спросила Марина.
 — Конечно же, нет. Наверное, самой жизни, которая вдруг ворвалась в мой замкнутый мир… — Он оглядел их стол. — Что вы пьете?
 Словом, стал вливаться в их компанию без особых предисловий.
 — Некоторые, наиболее продвинутые, члены нашей компании пьют джин с тоником. Американцы стали возить нам этот напиток, который сами не пьют. Прости, малыш. — Он поцеловал пальцы Вике. — Мне, как простому русскому мужику, не греет душу этот их джин с водой.
 — С тоником, — поправила Вика.
 — Один черт, как называется, но разбавляют так, что только запах и остается.
 — Это запах тоника, а не джина, — рассмеялась Вика.
 — Все равно не наш запах! — упирался Гарик. — По-моему, не жили хорошо, и привыкать нечего. Маришка, понятное дело, шампанское пьет. Традиционный женский напиток. Был. Теперь, выходит, к нему прибавился джин? В общем, так: Витольдыч «Лезгинку» принес, и мы с ним уж по старинке отравимся русским, то бишь дагестанским коньячком.
 — А гестаповец Мюллер из «Семнадцати мгновений весны» утверждал, что в нем полно дубильных веществ, — поддела его Вика.
 — Ничего, нам не грех и задубеть. А то мужик нынче больно хрупкий пошел. Как там по этому поводу военные шутят?
 — Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона, — охотно проинформировал их Иван. — В этом пакете десерт.
 Он продолжал выкладывать продукты на стол.
 — А здесь… — Он помедлил и торжественно провозгласил: — Курица-гриль! Еще горячая…
 — А мне нельзя отщипнуть от нее хотя бы крылышко? — простонала Марина.
 — Не ты ли совсем недавно собралась худеть? — невинно поинтересовалась Вика.
 — Мое слово, хочу — даю, хочу — беру. А ты можешь не есть. Мы хоть и сестры, но, если ты хочешь блюсти фигуру, на меня не оглядывайся… Вон посмотри, сколько фруктов Иван Витольдыч принес. В них калорий почти нет, одни витамины…
 — Говорят, сейчас есть такие пищевые добавки, которые начисто отбивают аппетит. Но поскольку Гарик сказал, что ему худые девушки не нравятся…
 — Когда это я говорил? — удивился Гарик.
 — Не говорил? — фальшиво произнесла Вика. — А я-то думала, порадую своего дружочка, прибавлю на отдыхе пару килограммов.
 — Значит, речь всего о паре килограммов? Стоило из-за такой мелочи огород городить!.. Хотя я все время говорил, что твоя фигура — высший класс, ни убавить ни прибавить…
 — Все, все, первое слово дороже второго. Два килограмма ты мне разрешил.
 — В первый раз встречаю женщин, которые не скрывают своей любви к еде, — улыбнулся Нестеренко.
 — И заметь, несмотря на эту любовь, обе стройны, как газели.
 — Имеешь в виду грузовик? — сварливо уточнила Вика.
 — Перестань пинать меня, малыш, — попросил Гарик, — а то Иван подумает, что я собираюсь жениться на пиле «Дружба»… Лучше похвали. Пока вы глазели на закат, я сбегал в кафе и попросил девчонок завернуть мне с собой четыре штуки прекрасных отбивных. На косточке!
 Он с видом фокусника открыл скромно висящий на спинке стула пакет, на который до того женщины не обращали внимания.
 — Да, с голоду мы не умрем, — потерла руки Вика. — Ты знал, что Иван придет.
 — Не знал. Просто я взял нам с тобой по одной и две — Маринке.
 — Смейтесь надо мной, смейтесь, — сказала Марина и положила на хлеб отбивную размером с приличный башмак.
 — Маришенька, я не смеялась, — жалобно проговорила Вика, следуя примеру сестры.
 — Кто хорошо ест, тот хорошо работает, — заметил Гарик и тоже протянул руку к отбивной.
 — Ну, вы, городские, и пашете! — восхитился Нестеренко, придвигая к себе последнюю котлету. — А с курицей что будем делать?
 — И курицу съедим, — успокоила его Марина.
 Так, подшучивая друг над другом, они и прикончили закуску, джин, коньяк, а когда в голове приятно зашумело, стали рассказывать анекдоты. По кругу — кто что вспомнит, пусть и самый бородатый.
 На Марину шампанское оказало странное действие: она никак не могла вспомнить ни одного приличного анекдота. Даже странно, что почти весь ее арсенал, оказывается, состоял из всякой пошлятины.
 — Давай быстрее, мы ждем! — поторопила ее сестра. — Буквально вчера не останавливаясь штук десять вспомнила, а сегодня ты вне себя от скромности.
 — А сегодня ничего не могу вспомнить, — развела руками Марина. — Приличного.
 Ей отчего-то захотелось показаться Нестеренко женщиной остроумной, интересной в общении, а вместо этого… Она лихорадочно напрягала память, но единственное, что в ней болталось, — дурацкий анекдот про мужика, который прибегает в аптеку и кричит: «Граждане, пропустите, у меня за углом человек лежит!» Очередь расступается, пропускает его к кассе, а тот: «Пару презервативов, пожалуйста!»
 Марина мысленно гнала анекдот прочь — есть же уйма других, но нахальный мужик снова и снова лез без очереди к кассе, а она смогла лишь жарко покраснеть, встретив внимательный взгляд Нестеренко. Что это с ней сегодня? Неужели новая, раскованная, Марина — всего лишь призрачный образ, а в глубине души она все та же кухонная женщина, которую бросил муж?
 Нестеренко — почувствовал, что ли, ее самоугрызания? — предложил:
 — Давайте пойдем прогуляемся?
 — А Юрка? — обеспокоилась Марина.
 — Замкнем дверь. Он у тебя крепко спит? — спросил Гарик.
 — Пушкой не разбудишь.
 — Тогда что ему сделается?
 Никто не догадывался, что Марина попросту тянет время. Ее одолевало предчувствие, что сегодня вечером с ней должно произойти что-то, к чему она, возможно, не готова. Не говорить же всем: «Извините, но у меня сегодня предчувствие, что лучше посидеть в домике, а то, не дай Бог, случится нечто…» Хороша же она будет!
 Как-то в последнее время так складывалось, что жизнь почти не давала Марине времени на раздумья. Только она соберется отдохнуть, расслабиться, ни о чем не думая, как сразу тут как тут если и не проблемы, то судьбоносное — быть или не быть? Иными словами, судьба упорно не желала отпускать Марину из своих цепких объятий. А все тыкала носом: смотри, как живут другие люди, делай что-нибудь, не спи на ходу. А делать было страшновато. Все время вертелось в голове осторожное: «А