но ты не могла бы приглядеть за Жорой? Мне надо отойти часа на два.
– Конечно…
После вчерашнего инцидента Ласкина выглядела подавленной.
– Это связано с делом генерала? – без присущего ей живого любопытства вяло поинтересовалась она.
– Возможно, – уклончиво ответила Самоварова и стала раздумывать над тем, что, дожив до своих лет, так до конца и не поняла значение слова «вдохновение». В своей работе, что раньше, за честь мундира и копейки, что сейчас – выполняя прихоть обеспеченных людей за приличные деньги, она руководствовалась такими словами, как «долг и последовательность действий», над которыми путеводной звездой освещала ей путь интуиция.
– У тебя шоколада нет? «Вдохновение».
– Нет, – удивилась Лариса, – он какой-то поганый стал, ненатуральный. Вот тот, который ты приносишь… Ой, я вчера в сердцах доела все, что было в коробке.
– Намек понят. Мне надо отойти. Вернусь – принесу такой, как вчера.
– Надо так надо. Не парься.
Бросив короткий воспаленный взгляд на Варвару Сергеевну, Лариса, продолжая думать явно не о шоколаде, отвернулась к плите.
Выйдя от соседей, Самоварова, вызвав такси, дошла до окраины поселка.
Служба «Яндекса» не подвела, и через десять минут она уже была на площади в Шушинке.
Сегодня утром Никитин прислал ей адрес съемной квартиры, по которому, вероятно, проживала гражданка Белоруссии Анна Леонидовна Молочко.
Прогулявшись по площади, она разглядела, что та была в палатке, на своем рабочем месте.
Пройдя пешком метров триста по главной улице, Самоварова свернула в переулок и быстро нашла недавно облагороженную городом четырехэтажную панельку, свежевыкрашенную в зеленый и серый, с трех сторон утопавшую в тополях, дубах и липах.
Во дворе, как и на новенькой детской площадке, было тихо, пусто и чисто.
Всемирная паутина, прикрывшись легальным поводом – опасностью заразиться ковидом, – незаметно и неумолимо побеждала все живое.
Мамаши, заперев детей дома, размещали заказы на сайтах, смотрели сериалы и слушали инертных психологов, дети же вместо беготни по дворам, зевая, сидели в гаджетах.
Самоварова поднялась на третий этаж и аккуратно вдавила кнопку звонка.
Прислушалась, приложив ухо: за дверью как будто скрипнула не то кровать, не то половица.
Она вдавила с большей силой – по полу зашаркали ноги.
– Кто это? – наконец раздался сиплый и низкий, недовольный мужской голос.
– Я от Надежды Романовны, – не видя смысла разыгрывать спектакль, строго и внятно ответила она. – С разговором. Конфиденциальным.
Судя по тому, что дверь открылась не сразу, стоявший по ту сторону раздумывал то ли над значением последнего слова, то ли над тем, открывать ли вообще.
– Вы почему без маски? – Дверь нехотя открылась, и Самоваровой ударил в нос едкий запах травяной мази.
Она нашарила в заднем кармане джинсов смятый голубой клочок и натянула его на рот.
– Заходите. Я болею, говорите быстрее, что вам нужно.
Старый Ваник – судя по крупному, острому носу и настороженному взгляду это был именно он, – оказался низкого для мужчины роста: не более ста шестидесяти пяти сантиметров. К тому же, как разглядела Самоварова, у него было серьезное искривление позвоночника, уродовавшее спину и делавшее его визуально еще ниже.
Несмотря на лето, он был в грубой вязаной черной шапке, надвинутой на лоб, старой шерстяной синей кофте и растянутых на коленках тренировочных.
– Если вы опять про тот день, так у меня уже скоро язык отсохнет пересказывать.
– Не совсем. – Самоварова шагнула в квартиру. – Я от Надежды Романовны, – повторила она.
– Вы принесли деньги? Они не заплатили мне за последний месяц.
Его голос был очень глубоким, с характерным для обрусевших армян едва уловимым акцентом. Казалось, этот голос, подобно пещерному эху, набирая силу где-то внизу, прежде чем выйти наружу, насквозь пронизывает внутренности говорящего.
– Я не имею к этому ни малейшего отношения.
– Повторяю, – Ваник с трудом наклонился, достал с обувной полки и бросил гостье разношенные клетчатые тапки, – про тот день я все уже рассказал не раз.
– Я не буду спрашивать про тот день, – сдалась она, понимая, что другого выхода нет: по закону он мог в два счета выставить ее за дверь. – Я просто хочу с вами в частном порядке поговорить о Полякове.
– Вы что им – родня? Вы кто вообще такая?
– Доверенное лицо.
Ваник, ничего не ответив, зашаркал на кухню, придерживая себя одной рукой за поясницу. Не дожидаясь приглашения, Самоварова разулась и, проигнорировав тапки, прошла следом.
На кухне было светло и чисто – чувствовалась ловкая женская рука.
– Выпить не предлагаю. Кофе тоже не пьем, – буркнул он.
– Обойдусь.
Ваник плеснул в стакан воды из кувшина, и его обветренные, тонкие, с трещинами в уголках губы с жадностью захватили края стакана.
Самоварова отодвинула одну из стоявших у стола табуреток и присела.
– Что вам нужно? – Напившись, он небрежно вытер рот обшлагом кофты. – Вы из этих, что ли? Из блогеров местных? Горяченького вам маловато? Устали про ужасы ковида писать?
– Нет, я даже не пользуюсь соцсетями, – солгала Самоварова и перешла к делу: – Надежда Романовна хочет узнать, как жили в последние годы ее родители, особенно отец.
– Бред! – буравил ее недоверчивым взглядом Ваник.
– Бред, – согласилась она. – Такова сегодняшняя жизнь. Лучше же поздно, чем никогда.
– Поздно – что? – Его темные, с нависшими веками глаза недобро блеснули. – Наладить через доверенное лицо отношения с покойными родителями?
– Наладить уже не получится. Но Надежда хочет докопаться до сути, понять, что могло привести ее отца, на которого вы долго работали, к такому печальному концу.
– Судьба такая, что же еще? – Ваник налил еще воды. – От меня-то она что хочет? Надежда?
– От вас, наверное, ничего.
От Ваника исходила энергия упрямства и какой-то невероятно усталой злости, и она решила, не имея других вариантов, выложить карты на стол.
– Надежда Романовна мне хорошо платит. Я тридцать с лишним лет отработала следователем, подрабатываю сбором информации в частном бюро, а еще волею случая я оказалась понятой в доме покойного, поэтому она ко мне и обратилась. Дочь генерала, и, согласитесь, она имеет на это моральное право, хотела бы знать, чем жил в последние годы ее отец. А преступника пусть ищут официалы, – подчеркнула она.
– А со мной она не хочет рассчитаться за последний месяц?
В его кармане зазвонил мобильный.
– Да, – грубовато ответил кому-то он. – Нет. Пока ничего нового. Дома я, да. Где же мне еще быть? Покупай чего хочешь, мне все равно.
– Надежда не смогла вам дозвониться, – Самоварова покосилась на мобильный в руке Ваника. – Ваш телефон уже несколько дней отключен.
– Тот отключен, а этот, мой личный, работает, – пожал сутулыми плечами Ваник.
– А тот, который отключен, был рабочий?
– Да.
