— Да, вот еще что, — сказала госпожа Илеа Лоа. — Передай Тенгизу от моего имени, чтобы коридор тебе освободил. И до прибытия на место — больше никому ни звука.
— Йес, мэм.
— Хорошо. Удачи!
— Конец связи? — спросил Роджер.
— Связи-то конец, — задумчиво ответила госпожа Илеа Лоа. — Но не было бы начала истории.
Не знаю, как Круклис, а я с удовольствием наблюдал работу Президента. Решительность, четкость, стремительность и размах действий этой удивительной женщины впечатляли.
— Мы у вас в долгу, — сказал я.
— За что?
— Вы решили нашу проблему. И решили меньше чем за минуту.
— Так на то и выбраны, — простецки улыбнулась госпожа Илеа Лоа. — Но учтите, если дело дойдет до аукциона, шансов у вас очень мало. Можно сказать, их вовсе нет. Греггсен не просто богат. Он богат чудовищно. Даже не представляю, к чему такая бездна денег одному человеку. По-моему, он их коллекционирует ради самого процесса.
При этих словах я опечалился.
— Ну-ну, — сказала Президент Сатурна.
В ее черных глазах зажглись огонечки.
— Вовсе не обязательно, чтобы дело дошло до аукциона. Возможно, что Космофлот захочет просто подарить вам «Туарег». Думаю, такой поворот событий исключать нельзя.
Я хотел что-то сказать, но был остановлен плавным жестом.
— Так было бы справедливо, граф. После того, что вы пережили и свершили у Кроноса. Вот и все.
Госпожа Илеа Лоа встала. Аудиенция закончилась.
— Титан и в самом деле замечательная планета, — улыбаясь, сказал Круклис. — Жаль, что мы не можем задержаться.
— Прилетайте еще, я покажу вам наши шахты.
— Уверен, люди у вас лучше, — сказал я.
— Бюрократы здесь плохо себя чувствуют, — закивала Сатурн-Президент.
— Атмосфера не нравится?
Госпожа Илеа Лоа беззаботно рассмеялась:
— Ну, конечно. Атмосфера. Вы умеете выражаться очень точно. Мистер Рыкофф, если окажетесь без работы, я с удовольствием возьму вас министром иностранных дел. Не забудете?
Я поразился до глубины души:
— Вас?!
Сатурн-Президент всплеснула руками:
— Нет, ну какие способности…
— В связи с экстренным пролетом фрегата Объединенного Космофлота Солнца прибытие планет-экспресса «Ситутунга» задерживается на двадцать семь геоминут, — объявил софус космопорта. — Сатурн-диспетчер Георгадзе приносит извинения и гарантирует, что предоставит возможность ликвидировать отставание на трассе.
— Интересно, этот несчастный Георгадзе когда-нибудь отдыхает? — удивилась Мод.
— Быть может, он робот, — проворчал Круклис.
Я похлопал его по плечу.
— Не переживай.
— Попробуй тут. Я опозорен, Серж. Чтоб какие-то девчонки… такого мудреца… Я же с Кроноса лечу!
— Тебе нужно развеяться.
— Это есть возмездие за прошлые жизни, Серж.
— Если и так, то не самое болезненное.
— Давайте прогуляемся, — предложила Мод.
После Кроноса это было едва ли не первым проявлением инициативы с ее стороны. Я обрадовался:
— Давайте, давайте!
Мы вышли в зал ожидания. Наступал вечер. За высокими окнами сгущалась тьма. Свет ламп многократно отражался в стеклах, создавая череду миражей. Центральный зал вокзала, и без того огромный, терялся в зеркальной бесконечности.
Просторные помещения на Титане — не каприз, не роскошь и не дань моде. Это дань необходимости. Человек здесь весит немногим больше, чем на Луне, и процесс прямохождения имеет особенности. Отталкиваешься от пола, виснешь в воздухе и размышляешь о чем-нибудь. Либо разглядываешь макушки тех, кто еще не прыгнул. Потом, если ни с кем не столкнешься, медленно опускаешься метрах в трех—четырех. Совсем не обязательно в том самом месте, куда стремился.
Вот такими растянутыми, порхающими шагами к нам подходили и подходили люди. Пожимая руки, отвечая на приветствия и поздравления, мы постепенно приблизились к памятнику человеку, открывшему Титан. Он был установлен меж двух фонтанов с сонно падающими струями.
Волнообразный пьедестал, суживаясь кверху, переходил в фигуру мужчины, обеими руками опирающегося о старинную конторку. Движение вверх продолжалось линией шеи, вырастающей из отложного воротничка, поднятым лицом и взглядом, устремленным к невидимым во мглистом небе звездам. На постаменте мерцала надпись:
ХРИСТИАН ГЮЙГЕНС
1629—1695
Прожив так мало, сделал так много
СПАСИБО!
— Да, — сказал Круклис. — О нас так не напишут. Живем бесстыдно долго.
— А спасибо скажут?
— Серж, тебя мало благодарили?
— О! Больше, чем Гюйгенса. Вот кого бы графом сделать.
— Не все в моих возможностях.
— А что в твоих возможностях?
— Зависит от обстоятельств.
— А в нынешних обстоятельствах?
Круклис неохотно повернулся ко мне.
— Серж, человека не переделаешь. Что с ним ни твори, человеческая основа сохраняется, точно тебе говорю. Наслоения возможны разные, а вот основа — та. Среди людей я такой же людь, как все. Только чуток постарше.
— Это что, этика?
— В том числе.
— Хорошая штука — этика.
Круклис усмехнулся.
— Ты все еще меня опасаешься?
— Не тебя. Тех, кто чуток постарше.
— Вот это правильно. Сам опасаюсь.
— Ого! Такое, значит, положение, Парамон?
— Такое, Серж.
— И что же делать?
— Учиться, — неожиданно сказала Мод.
И я вспомнил, что опасаться нужно не только за Круклиса. Но не знаю почему, вместо этого почувствовал другое Неожиданно я почувствовал себя тюремщиком. Тут очень кстати объявили посадку.
11. ПЛАНЕТ-ЭКСПРЕСС «СИТУТУНГА»
Форма планет-экспресса второй половины XXVIII века оказалась весьма лаконической — усеченная сфера. В выпуклой части поэтажно располагались обзорный зал, каюты пассажиров и экипажа, рестораны, места для отдыха и развлечений, обширный парк-оранжерея. Ниже мощной антирадиационной плиты находились цистерны, гравитоны, реакторы, двигатели, просторный грузовой трюм и шлюзы.
Посадочные устройства отсутствовали. Планет-экспресс никогда не совершал посадок. Он пребывал в беспрерывном движении, то приближаясь к Солнцу, то удаляясь. Пролетая мимо очередной планеты, лайнер принимал новых пассажиров, высаживал желающих, после чего продолжал свой бесконечный рейс. Словом, планет-экспрессы представляли собой развитие известной идеи «Космического странника», высказанной старороссийскими учеными Гительзоном, Барцевым, Охониным и Межевикиным в конце XX века.
Никаких ангаров и переходных тамбуров на «Ситутунге» тоже не предусматривалось. Спасательные шлюпки и те крепились к наружной обшивке. А поднимающиеся с планет ракетопланы погружали носы прямо в шлюзовые камеры, устья которых находились в днищевой части судна, между раструбами дюз. Люди выходили, входили. После этого челноки отчаливали, а планет-экспресс продолжал свой бег. Его полет не прерывался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
