Мне нужны были отчеты и записи, сделанные в лечебнице. К счастью, у меня были знакомые среди судебных властей Лос-Анджелеса. Его честь Сай Ресселмен внимательно выслушал меня, и я получила не только то, что хотела, но и приглашение на обед. Сай был пятидесятипятилетний вдовец, с которым я много лет подряд встречалась в суде, между нами никогда не было ни малейших неясностей и мы нравились друг другу. Во всяком случае, и приглашение, и необходимые разрешения я приняла с большой благодарностью.
То, что я прочитала в больнице, заинтриговало и потрясло меня. До сих пор я не видела фотографии Джейсона Девэлиана. И лишний раз убедилась, как сильно наше мнение о человеке зависит от внешности. Фотография, сделанная сразу после ареста, изображала отвратительную личность с узким и длинным носом, узкими губами, беспорядочной копной сальных волос и узкими усиками. Нужно было, чтобы он выглядел злобным и отталкивающим.
После приема его в больницу было сделано другое, улучшенное фото, ведь государственный защитник почти обелил его. Больше в газетах не помещали ни одного его снимка — убийство женщины, совершенное ее любовником, перестало интересовать прессу. Глядя на этого нового Девэлиана, даже я засомневалась, правильно ли подавать его в криминальном освещении. Он был модно подстрижен, аккуратно выбрит, взгляд его был совершенно спокоен. На губах даже играла легкая улыбка.
Я узнала, что после того, как его мать бежала от семьи, Девэлиан остался на попечении отца, который приставал к нему с грязными требованиями. Он говорил, что мать никогда не пыталась оградить его от этого, хотя с ней ее муж обходился не лучше.
Отец совершенно изолировал сына от общества и держал его как узника. Они жили на большой ферме в Небраске, но вокруг были только наемные работники, никто из которых не состоял в сколько-нибудь тесных отношениях с их семьей. Он не посещал школу и не знался со сверстниками. Его образование составляло неполных четыре класса, но он все-таки выучился чтению и математике в пределах, превосходящих этот уровень. С тринадцати лет, когда он бежал от отца, он сам о себе заботился, зарабатывая на жизнь как законным, так и незаконным путем.
Теперь у меня уже не могло быть сомнений, что я читаю описание дела, ранее пересказанного мне Томом. Конечно, Том понимал, кому он сообщает эти подробности, поэтому и скрыл от меня, о ком идет речь. Но я его не виню: ведь в ту ночь я сказала, что больше не хочу ничего знать о его трагедии и интересует меня только его семья, его детские годы, его профессиональная жизнь. Однако меня немного смущало, что он рассказывал о человеке, убившем его близких, с таким бесстрастием.
Я продолжала читать дальше. В первые несколько недель пребывания в лечебнице Девэлиан подвергся весьма интенсивному лечению, но, судя по его участию в коллективных процедурах и присутствию в общей столовой, игре в карты и шахматы, он был вполне в форме. Сиделки, консультанты и психиатры оставили прямо-таки восторженные отчеты о его поведении, о глубине раскаяния и желании начать новую жизнь. И очень скоро было рекомендовано перевести его в другую лечебницу, менее строгого режима.
Вот тут-то и таилось решающее доказательство.
Убийство Лоулеров произошло пятнадцатого марта. А перевод Девэлиана официально датирован восемнадцатым марта. Но мне было ясно, что первоначально на документе стояло тринадцатое число, которое позднее было исправлено на восемнадцатое. И в ночь убийства Девэлиан уже находился на новом месте.
— Том Лоулер не совершал этого, — сказала я в тот же вечер Саю. — У него была на руках пациентка.
— А что там с угрозами? — спросил он.
— Записанными на автоответчик? Согласно отчету, Лоулер утверждал, что, работая в криминальном окружении, не такая уж редкость — получить угрозу по телефону. Поэтому он и не принял достаточно действенных мер. Он даже не стал предупреждать жену и торопиться домой после окончания дел.
— Что же он все-таки предпринял?
— Он сообщил в полицию, но ему ответили так, как всегда отвечают в подобных случаях: никаких особенных мер принять невозможно. Он сказал, что ему угрожают обитатели тюрьмы, но если человек уже находится в месте лишения свободы, нельзя установить за ним какое-то особое наблюдение.
— Вы до конца изучили протокол перевода?
— О, единственное, что можно утверждать наверняка, так это то, что подписан он был лечащим психиатром. Когда и кем была изменена дата, остается тайной. Может быть, кем-то из сотрудников, а может быть, самим врачом, когда он осознал, что его тоже могут призвать к ответственности за совершенное преступление. Кроме того, записи о состоянии его здоровья продолжаются до восемнадцатого числа, но их легко было сделать и после того, как он был переведен на новое место. В этот спорный пятидневный период врач его не посещал. Я даже думала, что Девэлиан мог изменить дату самостоятельно, но пациенты заперты в палатах и не имеют доступа к посту медсестер.
— Когда Девэлиана арестовали, — продолжала я, — это был дикий зверь. Потребовалось участие четырех полицейских, чтобы только надеть на него наручники. А читая о его пребывании в больнице, думаешь, что это само обаяние. Похоже, у него были свои люди среди персонала, потому его и перевели так быстро.
— Какое имеет значение, раньше его перевели или позже?
— Сай, ведь ты судья, ты знаешь, какая прекрасная вещь — осуждение на неопределенный срок. После месячного заключения и установления диагноза он поступил в распоряжение лечащего врача. Если бы они нашли его буйным и опасным для окружающих, то задержали бы его. А если бы он показался им слабоумным, но управляемым, они могли поступить с ним, как им угодно. Они могли вообще выпустить его, если суд не дал им насчет него особого распоряжения. А этого сделано не было.
— Да, этого сделано не было, — повторил Сай, — потому что это было семейное преступление и партнеры представляли опасность лишь друг для друга. Поскольку одна из них была мертва…
— Да-да, такое случается каждый день, — сказала я. Нельзя было предъявить иск от имени умершей женщины и никого не интересовало продолжение этого дела, оно не было связано с другими делами, никто не был заинтересован в том, чтобы преступник получил по заслугам.
— А затем, — продолжала я, — он надел поверх своей одежды куртку санитара и вышел из больницы. Он отправился в бар, заказал себе пива, немного поболтал с постоянными посетителями, потом сел на автобус и отправился в фешенебельную часть города. Он забрался в дом, взял деньги и драгоценности и устроил пожар, чтобы скрыть следы преступления. А когда прибыли пожарные, он, не возбудив ничьих подозрений, дожидался автобуса в четырех кварталах от места происшествия. Дом очень пострадал. Но персонал составил на него соответствующее донесение и полиция разыскала тех, с кем он успел перекинуться парой слов во время своего самовольного отгула. Он, видите ли, собирался приобщаться к гончарному искусству. Записался на курсы керамики.
