class="p1">– Я знаю теперь совершенно точно, – начал он. – Мы, кёльнцы, знамениты прежде всего благодаря нашим святым. У нас их небывало много; но самые известные, безусловно, одиннадцать тысяч дев и четыре волхва.
– Четыре? – воскликнула Финхен. – Их же всего три!
– Четыре! – настойчиво повторил Шмитц. – Наша песенка о волхвах начинается так: «Идут здесь четыре волхва за звездой: Каспар, Мельхиор, Валтасар и Беорн».
Милая Берта пришла к нему на помощь, охотно демонстрируя и свои познания:
– Да, это правда! В «Волшебном роге мальчика»[47] точно так написано. И эти четверо волхвов там представлены довольно неприятной компанией. Они едят и пьют, но почти не платят!
– Три! Три же! – не унималась Финхен. – Праздник трех волхвов – значит, их трое!
Но мой друг был неумолим.
– Вам, увы, невдомек, – разжевывал он. – К несчастью, вы привержены англиканской церкви, поэтому вам сложно воспринимать правильный христианский католицизм. Но все же в глубине вашей лютеранской души вы должны понимать, что Святая Троица суть одно целое! И если три может быть и одним, так почему же трио не может быть и квартетом?
– Но ведь над алтарем было только три буквы, – мучительно выдохнула Финхен. – Одна «К», одна «М» и одна «В»!
– И что с того? – парировал Шмитц, которому горячий напиток придал храбрости. – Точно так же, как если бы речь шла о сигаретах, одна «М» могла означать и Маноли, и Мурати, так же и «В», говоря о волхвах, может относиться и к Вальтасару, и к Вернарду! Вам стоит попытаться, любезная фройляйн, меньше использовать разум при подходе к таким вопросам, но более доверять чувствам! Пока вы созерцаете образы Мадонны и святые мощи только с эстетической точки зрения и пока ваши эстетические чувства не разделены с религиозными, ваша душа висит безнадежно и безжизненно, как Шмик из Дудевагена!
– Кто-кто? – требовательно спросила Финхен. – Кто это – Шмик из Дудевагена?
Но мой друг Петер уже давно разошелся.
– На этом я не буду заострять внимание, – отрезал он. – Спросите при случае какого-нибудь другого господина из Кёльна! Куда важнее сейчас постичь священную мистику цифр. Просто вникните в формулировку центральной теории, как ее преподносит Фридрих Шлегель в своем «Геркулесе Музагетесе»:
Разве не знаешь ты о подвижности трех
и о четырех образах?
На самом деле – так желает Бог —
ты никогда не придешь к единству!
Финхен, совершенно ошарашенная, вперила в него взгляд, но Петер Шмитц только сделал еще один глоток и продолжил:
– А теперь я расскажу вам про наших святых одиннадцать тысяч дев. Несмотря на то что эти прекрасные девушки все были англичанками – это первая английская команда, которую мы приняли у себя в Кёльне, – они являются нашими святыми. Видит Бог, пробыли они у нас недолго – все одиннадцать тысяч дев истребили, не успели они и ступить на землю Кёльна. Поэтому их останки так священны. Конечно, мы, кёльнцы, и волоска их не тронули, это все дело рук гуннов, которые тогда тоже навестили эти края. Если бы они вдруг пришли снова и повторили с какими-нибудь английскими девами то, что они сделали тогда, мы бы и к этим мощам относились с не меньшим почтением. Было бы куда милее и благообразнее положить рядом с этими девами одиннадцать тысяч юношей. Увы, это лишь благочестивая мечта! Предводительницей одиннадцати тысяч дев была дочь английского короля. Ее звали Урсула. Она была набожна и целомудренна. Вместе со своими подругами Кордулой и Пиносой и еще с десятью тысячами девятьюстами девяносто семью девушками она решила отправиться в Рим. Они сели на корабль и поплыли по морю и вверх по Рейну, высадились в Базеле и уже пешком направились через Альпы в Италию, чтобы в Риме выразить папе свое почтение. Затем предстоял путь домой. Когда одиннадцать тысяч дев прибыли в Кёльн, случилось несчастье – кровожадные похотливые гунны подстерегли их. Святая Кордула хотела спастись и сперва спряталась под палубой, но на следующий день пожалела о своем малодушии. Жажда мученической смерти проснулась в ней. Она выбралась наружу и тоже была растерзана…
Вот, мои дорогие дамы, – продолжал Шмитц, наполняя очередной бокал. – Такая у нас история. Теперь вам уже не обвинить меня в том, что я ничего не знаю о святых своего родного города. Но я должен еще кое-что добавить: на самом деле я не верю в эту историю, точнее, верю только наполовину. То, что одиннадцать тысяч английских дам навещали эти края, безусловно, мы и сегодня каждый день наблюдаем, какую любовь англичане питают к нашему Кёльну. Что касается набожности и целомудрия дочерей Альбиона, в это я тоже скорее верю, ведь все знают, что целомудрие может быть так же заразно, как и похоть. Но то, что каждый истинный кёльнец должен признать чистой выдумкой, так это безжалостное истребление одиннадцати тысяч дев гуннами. Нет, на самом деле дев из Англии никто не убивал, как это показано на картине мастера Генриха в левом крыле собора, они живы и по сей день. И все они служат на благо нашего города в самой важной его индустрии!
– Живы и сегодня? – охнула Финхен. – Чем же они занимаются?
– Так послушайте, – воскликнул Шмитц. – У нас есть старая кёльнская песенка, что воспевает их безусловно анонимное, слабо известное, но все же уважаемое ремесло. – И он завел во весь голос:
В Кёльне на Рейне были когда-то
Святые волхвы.
Дев там найдется на каждого брата,
Там их одиннадцать тыщ.
Каждая в бочке огромной сидит,
Пьет-отливает – в бочке бурлит.
Так производят с давешних времен
Кёльнский отменный о-де-колон!
– Как вам не стыдно! – вскричала милая Финхен. – Как вы смеете…
Но Шмитц не дал ей договорить:
– Подождите немного, фройляйн, и сами увидите, как это точно и правдиво. Секрет изготовления «кёльнской воды» строго охраняется. Но как же, по-вашему, до него никто не добрался и за много сотен лет? Уже по всему миру начали бы производить кёльнскую воду, если бы была возможность! Только ее нет: где же найти для этого еще одиннадцать тысяч дев? Видите ли, некоторые фирмы когда-то давно уже поделили между собой имевшийся в наличии материал. Их хорошо кормят, и им не нужно как-то себя утруждать. Нужно только пить кёльнское пиво, мозельское вино и особенно трирский чай. Будучи англичанками, они делают это охотно. Кроме того, чем больше они пьют, тем больше могут произвести! И чем больше они
