Эта идея представилась мне до того детской, что я прыснул. Но Димка забросил свою «лесу» в воду, и не успел я опомниться, как он, упершись ногами в берег, уже кричал:
— Помогай, Вася, а то этот барон уйдет!
Карп так сильно рвался, что удержать его стоило большого труда. Мы все-таки выволокли рыбину на берег. Она была чуть не в полпуда весом.
— Вот и ужин сразу на четыре персоны, — смеялся Димка.
Мне такой способ ловли казался просто чудом. На шубный крючок поймать рыбу! Но дело объяснялось просто: привязанную корочку карпу мешал проглотить болтающийся на шпагате крючок, и, чтобы отделаться от помехи, карп проглотил крючок и выбросил его сквозь жабры. Димка натянул шпагат и — карп был наш.
Мне сразу представилась Золотая Долина и то, как мы ловили там рыбу. Каким далеким и прекрасным казалось теперь наше глупое милое детство!
Но хоть мы и повзрослели в неволе, приглушенные крики огласили наш бивуак, когда Димка швырнул еще живую добычу к ногам Белки.
Мы решили, что нам ничто уже не грозит, и остались ночевать в развалинах. Небольшой костерок освещал нашу скво, которая жарила рыбу на углях.
Стемнело. В небе светились звезды. Наши тени дрожали и ломались на остатках стен. Вдруг совсем рядом с нами поднялся шум, и кто-то закричал страшным нечеловеческим голосом.
— Сова, — спокойно проговорил Димка.
Но от этого не стало веселее. Страх сковал нас всех, и в это время из-за стены высунулась собачья морда. Мы все так и подскочили. Собака исчезла.
— Попались! — шепнула Белка.
Обмершие, смотрели мы в тот пролом, где скрылась собака. И вот она снова выглянула.
Левка громко зачмокал губами. Гостья вышла из-за стены и, прижавшись к земле, поползла к Левке. Хвост ее отчаянно колотился, она повизгивала, всячески изъявляя свою радость и преданность. Левка похлопал себя по колену, и собака, визжа от радости, прыгнула к Большому Уху, лизнула его в щеку.
Мы расхохотались. Пес, очевидно, был брошен хозяевами. Он обезумел от радости, что видит, наконец, в своем доме живых людей.
Я проснулся от холода. Небо над нами было чистым, и, как всегда на рассвете, сильно посвежело. Костер давно погас. Обильная роса вымочила одежду. Я поднялся с травяной постели, и меня бросило в дрожь. Откуда-то выскочила собака и села против, глядя преданным собачьим взглядом. Первое, что хотелось сделать, — разжечь костер. Но безопасно ли это? Не выдадим ли мы дымом свое местонахождение?
Я вскарабкался на стену и стал оглядывать горизонт. Проснулся Димка.
— Что ты увидел, Молокоед? — спросил он.
— Ничего.
Покряхтывая от холода, Димка быстро собирал щепочки, чтобы запалить огонь. Он растолкал Белку, попросил у нее спички, и та, не отрывая головы от согревшейся травы, полезла в карман и протянула ему коробок.
— Сейчас нечего бояться, Молокоед, — говорил Димка, разжигая костер. — Не ночевали же они здесь! Опасность придет не раньше восьми часов.
Скоро мы согрелись и тормошили Белку, скрючившуюся в три погибели, предлагая воспользоваться огоньком.
— И что вы так рано поднялись! — возмущалась Нюра, зевая и подставляя огню то один бок, то другой.
А я подсел к Левке. У него все еще был жар. Я завернул ему рубашку и хотел отодрать от живота бинт, но он сморщился, хлестнул меня по руке и прошипел:
— Не надо трогать… А то еще больнее будет…
— Тебе что, больно?
Левка молча кивнул, и в его глазах сверкнули слезы.
Я позвал Белку.
— Ты сдавала нормы ГСО?
Она кивнула.
— Тогда ты должна знать, как отдирать бинт от раны при перевязке!
— Надо смочить бинт теплой водой. Я сейчас согрею.
Левка отчаянно сопротивлялся, но я все-таки уговорил его сделать перевязку. Белка очень осторожно поднимала бинт, но он до того крепко присох к телу, что бедный Левка шипел, вскрикивал, ругался, пока Белка не оторвала бинт от одной раны. Я невольно зажмурился. На рану было страшно смотреть. Но Белка не обращала внимания на корчившегося раненого и продолжала снимать бинт.
— Найдите мне листья подорожника, — деловито бросила наша скво.
Этого добра росло вокруг столько, что мы с Димкой быстро нарвали по охапке зеленых листьев. Белка накрыла ими все раны, потом вытащила откуда-то новый бинт и, пока мы поддерживали Левку, забинтовала его.
Как настоящая хозяйка, Белка стала беспокоиться о завтраке:
— Принесите воды!
— Я прихвачу и рыбы, — проговорил Димка. — Настраивайтесь на уху.
Он собрал свою снасть, взял кусочек хлеба, котелок и убежал. Как и вчера, вернулся с двумя большими карпами, бросил их на землю.
— В каком магазине покупал? Почем килограмм? — смеялась Белка, принимаясь чистить карпов.
Я снова взобрался на стену. Уже вышло солнце. Оно поднимало с полей пар, играло в ручейках, скатывавшихся по склону, и, если б не развалины, можно было подумать, что мир и благодать царят над Германией.
Мое внимание привлекли движущиеся точки на горизонте. Вглядевшись внимательно, я понял, что идут два человека.
— Гасите огонь! — крикнул я и соскользнул со стены.
Сомнений не было. Наши преследователи снова вернулись к тому месту, где нас потеряли.
— А где Димка? — спросил я у Белки.
— Да здесь где-то был, — проговорила она, торопливо разбрасывая костер и поливая на него из котелка.
Димка вылез откуда-то из камней и обломков шифера, радостно осклабившись, сообщил:
— Ребята, здесь чудесный подвал!
Ни слова не говоря, я втолкнул Белку в отверстие, из которого только что вылез Димка, бросил туда наши рюкзаки:
— Они идут сюда! Давайте все прятать.
Мы растормошили ничего не понимавшего Левку и осторожно опустили его в подвал.
Пока Димка уничтожал следы нашего пребывания, я снова забрался на стену. Враги были от нас уже настолько близко, что я не мог не узнать Рудольфа Фогеля и Думмкопфа. Немцы остановились, оглядывая местность. Наконец, Фогель протянул руку к развалинам. Преследователи свернули к нам. Я сполз со стены и увидел, что Димка уже подтащил к отверстию кусок шифера, которым собирался прикрыть вход.
— Найдут, — опасливо покосился я на его затею.
— Ничего не найдут. Тут его вон сколько, — обвел он рукой развалины, усеянные кусками шифера.
Мы нырнули в темную дыру и, опустив над головой шифер, стали слушать. Собака терлась у моих ног. Я нагнулся и зажал ей рукой пасть, чтобы не вздумала гавкать. Преследователи были уже над нами. Мы отчетливо слышали их шаги и голоса.
— Ночевали здесь, но ушли. Только что. Если поспешим, схватим.
— Подожди, не сидят ли они в камнях? — ответил голос Рудольфа.
Над головой у нас послышались толчки, посыпалась пыль и каменная крошка. Чувствовалось, что наверху ворочают камни. Потом резко грохнуло, и я едва успел отскочить: куски шифера с шумом полетели к нам в подвал. Голоса стали тише, пока не затихли совсем.
— Ушли, — прошептал Димка, переводя дыхание.
— А может, хитрят, — возразил я. — Притаились и ждут, когда мы вылезем…
Димка осветил спичкой подвал и улыбнулся. Несмотря ни на что, на огромном сундуке, прижавшись друг к другу, мирно спали Левка и Белка.
— Хоть живьем бери, — произнес Димка.
— А что ты хочешь? Еще хорошо, что Белка выдержала, такой путь. Все-таки она — молодец!
Наконец мы решили выглянуть наружу. Димка уперся руками в камень, который, разбив шифер, вошел в отверстие, и удивился:
— Что за черт?
Камень не отодвигался. Мы пробовали приподнять его вдвоем, но скоро убедились, что нам это не под силу. Только тут я понял, что значил грохот снаружи, который мы слышали, — нас придавило камнем.
Димка снова чиркнул спичкой, чтобы осмотреть каменный свод, и я увидел его побелевшее лицо. Но спокойно, как и всегда, Дубленая Кожа проговорил:
— Ничего, Молокоед, как-нибудь выкрутимся.
— Я вовсе и не боюсь. Это даже хорошо получилось: теперь они нас ни за что не найдут.
— Теперь нас, пожалуй, вообще никто не найдет…
Только сейчас я осознал наше положение: мы погребены заживо! Я промолчал. Стоило ли говорить страшные слова, когда, может быть, еще есть надежда выбраться…
Мы принялись шарить руками в темноте, чтобы найти хоть какое-нибудь подобие выхода из этой могилы. Безуспешно!
— Знаешь что, Димка? Давай условимся: Левке пока ничего не говорить.
— А Белке?
— Белке можно. Она — не робкого десятка. А Левке мы скажем, что спрятались сюда от Фогеля и выжидаем, пока он снимет осаду.
Мы принялись обшаривать наш склеп. Нашли большой бидон с маслом.
— Ничего, — весело воскликнул Димка, потирая руки, — жить можно!
Он попросил у проснувшейся Белки какую-нибудь тряпочку и, когда она дала ему носовой платок, оторвал от него полоску, потом оборвал у своего пиджака пуговицу, просверлил в ней дырочку и пропустил через нее тряпочку. Получился фитиль, который Димка тут же обмакнул в масло и поджег. Фитиль затрещал, но уже через несколько минут спокойно плавал в бидоне с маслом и мирно освещал наше жилище.
