Само слово "парфении" в качестве официального термина кажется невозможным. Буквально оно означает "отпрыски незамужних женщин", которые поэтому еще считались девицами. У Гомера в "Илиаде", например, parqevnio" означает "девой рожденный" (XVI, 180). В словаре Свиды оно толкуется как "рожденные девицей до брака" (Suid. s. v.). Подобное прозвище могло быть дано в насмешку. Однако у нас есть аналог тоже из спартанской социальной терминологии, который подтверждает возможность образования новых терминов из первоначальных издевательских прозвищ. Это слово "мофон", или "мофак". В схолиях к Аристофану под movqwn имеется в виду наглый, дерзкий человек, выскочка и простолюдин (ad. Plut. 279; Eq. 634). Сам этот термин возник не ранее середины IV в., превратившись из первоначального полупрезрительного-полунасмешливого обращения в устойчивое социальное понятие. Такой путь от слова, несущего в себе элементы социальной и моральной ущербности, к новому техническому термину был вполне возможен там, где необходимо было подчеркнуть двусмысленность и неопределенность той или иной социальной группы. Г. Шефер сравнивает как явления одного порядка слово "парфении" с теми издевательскими прозвищами, которые дал Клисфен из Сикиона своим побежденным противникам (Her. V, 67)[015_75].
В обеих рассмотренных версиях, как у Эфора, так и у Антиоха, мы встречаем след илотов. У Антиоха илоты фигурируют в качестве отцов парфениев, у Эфора - это союзники парфениев, вместе с ними участвующие в заговоре. По-видимому, илотов-заговорщиков можно идентифицировать с таинственными эпевнактами (ejpeuvnaktoi от eujnhv - "ложе"; eujnavzw - "укладывать в постель"), о которых упоминают Феопомп и Диодор (VIII, fr. 21). Феопомп у Афинея рассказывает следующее: "Когда многие лакедемоняне погибли во время войны с мессенцами[015_76], то оставшиеся в живых в качестве меры предосторожности возвели некоторых из илотов на брачное ложе (ejf j eJkavsthn stibavda) тех, кто погиб; а позже, сделав их даже гражданами, они прозвали их эпевнактами, потому что те были помещены на ложа вместо погибших" (271 c-d).
Наш перевод отражает общепринятое понимание данного отрывка. Но кое-какие детали внушают все-таки сомнение в правильности его толкования. Во-первых, слово stibav". В греческом языке оно не употребляется в значении "брачное ложе". Это скорее "походный тюфяк". В любом случае это очень скромная и простая подстилка из соломы. На подобных подстилках спали спартанские мальчики в агелах (Plut. Lyc. 16, 14). Если понимать это слово как "походный тюфяк", то выходит, что илоты сменили спартиатов вовсе не на брачных ложах, а на войне[015_77]. В какой-то мере подтверждает подобную мысль и употребленный Феопомпом глагол katatavttw, который очень часто встречается в "военных" текстах в значении "выстраивать (войско)", "зачислять кого-либо (в отряд, в армию и т. д.)". Таким образом, конец фразы можно понимать так: "они прозвали их эпевнактами, потому что те были помещены вместо погибших на их военные тюфяки". Но такому толкованию мешает достаточно прозрачное значение слова "эпевнакты" - спальные друзья, наложники. Как снять это противоречие? Здесь есть два варианта. Во-первых, в отношении Спарты, где официально культивировалась простота и бедность во всем, в том числе и в брачных отношениях, употребление слова stibav" в значении "брачное ложе", может быть, не так уж и невозможно (ср.: Xen. Lac. pol. 1, 5). Но, скорее всего, свидетельство Феопомпа содержит в себе следы спутанной традиции, в которой вместе соединены два эпизода: первый - рекрутирование илотов в спартанскую армию вместо погибших спартиатов, и второй - массовая их женитьба на вдовах погибших[015_78]. О массовости явления говорит появившееся именно тогда полупрезрительное-полунасмешливое прозвище "эпевнакты", которое и засвидетельствовано нашей традицией.
По-видимому, история с эпевнактами зафиксировала какую-то действительно имевшую место в архаической Спарте практику наделения гражданскими правами неграждан, может быть даже илотов. Аристотель отметил эту особенность социальной политики архаической Спарты. По его словам, "при первых царях... права гражданства давались и негражданам (metedivdosan th''" politeiva), так что в то время, несмотря на продолжительные войны, малолюдства не было..." (Рol. II, 6, 12, 1270 a 34-36). Какие именно категории спартанского населения разделяло со спартиатами гражданство, Аристотель не уточняет. Однако в VIII в. при еще только формирующейся системе илотии грань между свободными и илотами не была столь резко выраженной, как это станет позже. Наступление спартанцев на южную Лаконию закончилось незадолго до начала Первой Мессенской войны, и часть лаконских илотов была илотами в первом поколении. Традиция об эпевнактах, очевидно, и зафиксировала этот момент - сравнительную открытость спартанского общества и возможность кооптирования туда различных социальных и национальных элементов, в том числе и илотов.
Cледуя традиции, мы признаем в эпевнактах илотов[015_79], но с некоторыми оговорками. Свобода им, скорее всего, была дарована не за "спальные" услуги, а за участие в Первой Мессенской войне, причем свободу они могли получить до, а не после начала военной кампании[015_80]. Наделение их частично (право эпигамии)[015_81] или даже полностью гражданскими правами было, возможно, признанием уже post factum их военных заслуг перед Спартанским государством. Гражданами они были сделаны позже - именно так можно понять слова Феопомпа (ap. Athen. VI, 271 d - ou}" kai; polivta" u{steron poihvsante").
Этот случай - дарование илотам гражданских прав - последний, известный нам в истории архаической Спарты. Далее развитие социальной организации Спарты пойдет по пути формирования кастового гражданского коллектива, полностью закрытого для пополнения извне. Стремление спартанского полиса вытолкнуть из своей среды всех лишних, будь это недовольные группы из числа младшей аристократии (парфении) или из числа "новых граждан" (эпевнакты), как раз и фиксирует конец одной эпохи и начало другой.
Вероятно, около 750 г. Амиклы стали интегральной частью спартанской общины, войдя в нее как одна из спартанских об, или деревень[015_82]. Любопытной деталью истории окончательного замирения Амикл является то, что кампанию против Амикл возглавил Тимомах, аристократ из клана Эгеидов. В единственном фрагменте из "Лакедемонской политии" Аристотеля, где речь идет о доликурговых временах, объясняется причина появления в Спарте представителей фиванского рода Эгеидов[015_83] (Pind. Isthm. 7, 14-15; Arist. ap. Schol. Pind. Isthm. 7, 12-15 = fr. 532 Rose3)[015_84]. Согласно Аристотелю, Эгеиды были приглашены в Спарту по совету оракула во время напряженной борьбы Спарты с Амиклами. Отдельные персонажи из этого аристократического клана руководили наряду с царями важными военными кампаниями Спарты в VIII в. (Pind. Isthm. 7, 14-15; Paus. IV, 7, 8). Так, Тимомах из рода Эгеидов довел осаду Амикл до конца. Он назван первым организатором военного дела в Спарте. После смерти Тимомах почитался как герой. К кадмейским Эгеидам принадлежал и Эврилеон, один из спартанских военачальников времен Первой Мессенской войны (Paus. IV, 7, 8). По мнению Дж. Хаксли, в VIII в. Эгеиды были почти так же сильны, как и сами цари. Можно думать, что после завоевания Амикл именно представитель Эгеидов был поставлен во главе города, возможно, под именем архагета[015_85]. В Амиклах, согласно Аристотелю, во время Гиакинфий выносились и были предметом поклонения доспехи Тимомаха (ap. Schol. Pind. Isthm. 7, 12-15). По свидетельству Пиндара, Эгеиды были жрецами Аполлона Карнейского, и в качестве таковых они председательствовали в Амиклах во время Гиакинфий (Pyth. 5, 68-79).
Если верна наша традиция, определяющая Амиклы как место заговора парфениев, то, может быть, верна и мысль, что за кулисами заговора стояли Эгеиды[015_86]. В таком случае для парфениев Эгеиды могли стать патронами. Эгеиды, в свою очередь, могли рассматривать парфениев как реальную военную силу, готовую противостоять спартанским властям[015_87].
Таким образом, в основании Тарента, похоже, принимали участие, по крайней мере, две группы: парфении, незаконные сыновья спартанских граждан, и эпевнакты, бывшие илоты. Причем и те и другие, возможно, были как-то связаны с Амиклами. Антиох сообщает, что задуманный переворот планировали осуществить в Амиклах во время празднования Гиакинфий (ap. Strab. VI, p. 278), а, как известно, поселенцы привезли с собою в Тарент культ Аполлона Гиакинфия (Polyb. VIII, 30, 2 - Полибий говорит о возжигании огня на одной могиле в Таренте, которая именуется то могилой Гиакинфа, то Аполлона).
Зафиксированная нашей традицией связь заговорщиков с Амиклами может быть удовлетворительно объяснена тем, что эпевнакты - это сравнительно недавно превращенные в илотов жители ахейских Амикл. В свою очередь, многие из парфениев, как думает Дж. Хаксли, также были тесно связаны с Амиклами и авторитетным тамошним родом Эгеидов[015_88], так что социальная проблема для Спарты была отягощена еще и национальной. Амиклы в Лаконии были последним крупным ахейским центром, который вплоть до середины VIII в. сохранял остатки независимости. Позднее Амиклы стали для Спартанского государства важнейшим религиозным центром - местом, где справлялись знаменитые Гиакинфии, посвященные Аполлону (о Гиакинфе и Аполлоне см.: Paus. III, 19, 3).
