– Вот что, – сказал он, – когда все кончится, представь его мне. Желаю своими глазами посмотреть на это чудо.
– Конечно, сир, – отозвался Эрмин. – Всенепременно. Надеюсь, эта встреча вас не разочарует.
Король похлопал советника по плечу.
– А теперь ступай, – велел он. – Мне нужно выспаться. Завтра меня ждет совет магов и маршал армии.
– Я знаю, сир, – отозвался граф, бесшумно поднимаясь на ноги. – Доброй ночи, милорд.
Он коротко поклонился и пропал в темноте. Геордор пожевал губами, размышляя, не глотнуть ли вина, чтобы лучше спалось. Вылезать из-под теплого королевского одеяла не хотелось, и монарх откинулся на перины, пытаясь поудобнее пристроить ноющую на дождь ногу.
Когда заскрипела дверь в опочивальню, он, не раскрывая глаз, сказал:
– Пошли вон, дармоеды. Всему караулу завтра чистить королевские уборные.
– Да, сир, – покорно раздалось из темноты.
И дверь тихо закрылась.
* * *
Рон плохо помнил, чем закончился вечер. После пятой бутылки – кажется, пятой – воспоминания расплывались, как масляные пятна на воде, и терялись в темноте.
Не открывая глаз, алхимик попытался вспомнить, что было дальше. Кажется, они неплохо надрались. Так что наверх, в комнаты при таверне, их тащили на руках. Его и Сигмона – точно. Ослабевший Корд уснул раньше других, и его унесли в особняк стражи, потому что своего дома у одинокого капитана не было. А вот его и Сигмона...
Алхимик открыл глаза и увидел грязный дощатый потолок, затянутый паутиной. Ребристые доски грубой кровати больно резали ребра, а шея затекла – подушка оказалась жесткой, как старая буханка хлеба. Рон попытался встать, но в затылок ударил кузнечный молот, и алхимик со стоном повалился обратно на постель. Перед глазами все плыло, а во рту стоял мерзкий привкус, словно там ночевала бродячая кошка.
Отдышавшись, Ронэлорэн сделал вторую попытку. На этот раз он вел себя осторожнее – потихоньку поднял голову с подушки и, стараясь не делать резких движений, сел на кровати.
Крохотная комната с единственным окном была пуста. Вторая кровать, на которую вчера уложили Сигмона, пустовала. И не просто пустовала – она оказалась прибрана и заправлена, по-армейски чисто и аккуратно. Зато на грубом столе красовалась тарелка с колбасой и два кувшина.
Алхимик осторожно встал, добрался до стола и взял один из кувшинов. Почуяв знакомый запах, он издал стон облегчения и припал к целительному пиву. Не отрываясь, он выпил его до дна, вытер рот, вздохнул и лишь потом выругался в полный голос.
Сигмон ушел. Рон еще вчера заподозрил, что этим и кончится. Конечно, тан не согласился бы на предложение начальника стражи – никогда. Но алхимик надеялся, что хотя бы на этот раз друг его не бросит. Вчера вечером он даже пытался напоить Сигмона, чтобы тот хотя бы на день задержался в Ташаме. Но совершенно забыл, что вместе с новой шкурой Ла Тойя обзавелся и редкой устойчивостью к хмельному. И вот он снова исчез.
Допивая второй кувшин, Рон пытался утешить себя предположением, что тан просто проснулся пораньше и вышел по делам. Но получалось плохо. Беспокойная душа позвала Сигмона в дорогу, и он ушел. И алхимик даже подозревал, куда именно отправился его друг. Но это его ничуть не радовало.
Прикончив кувшин, Рон встал и подошел к окну. Распахнув деревянные ставни, он подставил лицо солнечным лучам и зажмурился от удовольствия. После пива он почувствовал себя намного лучше. Снизу доносился хор пьяных голосов, пытавшихся исполнить старую балладу о солнечном доме. Получалось плохо, но алхимик был рад, что праздник еще продолжается. Он подумал, что, пожалуй, задержится в Ташаме на недельку, а может и на две. Как получится. Ведь теперь перед ним открыты двери любого кабака, а юные девы видят в нем благородного героя... Да и не столь юные вдовушки тоже.
Он все еще предавался сладостным мечтаниям, когда крохотный комочек перьев камнем упал на его плечо. Алхимик вскрикнул, дернулся и облегченно вздохнул – это оказался всего лишь воробей.
Птица раскрыла клюв и приветственно зачирикала прямо в ухо Рона. Тот поморщился.
– Нет, – сказал он. – Только не сейчас.
Воробей продолжал чирикать, и теперь это походило не на приветствие, а на отчаянную брань.
– Кыш! – Рон взмахнул рукой и согнал пернатого нахала с плеча.
Тот соскочил на подоконник, возмущенно чирикнул и улетел. Алхимик тяжело вздохнул. Он знал, что скоро его найдет другая птица – больше и сильнее, чем воробей. И к ее лапке будет привязана маленькая бумажка, исписанная знакомым почерком. Но Рон очень надеялся, что появится она тут не скоро. Хотя бы через недельку, а лучше через две.
С треском захлопнув ставни, расстроенный алхимик натянул штаны и спустился в зал таверны. Очень хотелось старого гернийского – и желательно сразу бочонок. И очень не хотелось снова таскаться по дорогам в поисках бродяги по имени Сигмона Ла Тойя.
Глава 4. ЧУЖАЯ ПРАВДА
Покидая Ташам, Сигмон готовился с боем прорываться через заставы упырей, прятаться днями и ночами, блуждать по лесу, врать, изворачиваться, бесшумно убивать, идти по трупам... Словом, делать все, чтобы только добраться до столицы вольного графства. Тан заранее составил план бегства из города: оседлал Ворона, собрал в дорогу сумки, позаботился о еде для себя и для скакуна. В ночь праздника ему оставалось лишь тихо выбраться из таверны, пока хмельной Ронэлорэн мирно сопел на кровати.
Выбраться незамеченным из города, что отдался празднику, оказалось проще простого. На это Сигмон и рассчитывал – пока над улицами Ташама витал хмельной дух вперемешку со слезами, никому не было дела до одинокого всадника. Все ожидания сбылись, план удался. Тан был готов к любым неприятностям. К чему он оказался не готов, так это к тому, что все его опасения развеются, как утренний туман.
На лесном тракте, ведущем в Дарелен, он не встретил ни единой живой души. Дорога была пуста, словно заброшенная охотничья тропа. Ему так и не встретилась новая армия кровососов, спешащая к границам Ривастана, – а этого Сигмон опасался больше всего – не наткнулся он и на пикет вампиров, патрулирующих дорогу к вольному графству. Да что там, ему не встретилось даже одинокого новообращенного, отбившегося от армии кровососов. Широкий тракт, соединявший два государства, был тих, пуст и безопасен.
Сигмон, нисколько не скрываясь, гнал коня по пустой дороге – чутье зверя заранее предупредило бы о любой опасности. Поначалу осторожничал: ехал только днем, а первую ночь провел на вершине дерева, высматривая в темноте подозрительные фигуры. Но, убедившись, что упырями в лесу и не пахнет, не выдержал и пустил Ворона галопом. Все его опасения оказались напрасными, а желание поскорее увидеть Арли жгло сердце каленым железом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
